* * *
Неверленд Когда-то он думал, что скорее ад замерзнёт, чем он сможет наслаждаться жизнью в Неверленде. В конце концов, это место было безумным и являлось символом не одного ужасного момента в его жизни. Это было то место, где он уже однажды потерял себя; и теперь это происходило снова. Хотя в данный момент, лёжа на холодной твёрдой земле с тёплым телом, прижатым к его боку, это не казалось чем-то плохим. Пират тяжело вздохнул, устремив взгляд в усыпанное звёздами небо цвета индиго. Это было определённо последнее, что он ожидал увидеть после того, как проклятие отправило его обратно в Зачарованный Лес; он никогда не ожидал увидеть Эмму снова, или снова оказаться под чьим-то контролем. Но самым неожиданным было то, что он почувствовал к… существу, которое в данный момент обвилось вокруг него. — Ты опять слишком много думаешь, — ворвался в его мысли бархатистый британский акцент, звучавший почти раздражённо, когда его обладатель перекатился на Крюка, упёршись локтями по обе стороны от шеи пирата. Зеленые глаза оценивающе смотрели на него из-под длинных ресниц, и невозможно было понять, о чём он думает. Крюк спокойно встретил пронизывающий взгляд Питера, приподняв одну из бровей. — Для тебя это проблема? — мягко спросил он, сохраняя нейтральное выражение лица. Светловолосый подросток уставился на него сверху вниз, запустив пальцы в волосы и откинув голову назад. — Ты сомневаешься в своем решении снова работать на меня? — ответил он вопросом на вопрос, прижавшись губами к изгибу челюсти Крюка и прикусив. Крюк застонал от внезапной вспышки боли, и его глаза сами собой закрылись, когда зубы Питера начали царапать по его подбородку, разрывая кожу на шее. — Вовсе нет, — хрипло ответил он, впиваясь ногтями в плечо собеседника. Это, как ни странно, было правдой. Он был вполне доволен тем, что снова стал инструментом Пэна, несмотря на все свои усилия не возвращаться сюда. Он никогда не думал, что ему снова понравится стоять перед кем-то на коленях. Как оказалось, это было, строго говоря, не так. Розовые губы Пэна изогнулись в кривой улыбке, когда он отстранился, чтобы посмотреть пирату в лицо. — Нет? — лукаво бросил он, дьявольски проводя ногтями по обнажённой груди Крюка, — глаза горели чистой злобой. Он снова наклонился, и его дыхание обдало чувствительную плоть уха Крюка, когда мужчина выгнулся под его грубыми руками. Однако он не стал настаивать, когда Крюк не ответил, потому что чувствовал, что этот человек был честен; Крюк не был бы всё ещё здесь, если бы это было не так. Его руки продолжали своё путешествие вниз по туловищу мужчины, натягивая кожу и вырывая Крюка из его мыслей. Киллиан не считал, что Пэн думал о нём как о чём-то большем, нежели как об игрушке, но, несмотря на здравый смысл, его чувства начали проникать глубже. Он думал, что влюблён в Эмму, но теперь понял, что любил её только потому, что она была слишком хороша для него. Он мог называть себя человеком чести, но он не был святым — и то, что он чувствовал и делал сейчас, скорее всего, было грехом. Но это, похоже, не остановило ни его тело, ни сердце. Питер стал зависимостью, навязчивой идеей — до такой степени, что Киллиан сделал бы для него абсолютно всё. Он никогда не признался бы в этом вслух, но когда он разлюбил Эмму, он был почти уверен, что влюбился в абсолютно последнего человека, которого ожидал: в Питера Пэна.* * *
Новое Тёмное Проклятие было создано специально по его желанию, чтобы заставить его врагов страдать. Это должен был быть его coup de grâce*, финал его великого мастерского плана. У него были почти все необходимые элементы, и теперь одна из его частей взяла на себя заботу о состоянии, о котором он даже не знал. Благородный человек должен пролить невинную кровь на человеческой земле — и он собирается это сделать.* * *
