Перезагрузка

Я не лукавлю. Том рассказывал о случившемся за время моей «смерти». О том, что познакомился с женщиной, которую Рэймонд Реддингтон назвал его биологической матерью. И о том, что она не знает правды об их связи. Данное ему при рождении имя назвал тоже. Но я не записала. А теперь никак не могла вспомнить. Он ведь не был против привычного для меня обращения «Том». То, что такое поведение странно, я стала задумываться только недавно. Когда созвонилась с отцом, в надежде получить совет, он сказал, что от Тома давно пора избавиться. Как он и собирался, похищая нас всех, прошлой весной. Я до сих пор была немного в шоке, из-за прямолинейности Константина Ростова. И, когда отец заявил, что Том бесполезен, попыталась защитить бывшего школьного учителя. Сказала, что он заботится об Агнес. На это мой папа не смог ничего возразить. Но задал неожиданный вопрос – что о складывающейся ситуации думает Рэймонд Реддингтон? Пришлось признаться, что мы с Реддингтоном не общались лично уже много месяцев. Отец помолчал, а потом странно вздохнул и обронил, что все серьезнее, чем он считал. Объяснения фразы я в тот разговор не добилась. Пришлось довольствоваться обещанием, свойственным всем родителям: «Вырастешь – поймешь». Напоминать, что мне вообще-то довольно скоро исполнится 34 года, и я вроде бы давно выросла, не стала. Для родителей дети всегда останутся детьми. Глядя на Агнес, я это прекрасно понимала. Осознание того, что на самом деле мог иметь в виду отец, пришло ко мне еще немного позже. Когда получила подарок на день рожденья от покинувшего меня мужчины. Небольшую музыкальную шкатулку из розового кварца. Под ее крышкой играл десятый вальс Шопена. И танцевали две золотые фигурки. Увидев это, Том сказал, что с возможностями Реддингтона выбор подарка странный. Я промолчала. Разумеется, Том не мог знать, о чем Рэймонд напоминал мне этой шкатулкой. Вместе скрываясь от ищеек ФБР, после того как я убила Тома Коннелли, в середине прошлого лета мы оказались в Варшаве. Вынуждены были около недели ночевать в школе классического танца. Ясно, что наши вечерние разговоры не могли не коснуться музыки. Потом стали музыкой сопровождаться. Рэд включал минимальную громкость, чтобы не выдать нас шумом. А в последний вечер там, предложил потанцевать. Чтобы запомнить об этом визите в Польшу что-то хорошее. На мне не было бального платья, мой партнер успел отвыкнуть от костюмов-троек. Но я согласилась на танец. Когда заиграл десятый вальс Шопена. Лиричный и немного грустный, хотя посвящен вроде бы весне и новой жизни. Может быть, грустно тогда было только мне. Совсем чуть-чуть. Не могу точно сказать, в какой момент я перестала слышать музыку и видеть что-то, кроме лица Рэймонда. По сроку выходило, что именно той ночью в Варшаве мы зачали Агнес. Поблагодарив за подарок в следующем письме, я спросила, точно ли он для меня, а не для дочки. Ведь ее праздник тоже уже скоро. Ответ оказался коротким: «Ты знаешь, к чему это». Я действительно знала. Но то, что Рэд тоже мог понимать все, и продолжал при этом находиться вдали, ставило меня в тупик. Растерянность толкнула к откровенности с той, кто много лет знал Реддингтона. Мистер Каплан молча выслушала сумбурную речь, смысл которой сводился к «Он уехал, я скучаю, что делать?». А потом вздохнула, почти так же как мой отец недавно. И сказала почти то же самое. Что я должна увидеть сама. Чего мне хочется и что нужно сделать. Чьи-то указания не помогут. Опять перечитав свой дневник, я поняла, что отец и Кейт правы. Четкого плана действий в голове сразу не появилось. Но появилось желание расставить