Фриск в Хогвартсе

Лифт шёл долго, снаружи что-то скрипело и тихонько тарахтело, в самой же кабине очень нехорошо подмигивал нашим друзьям свет. Непонятно было одно — шёл-ли он вверх или всё-таки вниз? Никаких кнопок, обозначений и самых тончайших намёков в лифте не было. Разве что… Странное табло с дружелюбной пиксельной рожицей, тускло светившей на царапины и грязные разводы на металле стен пристально следило за гриффиндорцами. — Эта одна из причин, почему я не хочу быть учёным, — неожиданно прервал тишину кроткий голос Папса, заставив свою соседку вздрогнуть. — Какая? — Учёные должны жить в каких-то странных вонючих подземельях, подолгу не видеть солнечного света и… постоянно смотреть на жуткие штуковины типа этой, — Папирус жалобно прищурился и недоверчиво указал на табло, которое, кажется, чуть мигнуло. — Ага… Интересно, а что это? — заинтересовавшись, Фриск приблизилась и сфокусировала взгляд на режущих глаз квадратиках. — Может это камера, и за нами наблюдают? — Возможно. Отцовские штучки, — встрепенулся парень, дрожащей рукой поправив шарф. Вдруг лифт резко покачнулся и замер. Когда свет на мгновение погас совсем, всё вокруг погрузилось во тьму, освещаемую лишь заманчивым изгибом ухмылки, а при появившемся через секунду освещении обнаружилось, что Папирус в страхе прижался к девушке. Наполняясь решительностью, та даже глазом не моргнула, лишь в упор сверлила взглядом табло и спокойно ожидала, что будет дальше. Будто не первый раз в жизни попала в жуткую подземную лабораторию с неизвестно какими водящимися в ней тварями, а пошла в знакомый продуктовый за хлебом. На счастье двоих ничего не произошло. Рожица лишь озорно подмигнула и погасла. Двери лифта с лязгом разъехались в стороны, и друзья, придя в себя, вышли. В пункте назначения было довольно холодно и сыро, потолок скрывался в мрачнеющей с каждым сантиметром мгле, а по полу, казалось, даже гулял жидкий морозный туман, заставлявший дрожать всем телом от кончиков пальцев до макушки. Повсюду пахло сыростью, а откуда-то даже легонько тащило чем-то подозрительно похожим на разлагающуюся гниль. Вдоль узкого коридора, по крошащимся влажным стенам висели электронные таблички, написанные на странном языке, таком необычном и непонятном, в то же время внушающем какое-то… беспокойство. И язык, и таблички, и покрытые холодными каплями тумана стены были такими же непонятными, как и само это место, создавая атмосферу загадочности и тревоги. Но друзья лишь уверенно продолжали идти, провожая взглядами минувший, постепенно теряющийся во тьме коридор. Коридор кончился, а с ним и таблички. Развилка. Направо или налево? — Что будем делать? — спросил гриффиндорец, боязливо поглядывая в обе стороны, всё стремясь ухватиться за спасительный рукав сокурсницы. Ни в одну, ни в другую сторону совсем не хотелось идти и даже предполагать, что может ждать их в конце пути. — Может разделимся? — бодро прозвенел голос Фриск среди безмолвия цвета потемневшего изумруда. — Ни за что! Я не пойду один, даже не упрашивай! — трусливо запротестовал Скелетон-младший. — Ой, да ладно тебе, Папс… — промычала девочка, лукаво поглядывая в приглянувшийся правый коридор. — Тут как-никак все свои — папа и брат. Ну давай! Или струсил? — Нет, я не струсил, просто вдруг с тобой что-то случится? — серьёзно заявил друг со всей своей ответственностью, мешающейся с хрипотцой, которая теперь казалась куда более мудрой. — Это же лаборатория! Вдруг что-то бахнется на тебя и… — Ладно-ладно, уговорил. Пошли направо что-ли? Девушка двинулась в выбранную ей же сторону, а Папирус растерянно поплелся за ней, оглядываясь по сторонам. Они шли долго, будто в бесконечном лабиринте, из которого нет выхода. Папирус начал дрожать, теперь уже не от холода. — Фриск, тебе не кажется, что мы блуждаем здесь около часа? — лихорадочно бубнил гриффиндорец. Однокурсница не отзывалась и решительно продолжала идти вперёд, но Папирус не унимался и продолжал ныть и канючить, как малое дитя. — Тихо! Ты слышишь? — перешла на шёпот предводительница. — Нет, я устал. Пойдём домой, Фриск, — принял наш герой образ трёхлетнего ребёнка, уставшего ходить по незнакомым ему улицам большого города. — А я слышу… Мне кажется нам туда, — взяв