***
Думаю, Эллиот будет не против лёгкого завтрака. Он редко ест по утрам. Из-за такого нерегулярного питания он и худой. Стоит подумать, как это исправить. Парень не должен быть худым! Мышцы, однако, никто не отменял. Открываю дверь старенького, обшарпанного холодильника и вижу: пять яиц, молоко не первой свежести, какие-то сэндвичи в пакетах и ещё нечто непонятное, покрытое пушистой белой плесенью, одиноко лежит в дальнем углу на одной из полок. К этому я даже не прикоснусь. Пусть Эллиот сам возится с этой… ну, в общем, штукой. Молоко не прокисло, поэтому я решила сделать омлет и горячие сэндвичи. Так, молоко смешиваем с яйцами, чуть посолить и на сковородку. Сэндвичи пока закину в микроволновку. СВЧ-печь ― удивительно удобное и полезное изобретение! Быстро, без лишних усилий. Правда вот таймер пищит громко, может разбудить Эллиота, но с этим ничего не поделать. Дверь в кухне отсутствует. Интересно, почему? Выкладываю готовый омлет на тарелки, достаю сэндвичи, кладу их, как есть, в пакетах, в отдельную тарелку. Сажусь за стол и начинаю уплетать горячую пищу. Омлет обжигает язык и щёки, но если брать понемногу, то нормально. Сэндвичи не хочу, пусть их Эллиот съедает. Солнце уже поднялось выше, свет стал ярче. За окном зашумели машины, запели редкие для Нью-Йорка птицы. Окно на кухне не занавешено, и, сидя напротив него, я могу видеть бледно-голубое небо с густыми молочно-белыми облаками. Красота да и только! Слышу скрип и шорох ткани. Проснулся. Запах еды, наверное, унюхал. Улыбаюсь. Все мужчины одинаковы. Эллиот вошёл в кухню и, не раздумывая, направился к своему месту за столом. Хоть бы штаны надел, а то его боксеры мне лицезреть как-то не доставляет удовольствия. Он замечает мой насмешливый взгляд и краснеет, но из-за стола не выходит. Ждёт, наверное, когда я уйду. Хорошо. Встаю и кладу тарелку в раковину. Помою потом.***
Пока Эллиот чистит зубы, я рассматриваю его питомца ― рыбку интересного чёрного цвета. Не думала, что он любитель животных. Вот Эллиот покончил с чисткой своих зубов, и подошёл ко мне с банкой корма для рыбки. ― Как её зовут? ― Рыбу? Кверти, ― Эллиот пожимает плечами и насыпает щепотку корма в воду. Кверти мгновенно подплывает к водной поверхности и начинает засасывать одну пластинку корма за другой. ― Как ряд символов на клавиатуре: Q-W-E-R-T-Y, ― смеётся. Всё-таки он компьютерщик во всём. ― Где же ты достал такую красавицу? ― рыбка и вправду очень красива: чёрные чешуйки переливаются на солнце, раздвоенный хвост плавно колышется, глазки-бусинки блестят. И я б завела себе такую, да, боюсь, Карти не побрезгует полакомиться свежей рыбкой. Помню, как ревела над растерзанной моим псом тушкой хомячка. Больше новых животных я не заводила. ― Ну, это подарок, ― как мне показалось, Эллиот замялся, ― от старой знакомой. ― Познакомишь меня с ней? ― может, у неё ещё есть рыбки, я бы просто полюбовалась на них. ― Шейла давно уехала в Калифорнию со своим парнем Фернандо. С тех пор мы больше не общались. ― Как же вы познакомились? ― удивительно, что Эллиот познакомился с девушкой. Хотя, может, это она сделала первый шаг, как я? Эллиот почему-то нахмурился. Закусив губу, он уставился в никуда, раздумывая, стоит ли мне говорить или нет. Неужели история не хорошая? Напускаю на себя непринуждённый вид, будто мне не так уж и интересна эта тема. Подождём, может, он расскажет. Эллиот обречённо вздыхает и, поставив банку рядом с аквариумом, идёт к дивану. Плюхнувшись на него, он произносит: ― Лучше сядь. Торопливо оглядываюсь в поисках горизонтальной поверхности, которая выдержала бы мой вес. Стул