Счастливые начала

— Эмма, — тихо бормочет Реджина, когда поцелуи Свон перемещаются на ее челюсть и шею, — Эмма… постой… Это уже третья попытка Реджины замедлить происходящее, и Эмма поступает так же, как и в предыдущие два раза: она снова глубоко целует Реджину, касаясь ее зубов и десен, проталкиваясь дальше — нежно, но настойчиво, и ласкает язык Реджины своим. На какое-то время это срабатывает, но потом Реджина снова отклоняется и произносит: — Эмма, погоди… Генри… — Что с ним? — спрашивает Свон. Она не выпускает Реджину из объятий и не отрывает взгляда от ее губ — еще более припухших и красных теперь, после поцелуев. — Пора забрать его от Хейли, — отвечает Реджина, и Эмме хочется верить, что крошечный вздох, который она уловила, был вздохом сожаления. — Я съезжу, — вызывается Свон. — Мне только пальто накинуть. Когда привезу Генри, можно будет зайти ненадолго? Мы могли бы выпить по чашке чая и… ну…поговорить, что ли… — Думаю, да, — неуверенно соглашается Реджина. Свон с неохотой отпускает ее и продевает руки в поднятое с пола пальто. Она уточняет адрес и перед тем, как открыть дверь, оборачивается посмотреть на Реджину — такую родную и растерянную сейчас, и сердце Эммы сжимается, и она посылает робкую улыбку женщине, которую только что страстно целовала. Несмотря на свое взбудораженное состояние, по дороге на Миффлин-стрит Эмма замечает, что сын непривычно молчалив сегодня. — Генри, все в порядке? — спрашивает она. Парень тяжело вздыхает в ответ. Эмма терпеливо молчит, при этом снижая скорость. Все ее существо рвется к Реджине, но все же их сын — это главное и для нее самой, и для Реджины, так что лучше Генри оказаться в порядке — и ради себя, и ради них обеих. — Немного поспорили с отцом Хейли, — признается подросток. — Он считает, что ей не стоит разбрасываться и посылать документы в Университет Мэна, а лучше сосредоточиться на шлифовке своих мотивационных писем в Принстон и Йель. — Не знала, что отец Хейли такой сноб. — О, еще какой, — подавленно замечает Генри. — Я понимаю, что ты хочешь учиться вместе со своей девушкой. Но ты ведь тоже подаешь документы, в том числе и в Принстон, Генри? Может, действительно, будет лучше, если вы оба в конечном итоге окажетесь там? — Мам, ни один колледж, кроме Университета Мэна, не даст мне возможности часто приезжать в Сторибрук. А это значит, что мама… она же останется совсем одна. — М-м, я об этом даже не подумала, — рассеянно признается Эмма. — Но знаешь, сын… теперь твоя мама совсем не так одинока, как раньше. У нее есть друзья. Есть я, в конце концов. Я-то запросто смогу часто приезжать сюда из Ороно теперь, когда больше не проклята. «Если больше не проклята», — думает она. — Здорово, я об этом даже не подумал! Голос Генри звучит гораздо бодрее, и она решает закончить этот разговор в машине, хотя они уже подъехали к особняку Миллсов. — Полагаю, мне следует познакомиться с родителями Хейли. И, возможно, мне удастся развеять некоторые предубеждения ее отца насчет выбора колледжа? — Отлично! — радуется Генри. — Мам, ты чудо! Эмма улыбается и выключает зажигание. Они вместе подходят к двери, и Генри открывает ее своим ключом, а Эмма бормочет, что они с Реджиной договорились попить чаю, и Генри машинально кивает, полностью погруженный в свои мысли, и говорит, что ему нужно позвонить своей девушке. Парень стремительно убегает наверх, а Эмма снимает пальто и осторожно осматривается. В холле Реджины не видно, и она решает пройти на кухню. Снова пусто. «Кабинет!» — догадывается Свон. — Зеленый с бергамотом, — слышит она с порога. — Кажется, такой ты предпочитаешь. — Да. Спасибо. Эмма неловко топчется, прежде чем закрыть за собой дверь и пройти. Реджина расположилась в кресле за столом, загородившись, как щитом, серебристой крышкой ноутбука. Фарфоровый чайник и чашки расставлены на столике у кожаного дивана. Эмме ничего не остается, как налить