Лондон, Англия Дарлинги и понятия не имели, что за ними следят. Прошёл год с тех пор, как Джон и Майкл вернули свою сестру Венди из Неверленда, и всё было относительно спокойно. То есть, до сих пор. Крюк спрятался в тени позади их пыльного поместья, с кривой улыбкой наблюдая за тем, как они занимаются своими ночными делами. Они, конечно, совершенно не замечали его присутствия, что делало всё это ещё слаще. Пэн не приказывал ему быть здесь — нет, он делал это совершенно по собственной воле. Это не было похоже на все его предыдущие убийства: девушка Дарлинг была невинной. А вот предательские Пропавшие Мальчишки были совсем не такими. Пэн слишком сильно на него влиял: он никогда раньше не убивал того, кто этого не заслуживал. Он вообще не должен был этого делать, но что-то подталкивало его, побуждало совершить это гнусное преступление. Он не был святым до Пэна, но никогда не грешил больше, чем когда работал на мальчика-демона. Он действительно хотел, чтобы это пугало или отталкивало его, как должно было. Вместо этого всё, что он сделал, вызывало у него болезненный трепет, который затрагивал самые тёмные части его сердца. Пират подождал, пока в окнах особняка погаснет свет, затем вышел из своего укрытия и бесшумно направился к входной двери. Когда он достиг её, всё, что ему нужно было сделать, это взмахнуть рукой, обвитой магией, и она открылась, впуская его внутрь. Он переступил порог безмолвного дома. Чёрный шарф скрывал нижнюю половину его лица. С тихим щелчком закрыв за собой дверь, Крюк хрустнул костяшками пальцев и направился к верхнему крылу дома, где, как он знал, располагались спальни Дарлингов. Ступеньки слегка скрипнули под его черными сапогами, но не настолько громко, чтобы насторожить обитателей дома. Крюк старался больше не издавать никаких звуков, и никто не заметил его, пока он поднимался по покрытым ковром ступеням. Наверху Крюк прошёл по узкому неосвещённому коридору мимо двух комнат до конца, где находилась спальня девушки. И он знал это, потому что имя «Венди» было написано на двери жирным красным шрифтом. Дверь в спальню Венди была, как ни странно, распахнута настежь, так что он смог войти без особых усилий. Оказавшись внутри, он обнаружил её крепко спящей в своей постели — совершенно не подозревающей, что вот-вот умрет. Он стоял над ней, раздумывая, стоит ли сначала её разбудить. Было бы забавно увидеть ужас в её глазах и услышать её крик, когда он перережет ей горло. Он не видел причин отказывать себе в развлечении. Слегка скривив верхнюю губу, Крюк наклонился, прижался губами к уху спящей девушки и насмешливо прошептал певучим голосом: — Проснись, маленькая Венди-птичка. Венди тихо застонала, и её ресницы задрожали, а веки неуловимо приоткрылись. — Джон, Майкл, что-то не так? — спросила она сонным голосом, протирая глаза тыльной стороной ладони. — О, здесь действительно что-то не так, любовь моя, — криво усмехнувшись, ответил Крюк, заставив Венди замереть при звуке его знакомого ирландского акцента. Она резко опустила руку и уставилась на него, словно пытаясь убедить себя, что он не настоящий. Это, очевидно, не удалось, потому что она поёрзала на кровати, пытаясь скрыть свой страх. — Что ты здесь делаешь, Крюк? — осторожно спросила она, не в силах сдержать дрожь в голосе. Лукавый рот Крюка искривился в мстительной усмешке, обнажившей его белые зубы. Он пришёл сюда, чтобы проверить себя, — узнать, насколько далеко он зашёл. Теперь настал момент истины. — Я здесь, чтобы сделать то, что Пэн должен был сделать давным-давно, — ответил он с улыбкой, но при этом с явной угрозой в голосе. Когда он подошёл ближе, она вскочила с кровати и побежала к двери. — Джон, Майкл, быстро, бегите...! — начала она звать братьев, но тут же оборвала крик, когда Крюк дёрнул её за волосы и прижал свой крюк к её шее. — Ничего подобного, девочка, — предостерегающе промурлыкал он ей на ухо, проведя кончиком крюка по горлу. Его ухмылка стала ещё шире, когда он почувствовал, как она отшатнулась от прикосновения холодного металла. — Ты же не хочешь, чтобы