за руку побледневшего товарища, тихо сказала волшебница. Они повернули и пошли. И правда, шум становился громче. — Эй, вы кто? Что вы тут делаете? — внезапно прорезал тишь до боли знакомый бас с хрипотцой, который всегда появлялся за спиной, когда его не ждёшь. Который всегда был рядом и поддерживал в трудную минуту. Голос, который она так мечтала услышать ещё раз. Друзья резко обернулись на привычный, уже потерявший былую должную обыденность звук. В противоположном конце коридора стоял светловолосый, болезненно-бледный, до жути худой и осунувшийся низкий парень в синей толстовке и сером шарфе, туго обмотанном вокруг шеи живого мертвеца. Нейтральном шарфе. Неужели это он?.. — Санс?.. Это мы! — Кто "вы"?.. — подозрительно прищурился он. Друзья обомлели, в грудях синхронно ёкнули два сердца. — Немедленно убирайтесь, посторонним запрещено находиться на этой территории! — сурово гаркнул он и двинулся к "нарушителям". — Ну как же? Ты нас не узнаёшь?! Это я твой брат, Папирус! И Фриск, Санс! — возмущённо крикнул шокированный младший, приближаясь к брату. — Не припоминаю вас… — лениво подметил тот, нахмурившись. — Ты совсем тут сдурел?! Где папа?! — подойдя вплотную к брату, Папс схватил того за толстовку и стал трясти изо всех сил. Когтевранец молчал, опустив голову вниз. Папирус уже собирался дать ему несколько чувственных пощёчин и разрыдаться, как услышал тихое девичье хихиканье за своей спиной. — Что ты смеёшься?! Мы его теряем!!! — взволнованно и гневно прокричал гриффиндорец. Весь стресс бесцветной радугой эмоций мелькал на мертвенно-бледном лице, окрашенном сильным оттенком боязни, страха, непонимания. Он высокий как каланча, и не замечает очевидного. Фриск с Сансом одного роста, ему не скрыть свои истинные эмоции от неё, всевидящей, в восхищении следящей за каждым движением человека, которого так давно мечтала увидеть. Она первая заметила лукавый изгиб обескровленных губ. — Да ладно тебе, Папс, я же пошутил, братишка! — подняв голову и расплывшись в знакомой ухмылке, подхватил смех Санс, схватив брата за шею и притянув к себе, чтобы как следует обнять и потеребить лохматую макушку. Как только в бушующем блёкло-синем море глаз яркой звездой мелькнуло понимание, Папирус резко отцепился и обиженно скрестил руки на груди. — Ну знаешь ли, "братец"… Похоже мы зря пришли сюда, пошли, Фриск. — Ну извини. Сказать по правде, я без очков вас реально не узнал, — сказал бывший когтевранец, извлекая из мятых складок шарфа знакомые очки для квиддича. Нацепив их на нос, парень с умным видом поправил их указательным пальцем. — Вот так-то лучше. Зрение совсем упало. — Как ты тут? — побеспокоилась Фриск, с трудом сдерживаясь, чтобы не дотронуться до него. Доказать себе, что он реален. — Плохо, отец бесится. В этой… этом изобретении не хватает чего-то, а вот чего не знаем. — Эй, что с твоим глазом? — внезапно подметил Папс, указывая рукой на правый глаз брата. И правда, левый даже в темноте сиял небесной лазурью, а правый был серым, матовым. Прямо как тогда. Наша героиня покосилась. — Ой, это? Да так, ерунда. Не обращайте внимания, — добродушно улыбнулся Санс. Уголки губ вздрогнули, а глаз на секунду задёргался. — Очень странно… Если это отец, я… — Не волнуйся за меня. Тут в лаборатории всякая нездоровая аура летает, видимо на меня действует. Пойдёмте лучше отсюда, ко мне. Устали, правда? Я следил за вами ещё до лифта. — Ах ты… — вскипел гриффиндорец, припоминая жуткое шипение в коридоре. — Ладно вам, мальчики, — замахала единственная «она» руками. — Кстати, Санс, кроме тебя и доктора Гастера тут кто-нибудь бывает? — Ал иногда заходит, директор тут был недавно… Вам повезло, что он ушёл, а то с меня бы содрали мою анимаговскую шкуру. А шёрстку я и так уже изрядно подпортил. — А отец? — Нет, сейчас я ему до лампочки. Он постоянно сидит у себя в "главном штабе" и что-то делает; короче очень занят. Сейчас не лучшее время его проведывать. Пойдёмте чайку лучше попьём. Ковыляющей походкой узник подземелья отправился в темноту давно изученной дорогой, а друзья без слов пошли за ним. Спустя несколько коридоров и пролётов перед ними открылась большая железная дверь, ездящая вверх и вниз благодаря одному нажатию на рядом лежащую