себе чаю и присесть на диван. — Тебе налить? — вежливо спрашивает она у хозяйки дома. Реджина отрицательно качает головой. Эмма делает глоток и отставляет чашку. Не чай же она, в самом деле, пришла пить. А зачем она пришла? Обсудить то, что между ними происходит. Да. Это то, что им необходимо сделать. Эмма снова берет чашку и подносит к губам, при этом бросая изучающий взгляд на Реджину. На лице Королевы нет и следа эмоций, которые они разделили недавно; темные глаза усталые и почти спокойные. — Реджина, мне кажется, нужно поговорить. Так? — Говори, — соглашается Реджина. «Справедливо. Это же я та, кто примчалась к ней домой и налетела с поцелуями… И еще та, кто в очередной раз наговорил ерунды». Может, с этого и стоит начать? — Реджина, — говорит она, — во-первых, извини меня за то, что произошло в раздевалке. У меня не было права бросать тебе в лицо такие слова. — Эмма, — слегка морщится Реджина, — я не обижена. Мне доводилось слышать вещи и похуже. Кроме того, в твоих словах была правда. — Возможно. Но мне все равно не стоило быть такой резкой. Видишь ли, причина… думаю, причина обоих моих сегодняшних сумасшедших поступков — одна и та же. Эмма бросает взгляд в сторону Реджины убедиться, что женщина понимает, о чем она говорит. Реджина смотрит на нее внимательно, но все так же малоэмоционально. «Транквилизаторов что ли напилась, пока я ездила за Генри? Или ей просто все равно?» — думает Свон. — Ладно, — вздохнув, говорит Эмма, — сейчас или никогда. Меня тянет к тебе, Реджина. Сильно. И, похоже, это началось не сегодня. Поэтому, когда я поняла, что ты… открыта таким возможностям, думаю, меня слегка занесло. Да что там… сильно занесло. — Что именно ты имеешь в виду? Голос Реджины ровный и холодный, но Свон замечает, как напряжены ее шея и плечи. Эмма снова тяжело вздыхает. — Что если ты хочешь заняться сексом с женщиной, то… полагаю, мне было бы чертовски досадно, если бы ты выбрала для этого не меня. Поэтому я так по-дурацки отреагировала, Реджина. Извини. — А потом ты приехала ко мне, потому что… — Потому что это все, чего я хотела: быть с тобой, целовать тебя. С каждым словом голова Эммы опускается ниже, и она уже не решается смотреть в сторону Реджины, но краем глаза замечает, как та встает из-за стола и приближается. — Ох, Эмма… Реджина опускается рядом с ней на диван и накрывает ее руку своей. На какое-то время они позволяют тишине окружить их, но Эмма с замиранием сердца ждет ответа. Она открылась, и теперь очередь Реджины сказать что-то. Будет ли Эмма принята или отвергнута? Полчаса назад Реджина позволила целовать себя, но сейчас, когда у нее было время все обдумать, может, она поняла, что просто поддалась моменту? — Эмма, — говорит, наконец, Реджина. — Это… это очень странно… то, что мы сейчас обсуждаем, да? — Почему? Теперь, когда Свон знает, как сладки эти губы, она будет бороться за право еще и еще пробовать их. — Ну, я имею в виду, что это ведь ты и я… — Мы давно не враги, Реджина, — осторожно говорит Эмма. Неужели проблема в этом? — Мы друзья, — соглашается Реджина. — Ты не веришь в дружеский секс или что? — М-м… такого я тоже не могу сказать. Секс может быть хорошим или плохим, только и всего. — А-а, — хмурится Эмма. Она встает и делает несколько шагов взад и вперед по кабинету. — То есть проблема в этом? Ты думаешь, что со мной все будет ужасно? Или… я просто не привлекаю тебя? — Эмма, говори тише… Генри. Эмма понижает голос, но отчаяние пробивается в вопросе: — Может, дело в Генри? В том, что я его мать? Ты не можешь воспринимать меня как сексуального партнера, потому что я родила Генри, и теперь ты относишься ко мне, как… как к своей сестре или еще какой-то родственнице? Эмма ошарашенно чешет лоб, придя к этому парадоксальному выводу. — Свон, ну что за глупости? — Тогда что? Эмма перестает расхаживать по кабинету и застывает напротив Реджины. — Скажи