легион черных душ

Моя весна была зловещим ураганом, Пронзенным кое-где сверкающим лучом; В саду разрушенном не быть плодам румяным - В нем льет осенний дождь и не смолкает гром.

Эва возвращается в Осло в середине осени; холодный ветер гуляет где-то в районе ребер, пока грязные чернильные лужи пачкают новые вансы. Замерзшие пальцы, которые ни хера не греют большие карманы драпового пальто, смятая пачка из-под ментоловых сигарет, старая шапка из какого-то секонд-хенда. Эва чувствует себя почти дома; кажется, весы душевных терзаний наконец пришли в равновесие. Телефон начинает пищать, оповещая о новых сообщениях; включая беззвучный режим, хочется почувствовать хоть каплю стыда — чувствуется лишь облегчение. Мун признается: по мерзкой погоде и горькому кофе скучала сильнее, чем по подругам. Горячее калифорнийское солнце еще чувствуется где-то в районе лопаток, навязчиво зудя; хочется содрать одежду вместе с кожей, лишь бы не чувствовать этот теплый отпечаток, напоминающий о спокойствии вперемешку со счастьем. Эва пьет горький эспрессо, подставляя лицо промозглому серому дождю, отправив в общий чат сообщение. «Жду не дождусь нашей встречи». И в поставленном смайлике «сердечка» больше горечи чем в кофе. * Эва приходит в школу за пятнадцать минут до начала урока; пять тратит на то, чтобы стрельнуть сигарету и выкурить ее на заднем дворе школы. Мун тщательно избавлялась от привычек прошлого, но некоторые слишком сильно въелись в глубь, чтобы просто забыть их; наркотики, алкоголь, бессонница, антидепрессанты — когда кажется, что ты на самом дне, оказывается, еще есть куда падать. — Эва! — звонкий голос Вильде разрезает монотонную тяжесть утра; сотни взглядов тут же впиваются клещами; раздевают, разрывают, словно хищники выискивают слабые места. В современном обществе до сих пор актуален естественный отбор; выживает наиболее приспособленный. Мун задирает голову выше, готовясь, если будет нужно, из конца пищевой цепочки стать ее началом. Слышится еще больших криков, улыбок, объятий; «нацепи на лицо улыбочку, Мун» — Эва повторяет себе одни и те же слова, проникаясь атмосферой счастливого воссоединения. — У нас столько новостей, тебе о много нужно узнать, — Вильде начинает что-то рассказывать, пока Нура с Саной лишь дарят теплые улыбки, что согревают замерзшие внутренности. Учись жить заново, Мун, или сдохни. — На перемене все расскажете, не хочу опоздать на первый урок. * Нура заполняет приятную тишину неприятной болтовней; Эва понимает — она хочет как лучше — но избавиться от назойливого раздражения не получается. На пути к кабинету их останавливает какой-то третьекурсник, сжимает Сатре в объятиях, немедленно съедая ее красно-кричащую помаду. — Эва, это Вильям. Вильям, это Эва. У Вильяма длинная челка, разбитые костяшки и мигающая надпись бэд-бой на лбу; наверняка перетрахал половину Ниссена, а потом изменился ради одной единственной. Не в ее вкусе. Они пожимают друг другу руки; Вильям выдавливает «приятно познакомиться», Эва с усилием приподнимает уголки губ в улыбке; обмен доброжелательностями для блезиру прекращает прозвеневший звонок. Прошел год с ее отсутствия; земля не перестала быть круглой, но видимо многое изменилось. Эва надеялась, что каникулы длиною в год пойдут ей на пользу; она избавиться от всей гнили, что скопилась внутри; перестанет пить антидепрессанты, займется спортом, раскрасит свой гребаный черно-белый мир в яркие цвета. «Твоя мать сдохла от передоза, хочешь закончить так же, Эва?» Эти слова навсегда отпечатались в памяти; когда психологи и мозгоправы уже не помогали, единственный, кто смог вытащить ее из этого дерьма, оказался отец; из-за которого она в этом дерьме и оказались. «Разорви этот ебаный порочный круг, дочь, я слишком увяз в этом чтобы сделать это самому». Мун выбралась с этой ямы; но падший однажды не окажется вновь на небесах. Он лишь с большим шансом снова может пасть. — Скучала по мне, Эва? Она помнила этот голос; где-то на периферии ее души еще хранился его отголосок. Отголосок ее личного дьявола. Кристофера Шистада.