квадратную кнопку. Принцип работы чем-то напоминал гильотину. Ребята зашли. Впрочем, ничем не отличающееся от комнаты в доме семейства Скелетонов помещение заставляло с облегчением выдохнуть и на большой карте LAB у себя в голове жирным крестом отметить желаемую зону комфорта. Светлые стены, валяющиеся повсюду носки, пёстрый вихрь из разношёрстных предметов одежды в углу, односпальная кровать со спихнутым на пол одеялом цвета увядшего цветка индиго, несколько навесных полок с книгами, исцарапанный рабочий стол и тумбочка с трёхэтажным ворохом бумаг на ней — не комната, а мечта. Санс по-хозяйски прошёл к главному предмету в помещении и устало плюхнулся на простынь, закидывая руки за голову и складывая одну ногу на другую. Уныло прокряхтев, тот достал из кармана палочку и, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд на посетителях, взмахнул палочкой и сказал: — Чай для дорогих гостей. Из ниоткуда вдруг появились два подозрительно знакомых деревянных стула, а также старый чайный сервиз, расписанный цветами и райскими птицами, вслед за которым образовались сахарница и миловидный чайничек с затёртым боком. — А самому слабо? — Агась. Я очень устал за вами ходить, мне нужен отдых, — лениво протянул соня, наполняя кружки кипятком, что выглядело довольно забавно. Предметы чайного торжества ещё покружились в показательном воздушном вальсе, и при этом ни одна капелька обжигающего напитка не оказалась на полу. Друг за другом фарфор аккуратно опустился на стол, оставив после себя только две кружки с подсахаренным эликсиром простого счастья, в буквальном смысле согревающим сердце. — Акцио кетчуп! — Ты не будешь чай? — Да нет, не люблю. Не по душе горячие напитки. Кстати, если я не ошибаюсь, то сегодня бал? Разве вы не идёте? — вспомнил бывший когтевранец, посасывая из свежей бутылочки красную смесь. — Да ну его, там скучно, — махнула рукой Фриск, отпив из своей чашки. — Мы решили тебя проведать. В Хогвартсе все какие-то хмурые. — Оу, видимо без меня там все расклеились, — хихикнул хозяин жилища. — На себя посмотри! — неожиданно рявкнул Папс, сверля взглядом колоссальных размеров мешки под глазами сиблинга. — Сколько ты спишь вообще? — Четыре часа в сутки. — Ого, тебе надо больше спать, — озвучила очевидное гриффиндорка, отведя взгляд в угол. На гору пустых бутылок из-под кетчупа. — Да ладно, я не устаю. Время в подземелье идёт быстрее, нежели там, наверху. — Ясно… — чуть смутившись, девушка продолжила. — Папирус, можно мы с Сансом поговорим наедине? Тот понятливо кивнул, оставил свой чай на столе и удалился с гордо поднятой головой. — "Поговорим наедине"? Интересно, о чём же? — сквозь бас, пытающийся казаться безразличным очень успешно проскальзывали случайные удивление и любопытство. — О балансе. Вижу, вы не справляетесь, — спустив с плеч прихваченную ранее сумку и усевшись на пол, ученица достала ту самую книгу истории. — История? И чем же она пригодится? — покосился Санс на потрёпанный том. — Вот на этой… на этой… Так, погоди, а где она? — распахнув глаза, со всё больше нарастающей паникой девочка начала бешено перелистывать страницы. — А что конкретно? — недоумевал бывший студент, как гусеница сползая со своего ложа и подбираясь поближе к месту событий. — Нужных страниц нет. Вырвано. А вчера были. — А про что там было написано хоть? Закрыв глаза для большей концентрации, девушка приставила пальцы к вискам и начала на память пересказывать содержимое вырванных страниц. С каждым словом Санс хмурился всё сильнее, всё глубже пролегала на переносице фирменная думная тень Герсона. После нескольких минут объяснений Фриск наконец замолчала и смогла отдышаться. — … я никогда бы и не подумал об этом, я всегда считал это ерундой и глупой сказочкой… Но однако, кто вырвал страницы? — Хм, не знаю, — озадаченно вздохнула девочка, с какой-то грустью во взгляде погладив корешок книги. — Фриск, а ты случайно Папсу не рассказала про баланс? — внезапный строгий голос врезался в покрасневшие уши и тяжёлой неприятной виной залёг где-то в бешено колотящемся сердце. — Н-нет конечно, Санс, — багровела та всё сильнее, когда жаркими вспышками цветочных бомб в животе взрывался страх, а совесть сверлила мозг. — Я д-держу