мне, — просит она и опускается на корточки перед Реджиной, и нерешительно берет ее руку в свои. — Эмма, я нахожу тебя очень привлекательной… По ее интонации Свон понимает, что сейчас последует «но» и реагирует стремительно, накрывая рукой губы мадам мэр. — Реджина, может, ты попробуешь и поймешь, что это тебе не подходит. Или, может, я облажаюсь, и ты решишь продолжить эксперимент в Бостоне или Огасте с другими. Я обещаю, что пойму, и наша дружба не пострадает от этого. Но почему ты не желаешь просто попробовать? Со мной? Она осторожно отводит пальцы от губ Реджины и с надеждой смотрит на нее. Лицо Реджины отражает самые противоречивые эмоции, и теперь, когда она не закрыта, как в начале разговора, Эмма может читать их все: желание, сомнение, радость, страх, доверие, уязвимость. — Пожалуйста, — шепчет Спаситель. — Эмма, Господи… — Что? Скажи, что тебя смущает? — Эмма, но ты ведь замужем! Тебя саму это разве не смущает? — Ну… Эмма прячет глаза от горящего вопросом взгляда Реджины и неловко мямлит: — Для меня это не было бы проблемой, как и для Клайва. Он не считает, что это что-то значит… ну, в смысле, что это ведь не может считаться изменой, вот. — Вы обсуждали это? — удивляется Реджина. — Нет. Да… Скорее, теоретически… Мы как-то смотрели с ним один фильм, в котором муж ревновал жену к любовнице, и Клайв очень смеялся и сказал, что он бы никогда… — Понятно, — отрезает Реджина. Эмма с опаской заглядывает ей в лицо. Реджина не выглядит ни оскорбленной, ни смущенной; темные брови нахмурены, рука теребит подбородок: похоже на то, что она серьезно обдумывает предложение Спасителя и принимает решение. Свон затаивает дыхание, когда Реджина, кажется, собирается что-то сказать, но внезапный шум в коридоре заставляет обеих отвлечься. — Мам! — вопит Генри, вваливаясь в кабинет. — О, мам, хорошо, что ты тоже еще здесь. А что вы делаете? Он недоуменно наклоняет голову вбок. — Твоей матери попала в глаз соринка, Генри, — будничным тоном сообщает Реджина. — Я помогала достать. Ты что-то хотел, дорогой? — Соринка… возле стола света гораздо больше. Или я мог бы принести фонарик? — Уже все в порядке, — преувеличенно бодро говорит Эмма и поднимается с корточек, чтобы осторожно примоститься на уголок дивана. — Налить тебе чаю? — Нет, спасибо, — взгляд Генри из растерянного снова становится энергичным. — Мамы! Мы с Хейли приглашаем вас поужинать с нами и с ее родителями в эту пятницу в кафе «У Бабушки» или в каком-то другом сторибрукском заведении, на ваш выбор. — А родители Хейли согласны? — уточняет Реджина. — Она сейчас говорит им. Думаю, все будет в порядке, ведь они до сих пор не знакомы с Эммой, так что это хороший повод собраться. Кстати, это была идея Эммы, правда, мам? — А? Да, конечно. — Значит, вы согласны? — Разумеется, дорогой, — за них обеих соглашается Реджина. Генри широко улыбается и закрывает за собой дверь, после чего его матери тяжело вздыхают. — Эмма, — медленно произносит Реджина, — если мы действительно решим попробовать это, то нам определенно нужно установить несколько правил. — Да, — сразу соглашается Свон. «Если», которое, хочется ей верить, звучит из уст Реджины как согласие, ускоряет пульс Эммы вдвое. — Мне нужно время все обдумать, — продолжает Реджина. — Я заеду к тебе завтра сразу после пилатеса, и мы обсудим это, хорошо? — Да. Это очень… очень здорово. Вот. Эмма встает. Реджина молча провожает ее до двери и смотрит, как она надевает зеленое пальто. — Ну, пока? — Эмма нерешительно мнется у двери, не зная, как теперь прощаться со своей потенциальной любовницей. Реджина усмехается и обнимает Свон, нежно целуя в щеку, и Эмма одновременно разочарована и обрадована, потому что выбранный Реджиной способ демонстрирует, что все в порядке, что между ними ничего не испорчено, что они по-прежнему друзья. Что же до поцелуев Реджины… Эмма надеется вскоре получить их очень, очень много.