твоя драгоценная семья видела, как ты умираешь? Венди громко сглотнула. — Зачем ты это делаешь? — жалобно всхлипнула она, откинув голову назад в попытке хоть немного отдалиться от смертоносного клинка. Крюк тихо усмехнулся, услышав отчётливый звук шагов, приближающихся к ним. — Ты предала его, знаешь ли. Продала его так же, как и другие Пропавшие Мальчишки. И это делает меня крайне несчастным, что, в свою очередь, неизбежно приводит к тому, что кто-то умирает. Предатели поплатились за свою ошибку — теперь твоя очередь, — закончил пират свою фразу как раз в тот момент, когда двое братьев Венди ворвались в комнату. — Отпусти её, пират, — приказал Джон — тот, что повыше — со всей властностью, на какую был способен, хотя в его слишком маленькой ночной рубашке и свободных штанах это не выглядело так устрашающе, как он, без сомнения, хотел. Киллиан просто рассмеялся, позволив своему крюку впиться в горло их сестры, пока не потекла кровь. — Извините, друзья, я не могу этого сделать, — он изобразил извинение, хотя его улыбка выдавала отсутствие искренности. Он потянул голову Венди ещё дальше назад, вызвав резкий протестующий крик. — Но я дам вам возможность уйти — это не то, что вы захотите увидеть. Глаза обоих мальчиков расширились при этом замечании. — Подожди, что ты?.. — начал спрашивать Майкл, но на его вопрос тут же был дан ответ, когда Крюк разрезал ночную рубашку Венди, порезав ей кожу в процессе так, что кровь начала стекать по её телу. Он даже не дал ей ни секунды передышки, прежде чем перерезать горло, наслаждаясь душераздирающим криком, который она издала за мгновение до того, как соскользнула на землю. Алая жидкость сочилась из её раны. Он бросил на неё жестокий взгляд и надавил ботинком, постепенно увеличивая давление, пока она не перестала дышать. Вытерев окровавленный крюк о кожаную куртку, Киллиан небрежно перешагнул через мёртвое тело девушки и встал перед её братьями, которые смотрели на него со слезами на глазах. На самом деле он не хотел иметь дело с их горем, но они заблокировали дверь, поэтому он воздержался. После минуты молчания один из них наконец нашёл в себе мужество заговорить. — Ты убил её, — недоверчиво произнёс тот, что в очках. Он уставился на труп сестры, не желая верить своим глазам. Крюк, с другой стороны, не испытывал никаких угрызений совести, чтобы не усугубить его страдания. — Да, это так, — подтвердил он. На самом деле в его голосе звучала странная гордость. Он окинул бесстрастным взглядом обоих мужчин, прежде чем добавить: — И, если вы не хотите, чтобы я сделал то же самое с вами, предлагаю вам убраться с моего пути. Ш 7 Они так и сделали, но не без комментариев. — Мы не забудем этого, пират! — крикнул Джон ему в спину, и его дыхание дрогнуло от силы собственных слов. — Честное слово, я не успокоюсь, пока не убью тебя так же, как ты убил мою сестру! Крюк насмешливо фыркнул, выходя из дома Дарлингов тем же путем, каким пришёл, не обращая внимания на нескрываемую угрозу. Эти ребята не пугали его — они понятия не имели, на что он способен. Хотя до сегодняшнего вечера он и сам толком об этом не знал. Выходя из парадной двери, он испытал порочное чувство восторга и удовлетворения. Он убил невинную девушку и, отнюдь не испытывая ужаса и отвращения, был на самом деле доволен. Он прошёл своё собственное испытание — и точку невозврата. Он глубоко вздохнул, наблюдая, как его дыхание конденсируется в ночном воздухе. Он знал, что если снова поддастся чарам Пэна, это изменит его, но никогда не представлял, насколько. Теперь пути назад не было. Он больше не был человеком чести.* * *