около компьютерного стола подойдёт. Аккуратно усаживаюсь на него и, сцепив пальцы в замке, выжидающе смотрю на Эллиота. ― Знаешь, Эмми, у каждого из нас в жизни бывают плохие дни, согласись. Кто-то справляется с этим, а кого-то утягивает на дно. Меня тоже едва не утянуло. С Шейлой я познакомился на крыльце своего дома. Не знаю, чего она вдруг решила заговорить со мной, но я продолжил разговор, и вскоре выяснилось, что она моя соседка. Шейла видела, что у меня не всё в порядке и предложила помочь расслабиться. В тот момент я подумал, что она скажет, мол, давай перепихнёмся, все дела… Но она предложила мне кое-что получше, ― Эллиот запнулся, ― она предложила мне морфин. Я понимал, что этот наркотик медленно убивал меня, но он приносил мне забвение!.. Пусть и на короткое время. Субоксон, который я, по совету Шейлы, принимал, должен был нейтрализовать действие морфина, но я употреблял его сверх положенной дозы, и субоксон становился бесполезен. Шейла ― единственная, кто могла достать мне «саб». Она брала его у Фернандо. Он был одним из крупнейших дилеров в Нью-Йорке. Мы пересекались лишь однажды. Жуткий тип… Но однажды до меня дошло: наркотой проблем не решить. Белая дорожка, которую я втягивал, когда становилось совсем невыносимо, мне не помогает. Я сообщил Шейле, что больше не нуждаюсь в её поставках. Мы всё равно хорошо общались. Она кормила Кверти, если мне нужно было уехать на пару дней. Шейла не обиделась на меня, узнав, что я завязал с наркотиками, наоборот, порадовалась. Сказала: «Ты смог найти в себе силы покончить с этим, а вот я, по ходу дела, не найду». Через месяц Фернандо утянул её с собой на юг, потому что полиция начала копать под него. Вера испугался, что весь его бизнес может погореть, все запасы могут исчезнуть бесследно, как и деньги, вырученные на всём этом. Шейла сообщила мне об этом однажды вечером, а на следующий день я пришёл в уже пустую квартиру. Они уехали, и с ней я больше не связывался. Он замолчал, а я стала переваривать сказанное. Получается, Эллиот был наркоманом? Хотя, почему был? Бывших наркоманов не бывает. Но за всё то время, что мы общаемся, я не замечала у него никаких проявлений ломки или что-то вроде того. Чёрт… Наркоман. Эллиот был наркоманом! Так, успокоиться, успокоиться… ― А… а как же ломка? Ты ведь не мог так просто покончить со всем этим. ― А я не говорил, что это было просто, ― Эллиот ковырял обивку дивана. ― Меня не отпускало почти месяц, я не мог никуда выйти, не мог сделать какую-то элементарную работу ― просто лежал, весь в жару, ― его голос зазвучал более тихо и отрывисто. ― Все мышцы, все связки и сухожилия ныли, словно я пробежал марафон, мозг плавился в моцареллу, во рту было нестерпимо сухо, хотя Шейла чуть ли не каждые пять минут давала мне воды. Я никогда не забуду, как она не отходила от меня и была вынуждена терпеть мой кошмар. Она говорила, что иногда я бредил, говорил что-то о своём детстве, о своих родителях. Иногда умолял её дать дозу, а когда получал отказ, то начинал орать и метаться по кровати. Шейле, чтобы это прекратить, ничего не оставалось, как влепить мне пощёчину ― тогда я затихал. А иногда, по её словам, я впадал в беспамятство и засыпал, продолжая корчиться от невыносимой боли даже во сне. Лишь тогда она могла отойти по своим делам, но вернуться потом вновь, чтобы наблюдать мою возню, мою агонию, чтобы вытереть пот с моего лба. Думаю, она получила наглядное представление о том, что с ней может статься, если она тоже захочет завязать с наркотиками. Воображение живо подсунуло картину: Эллиот, мечущийся в полумраке на кровати, в