обещание. Как ты мог такое п-подумать? — Извиняй, — неожиданно виновато произнёс тот и прикрыл глаза. — Просто я наверное и вправду совсем сошёл с ума здесь. Я скучал по вам. По тебе. — Я тоже… — выдохнув, гриффиндорка неуверенно обняла друга. Поразительным контрастом ютились рядом холодный пол, неприятно морозящий и сдавливающий жёсткостью дерева колени, и такое знакомое и мягкое родное тепло чужого тела. Они простояли так несколько секунд, а потом расцепились, глядя друг другу в глаза. Видимо считая, что подошёл момент, Скелетон порозовел и неуверенно начал: — Кстати, помнишь тот поцелуй?.. Я давно хотел извиниться за него. Там омела, да ещё Па- — Да ладно, забыли. Он мне даже понравился… — гриффиндорка сразу приложила ладони ко рту, когда поняла, что сказала. Дурацкие поспешные слова, резвыми воробьями вылетающие изо рта в самый неподходящий момент! Самые правдивые слова — произнесённые не думая. — Правда?.. — бывший когтевранец удивлённо вскинул брови и приоткрыл рот в немом шоке. — Д-да… В смысле… Я хотела сказать, что… — теперь момент подошёл и для нашей героини. Если это когда-нибудь бы произошло, то сейчас было самое подходящее время. Сохраняя решительность, безумно-влюблённая девочка-сорванец досадливо фыркнула и быстро-быстро выпрыснула все свои чувства, наконец скинув тяжелейшее во Вселенной бремя с хрупких плеч. — Да кого я обманываю. Дело в том, что я люблю тебя, Санс. Санс замер, даже плечи перестали подниматься к небу от немого дыхания. Тяжело нахмурившись, он медленно и тягуче моргнул, а потом оценивающе посмотрел на ту, что сидела напротив. Фриск напряглась; затянувшееся молчание можно было резать ножом; она слышала громкое биение своего сердца, которое, казалось, сделает ещё пару финальных ударов и сорвётся в пропасть отчаяния. Что это значит? Неужели… неужели нет?.. Чёрт, ну зачем она сказала это, зачем?! Что ей делать? Бежать? Продолжать стоять и ждать холодного отказа? Пока голова всё больше клонилась к груди, лицо стремилось спрятаться среди тёмных непослушных прядей, а циркулирующая по венам кровь шептала смертный приговор, парень выдохнул и придвинулся к подруге, навстречу. Неужели его опять заклинило? В такой-то момент… Что же делать?.. — Фриск, ты хоть понимаешь, что только что сказала?.. — хрипло промолвил Судья сбивающим с ног шёпотом. Удар сердца. — Ты полюбила меня после того, как я чуть не убил тебя. После той ссоры, после моего самолюбия и проявленного во всей красе эгоизма, после всего… Второй. — Я-то думал, что ты меня даже другом не считаешь, — врал и краснел бывший ученик, вся черепушка которого была забита красочными кадрами сцены в больничном крыле. Её ярость, её слёзы, её крики… о самом близком друге. — Я всегда считал, что тебе больше нравится… Дриимурр или брат, но никак не я. Третий. — Что ж, не ожидал от тебя такого. Время смерти:… — Я тоже, — на выдохе произнёс тот, скинув груз и с себя. — Тоже… тоже "что"? — осторожно просипела волшебница. — Люблю тебя, — улыбнулся Санс широкой доброй улыбкой. Гриффиндорка видела её первый раз за всё время, что знала Скелетона-старшего, но точно знала, что по сравнению с ней все эти саркастичные ухмылочки тихо меркнут и срываются в черную дыру. — Я люблю тебя, Фриск. Пациент жив, пульс снова появился. — Раз уж тебе понравился тот поцелуй… — с каждым произнесённым звуком голос становился всё увереннее. — Может повторим? Под едва слышный звук двух ретивых, что бьются как одно, даже не думая, она протянула ладони вперёд и нежно положила их на усыпанный молодой щетиной подбородок, а он мягко запустил руки в шелковистые локоны, струями водопада бегущие сквозь пальцы. Приближаясь, карие глаза зацепили странную метаморфозу. Правый глаз, который был серым и бесчувственным, будто ожил. Разлитой краской по радужке потёк синий и причудливыми завитками расцвёл, словно юный эхо-цветок. — Твой глаз, он опять голубой, — удивлённо подметила девушка прерывающимся голосом. — Да, — кивнул парень, уже касаясь своими губами её… — Извините, что прерываю, но у нас проблемы! — лязгнула поднявшаяся дверь, своим громким треском заставив наших героев отскочить друг от друга, как от огненного кипятка. На лице ворвавшегося Папируса читался испуг. — Они здесь.