Неверленд Румпельштильцхен сидел на камне, рассеянно перекатывая соломенную куклу между длинными пальцами, не в силах отвести от неё глаз. Он никогда не думал, что увидит её снова после того, как оставил на этом проклятом острове много веков назад, — но, конечно, Пэн просто должен был доказать ему, что он ошибается. Он не должен был возвращаться. Когда был мальчиком, он недолго называл это место своим домом, но теперь оно казалось одной гигантской ловушкой. С каждой секундой, проведённой здесь, он всё меньше и меньше чувствовал себя человеком и всё больше и больше походил на чудовище, каким был до Белль. Неверленд действительно хранил </i>для него некоторые хорошие воспоминания, но все они были омрачены темнотой, которая была Питером Пэном. Мальчик, который был сначала его другом, потом семьёй, теперь стал его злейшим врагом — и его величайшей слабостью. Соломенная кукла была ещё одним напоминанием о его неудачах и грехах. Всё, что он сделал, будучи Тёмным, даже не могло сравниться с тем, что он делал, находясь под контролем Пэна. И Пэн тоже ничего не заставлял его делать: он сделал это по собственной воле, и всё из-за боли, которую испытал из-за предательства отца. Но ведь всё это началось из-за его отца, не так ли? Деревенский трус и, как его сын, Румпель был единственным, кто всё ещё верил в него — единственным, кто продолжал поощрять его храбрость. Впрочем, это было бесполезно: отец бросил его ещё ребёнком, соблазнившись какой-то нечестивой силой. Только позже Румпель обнаружил, что эта сила была мальчиком, которому он позволял управлять собой столько лет. Он почувствовал комок в горле и отогнал мысли об отце. Они были лишь одной из многих вещей, которые делали этот остров таким неприятным. Здесь он не чувствовал себя сильным. Несмотря на всю свою браваду на борту корабля Крюка, здесь он чувствовал себя слабым, как новорождённый младенец. С сожалением он понял, что сын был прав, не доверяя ему. Не потому, что он хотел убить Генри, а потому, что на Неверленде он был, по сути, неуправляемой пушкой. Питер Пэн умел давить на него так, как никто другой. Более того, Пэн точно знал, что нужно сказать, чтобы заставить его сделать то, чего, как он знал, делать не следовало. Например, убить собственного отца, — даже если этот трус бросил его, он всё равно был его отцом. Стиснув зубы, он запихнул куклу обратно в рубашку и поднялся на ноги. Он ненавидел это место. Ненавидел снова чувствовать себя пешкой Пэна. Больше всего он ненавидел незнание того, что должно произойти. Он должен был знать, чем всё это закончится. Румпельштильцхен глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, прежде чем закрыть глаза и поднять ладони. Может быть, он сможет заглянуть в будущее, — хотя бы для того, чтобы узнать, выберется ли он отсюда живым или нет. — Здесь нельзя видеть будущее. Невозможно увидеть будущее там, где время стоит на месте.* * *
Зачарованный лес Когда факелы в камерах внизу погасли, Белль и Бейлфайр ожидали ещё одного визита женщины в маске, которая, казалось, была полна решимости скрыть свою личность. Они определённо не ожидали, что один из факелов вернётся к жизни, и когда это произойдет, они не узнают человека, который появился за пределами их камер. Слёзы навернулись на глаза девушки при виде знакомого лица, и она вскочила, едва осмеливаясь поверить в то, что видит. — Румпель? — неуверенно прошептала она, протянув дрожащую руку через решетку, чтобы прикоснуться к нему, пытаясь понять, настоящий он или нет. Он шагнул вперёд, чтобы она могла положить руку ему на щёку, и безучастно посмотрел в её карие глаза. — Здравствуй, Белль, — поприветствовал он её нехарактерно низким, монотонным голосом, полностью игнорируя сына. Бейлфайр медленно поднялся на ноги, а Белль вздохнула с облегчением. — Это ты, — радостно воскликнула она, обхватив его лицо ладонями и расплывшись в широкой улыбке. — Ты действительно здесь. И ты в порядке! — Папа? — настороженно спросил мужчина в камере, подходя к рыжеволосой девушке. Его нижняя губа дрожала от плохо сдерживаемых эмоций. Он думал о худшем, когда увидел Пэна с кинжалом Тёмного, но его отец был жив; более того, он казался более могущественным, чем когда-либо. Однако Румпель, казалось, не замечал его; его