которой я сегодня провела ночь. Глаза, полные боли, грудь, тяжело вздымающаяся, блестящие от пота лицо, шея, плечи. И безликая девушка, склонившаяся над ним с влажной тканью и стаканом воды. Чувства жалости, сочувствия, сожаления накрыли меня с головой. Меня затрясло. Эллиот мгновенно подлетел ко мне, присел передо мной на корточки и стал заглядывать в глаза. Мне стыдно за эту слабость, и я пытаюсь отвернуться, но он разворачивает меня к себе и начинает вытирать слёзы. Стоп, слёзы? Я, что, плачу?! Просто отлично! ― Прошу не злись на меня, Эмили! Пожалуйста, только не злись. Я клянусь, что такого больше не повторится, знала бы ты как я проклинаю себя за то, что подсел на эту дрянь! ― поднимаю на него глаза. Его силуэт расплывается из-за непрошенных слёз. ― Эмили, ты слышишь меня? ― он смотрит, не мигая, пытаясь добиться ответа. ― Ты не злишься на меня? Злюсь ли я на него? Да, пожалуй. Зачем было губить себя? Чем он думал в тот момент?! Но чувство жалости сильнее. Мне жалко Эллиота, потому что, видимо, ему настолько в жизни было хреново, что он не сдержался и пошёл более лёгким, как ему тогда казалось путём. Жалко потому, что он не нашёл в себе силы удержать себя. Жалко, потому что он поплатился за это огнём, что сжигал его изнутри за те долгие недели. Недели мучений и искушения. О, Эллиот, мой несчастный Эллиот, что же с тобой было? Мои всхлипы переходят в неконтролируемые рыдания, и я, соскочив со стула, обнимаю Эллиота, надеясь спрятать у него на плече свои слёзы. Не стоит их ему видеть. Я знаю, что для мужчин женские слёзы ― верный сигнал к панике. А Эллиот и так на грани. Поэтому, не стоит. Его руки неловко гладят меня по спине, он пытается меня успокоить. ― Ш-ш-ш, Эмми, ну что же ты? Дыхание постепенно приходит в норму, и я наконец-то могу более-менее разборчиво сказать, что вовсе не злюсь на него. Настоящую причину своих слёз я ему вряд ли когда-нибудь скажу.***
Спустя полтора часа, когда я полностью успокоилась, и лишь немного красные глаза напоминали о моей истерике, Эллиот спросил: ― Ну что, идём гулять? Ну как ему откажешь? Он хочет выбраться на улицу, и мне надо на время отложить ту пищу для размышлений, которую он дал мне своим рассказом. Я киваю головой, пытаясь выдавить из себя улыбку. Эллиот, широко улыбнувшись, идёт собираться. Так, стоит ещё раз умыться. Щётку, что мне дал Эллиот оставлю здесь. «На всякий случай», ― проскакивает в голове мысль. Беру свою сумку, пытаюсь запихнуть в неё кофту, в которой пришла вчера, но та упорно не желает влезать. Эллиот, видя мою борьбу с предметом одежды, предлагает переложить кофту к себе в рюкзак. Он всегда носит его с собой. Хороший такой, чёрный, надо будет себе что-то подобное купить. Соглашаюсь. Но на выходе возникает одна заминка. Туфли! Мои туфли сломаны, и Эллиот не смог их починить. Тот сосредоточенно об этом думает, а затем направляется к шкафу. У него есть женские туфли моего размера, что ли? Но нет, ― он вытаскивает пару кроссовок. ― Надень пока их. Значит, первым делом пойдём покупать тебе новые туфли. Кроссовки, конечно, немного велики, но дойти в них до ближайшего магазина обуви можно ведь. ― Спасибо, Эллиот, это очень по-джентльменски с твоей стороны, ― улыбаюсь, мои слова вгоняют его в краску. Наконец, полностью готовые, мы выходим из квартиры Эллиота. За эти неполные два дня я успела привязаться к ней больше, чем за все предыдущие визиты. Эллиот закрывает хлипкую дверь на ключ и спускается по ступеням к выходу. Неуклюже семеню за ним в кроссовках, которые велики мне на три размера. Про свой ночной кошмар я так и не рассказала.