точки над i в отношениях, которые с каждым днем все меньше напоминали семейные. Вечером, пришедшего откуда-то домой Тома ждал серьезный разговор. Окончив ужин и загрузив тарелки в посудомоечную машину, я отвлекла усевшегося перед ноутбуком мужчину: - Ты любишь меня? - Конечно. – он даже не отвернулся от экрана, чтобы ответить. Когда говорил мне или Агнес «будь здорова», эмоций в его голосе было примерно столько же. - Я серьезно спрашиваю, Том. И кстати, как ты предпочитаешь, чтобы я тебя называла? «Том» подходит? Или лучше использовать настоящее? - Кристофер? – вот оно, его имя. И оно, похоже, показалось достаточно важной темой для того чтобы посмотреть на меня при разговоре. – Я думал, оно тебе не понравилось. - Имя близкого человека не может нравиться или не нравиться. – я покачала головой. – Ты просто его называешь. А я твое не запомнила. - Ничего страшного. – его лицо стало озадаченным. – Я не совсем понимаю, Лиз. Что случилось? К чему ты об этом заговорила? - К тому что не помнить имя того, с кем делишь постель и растишь ребенка, ненормально… Кристофер. – имя звучало даже красиво, но было чужеродным. Как будто я говорила с незнакомцем. А может, так и есть? Я ведь до сих пор очень мало знаю о человеке, сидящем напротив. – К тому, что я перестала чувствовать что-то особенное, когда мы занимаемся сексом. На самом деле, довольно давно перестала. Разрядка есть, но я не о ней. Я о том, что наша жизнь превращается в совместное существование двух людей, связанных только заботой о ребенке. - У нас что первый семейный кризис? – Том улыбнулся, но быстро вновь стал серьезным, потому что понял, что я не шучу. – Лиз, со временем эмоции притупляются. Ты психолог и должна знать об этом больше меня. У нас наконец-то все хорошо. Никто не пытается напасть или навредить нашей семье. А когда все спокойно, становится скучно. Я прав? Тебе стало скучно и нам стоит что-то с этим сделать? Куда-нибудь съездить вдвоем, например. Твой отец мог бы присмотреть за Агнес, пока нас не будет. Он ведь как раз вскоре возвращается из Швейцарии. Или ты могла бы вернуться на работу. В смысле, на полный день. Может быть, тебя утомило сиденье в четырех стенах? Агнес скоро исполнится год. С хорошей няней, она будет довольна жизнью, и без твоего круглосуточного присутствия рядом. - Вернуться на работу? – я слегка прищурилась. Как удачно. Он сам поднял эту тему. Можно и спросить: – Как ты вернулся? Скажи, чем ты сейчас занимаешься? Куда уходишь по утрам и где торчишь до позднего вечера? Мы это не обсуждали. - Я нашел то, что мне нравится. И не доставляет проблем вам с малышкой, – он вновь повернулся к своему компьютеру. Закрыл крышку, когда я проследила за его взглядом. – Да, это не работа школьного учителя. Но и не те операции, в которых мне приходилось участвовать раньше. Это не опасно для вас. Поверь мне. - Это законно? – задавая вопрос, я почувствовала, что уже знаю ответ. Но не спросить не могла. - Не вполне. – Том покачал головой. Однако смущения в его взгляде я не увидела. – У моего начальства отличные адвокаты, в случае чего. Хотя я уверен, что мы всегда успеем вовремя исчезнуть, если начнутся проблемы. До сих пор успевали. - Твое начальство – кто-то вроде Майора или Берлина? – я слегка поморщилась, вспоминая не самых приятных призраков прошлого. Только не говори, что это Реддингтон. - С тех пор как уехал из Вашингтона, он со мной не работал. – Том снова отрицательно качнул головой. – И нет. Она совершенно не похожа на Майора или Берлина. У нее есть мозги, адекватное восприятие мира и чувство самосохранения. Я работаю со своей матерью, Лиз.