внимание было полностью сосредоточено на Белль, в то время как рыжеволосая продолжала водить руками по его лицу, влага стекала по её щекам и размазывала старый макияж. — Поверить не могу, — она благоговейно покачала головой, всё ещё улыбаясь. — Я думала, что потеряла тебя навсегда. Она, казалось, не заметила полного отсутствия эмоций в его глазах, когда он просто продолжал смотреть на неё пустым и больным взглядом. Она продолжала говорить: — Ты можешь вытащить нас отсюда? Остальные где-то наверху, но по какой-то причине нас с Бейлфайром привезли сюда. Это действительно было ужасно… Её болтовня оборвалась, когда чешуйчатая рука Тёмного сомкнулась на её горле через решётку и подняла в воздух, заставив задыхаться. — Румпель, — прохрипела она в ужасе, хватаясь за тонкие пальцы, прижатые к горлу. — Румпель, что ты делаешь? — Папа! — вмешался Бейлфайр, бросившись к Белль в явном замешательстве. Он попытался оторвать руку отца от горла девушки, но безуспешно, — хватка отца была слишком сильной. — Папа, что ты делаешь?! Пустота на лице Румпельштильцхена была страшнее любого выражения. Но именно от пустоты его голоса по спине сына пробежали мурашки. — Я пришёл сюда не для того, чтобы кого-то спасать, Белль, — заявил он ровным, безжизненным тоном. Его глаза мерцали, отражая свет факела. Его хватка усилилась ещё сильнее, вызвав стон изо рта девушки, когда он раскрыл свои истинные намерения. — Я пришёл сюда, чтобы убить тебя. Глаза Бейлфайра быстро расширились, и он безмолвно уставился на отца, пока Белль извивалась в его объятиях, отчаянно пытаясь вырваться. — Румпель... Румпель, ты можешь с этим бороться, — прохрипела рыжая, хватая его за запястье. — Послушай меня. Кто-то контролирует тебя. Но ты не обязан этого делать. Румпель, пожалуйста. — Папа, — начал было Бейлфайр, напрягшись от беспомощности, но замолчал. Он понятия не имел, что сказать, чтобы попытаться остановить это; он никогда не думал, что что-то может заставить его отца убить Белль — женщину, которую он любил. Но именно это он и делал. Борьба Белль становилась всё слабее, и её лицо теряло цвет по мере того, как запас воздуха продолжал уменьшаться. Однако она не переставала говорить; слезы текли по её посеревшим щекам, пока она продолжала пытаться урезонить своего парня. — Румпель, ты достаточно силён, чтобы справиться с этим. Просто слушай мой голос, — продолжала говорить она, пока он продолжал душить её. Бейлфайр не мог не восхищаться её решимостью: она всё ещё верила в его отца, даже когда он собирался убить её. Он должен был что-то сделать — очевидно, кто-то контролировал его отца. Но кто? — Пэн, — внезапно понял он, чувствуя, как по телу пробежала дрожь. Он снова повернулся к отцу, намереваясь достучаться до него. — Кинжал у Пэна. Он использует его, чтобы заставить тебя сделать это. Папа, ты можешь сопротивляться ему. Ты же не хочешь убить свою истинную любовь, правда? Ну же, папа, пожалуйста, прекрати это, — умолял он Тёмного, накрыв руку вокруг горла Белль своей и присоединившись к попытке оторвать её. Однако его вмешательство запоздало, и Румпельштильцхен, казалось, даже не слышал его. Губы Белль посинели, а глаза закатились, пока он продолжал сжимать её трахею, не выказывая никаких признаков того, что собирается сдаться. Бейлфайр становился всё более отчаявшимся, и удвоил свои усилия, чтобы попытаться разорвать хватку отца, но это было бесполезно. Он просто ничего не мог сделать. Через несколько мгновений Белль оказалась мертва, а его отец ушёл, оставив его наедине с трупом рыжей. И после того, как он ушёл, Бейлфайр практически услышал демонический смех Пэна, звенящий в его ушах. Пэн добился того, о чём всегда мечтал: заполучить в свое распоряжение Тёмного. Сделать Румпельштильцхена монстром, к которому он так отчаянно пытался не позволить себе вернуться. Но он потерпел неудачу — и теперь убил свою истинную любовь. От этого не будет возврата. Не в этот раз.