See the Stars

Лет в четырнадцать Антон Шастун размышлял, что хотел бы трагически погибнуть, спасая маленьких детей (благо, не своих) из пожара, или же грудью закрыть известную актрису, в которую обязательно будет целиться снайпер откуда-нибудь с крыши. И весь мир будет оплакивать самоотверженного мальчика и говорить: «Какой молодой! Какой благородный!» Однако в свете последних событий и новых знаний максимум, что напишут в графе «причина смерти», так это «феерический долбоеб». В лесу темнело со сверхзвуковой скоростью, и вода в ручье становилась все прохладней. Руки Антона, которые и так были постоянно холодные из-за плохого тока крови, сейчас окоченели донельзя. Если бы он мог посмотреть на себя в зеркало, он бы решил, что тому парню в отражении недолго осталось. На конюшне его вряд ли кто-нибудь хватится: Вика умчалась откачивать свою Женьку, Попов… а что Попов, Попов был где-то в городе по своим делам. А вот Баден-Баден… Словно цепляясь за последнюю надежду, Антон причмокнул посиневшими от холода губами, подзывая к себе жеребца. Если на отсутствие парня могут и не обратить внимания, то коня точно будут искать. — Эй, дружище, — Шастун подтянулся максимально, насколько это было возможно, и схватил за поводья подошедшего к нему жеребца, — беги домой, — ну разумеется, если на конюшне увидят свободно бегающего оседланного коня, то наверняка заподозрят неладное. А судя по тому, что Бадди закреплен только за Шастуном, соответственно, будут искать и владельца. — Беги же! Жеребец едва кивнул своей умной головой, отшатнулся от замерзающего Антона, вдруг взметнулся на дыбы и с громким ржанием бросился скакать по тропинке по направлению к родной конюшне. Какой умный мальчик, в восхищении прослезился Антон. Разумеется, так было в его воображении. Настоящий Бадди с преданным видом внимал хозяину и, едва почувствовав, что хватка ослабла, слабо фыркнул и принялся щипать траву. Вот же черножопый жиробас. — Господи ты Боже мой, — Шастун был готов удариться в религию, — может, тебе по-немецки объяснить? Как там у вас это говорят? — он призадумался на секундочку, отыскивая в своем скудном словарном запасе нужно слово. — О! Хэй, ты! — крикнул он жеребцу, который недовольно оторвался от вечерней трапезы и дернул ухом, обернувшись на голос Антона. — Шнелля, майн готт, шнелля! Баден-Баден опустил голову и вернулся к своей траве. И какого хрена тебя только купили? Только зря деньги потратили. В отчаянии Антон уже не знал, куда девать себя. Каким же ебанько надо быть, чтобы помереть тут в ручье от застуженной задницы? Телефон ему не достать, на зов все равно никто не приходит, а Бадди, видимо, вообще по барабану, окочурится здесь его хозяин или нет. Ну, так не пойдет! Скорее в акте слепой ярости и безысходности, чем под влиянием здравого смысла, парень нашарил на дне камень и бросил его, не в жеребца, правда, а в стоящий рядом с ним валун. Наверное, судьба решила, что Шастун и так уже достаточно облажался на сегодня, поэтому в этот раз решила дать ему поблажку: камень прилетел точно в цель, с громким треском разбившись и осыпав ничего не подозревающего жеребца мелкой крошкой. Тот с каким-то ревом раненого носорога мгновенно превратился в свистящее пушечное ядро и ринулся с места в карьер, будто за ним по пятам несся сам Сатана. Благо, в нужную сторону. Вот только еще неизвестно, когда этот хвостатый увалень допедрит, что сжирать его никто не собирается. Одной проблемой было меньше, но теперь Антон остался совершенно один в практически черном лесу. *** Счет времени давно уже был потерян. Шастуну казалось, что прошло уже несколько часов с момента, как Бадди дал деру, и вечность — как он угодил в этот ебаный ручей. Жаль, что ему сейчас даже не составить завещание, подумал парень в какой-то полудреме. Собственно говоря, и имущества-то у него толком не было: жил он отдельно от родителей, квартиру снимал, ездил, к своему стыду, на автобусе. Разве что кругленькая сумма, которую Антон скрупулезно копил, надеясь в будущем приобрести автомобиль. И теперь все эти деньги ушли коню под хвост. Сейчас все, что у него было, это насквозь мокрые вещи и телефон, который валялся где-то на тропинке. Который сейчас вдруг очень кстати зазвонил. Знакомая мелодия звучала как голос с этого света, всеми силами пытающийся удержать Антона в мире живых. Вода уже перестала казаться ебуче-холодной: она теперь просто не ощущалась, практически как и вся нижняя часть тела Шастуна. Айфон пропиликал еще пару раз и тут же смолк. Дерьмо. Песни, подумал Антон. Песни придавали сил и позволяли хоть как-то расшевелиться. Петь Шастун не особо-то и умел, однако здесь его аудиторией были лишь молчаливый лес да ночные птицы, изредка проносящиеся высоко среди черных могучих верхушек сосен и берез. Антон спел сначала одну песню, потом другую, затем третью. Постепенно уже даже и они перестали приносить какую-то надежду. — Я уеду жить в Лондон! Я уеду жить в Лондон! — не пел, а уже орал Шастун во всю свою широченную глотку, окончательно упав духом. Ему казалось, что он уже сошел с ума. — Я уеду туда, где большая вода, сука нахуй когда? Где-то вдалеке заржал конь. Антон вздрогнул. Если это Бадди, то это будет тотальный провал: конь, отправленный домой с ласковым напутствием «беги, скотина, и сообщи, что я в беде», вдруг остановился послушать Шастуновские вопли, а тут еще и вернулся назад, видимо, подпевать на похоронах. Конь снова заржал. Спустя секунду послышался чей-то неясный крик. Господи, помоги. Антон заорал, как никогда не орал в жизни, напрягая уставшие легкие что было сил. Ему ведь это не могло показаться, ну никак! Он все еще в здравом уме, только замерз пиздец, но он жив и трезво мыслит. Наверное. Голос послышался ближе. Теперь Антон мог даже различить свое имя, произнесенное с такой отчаянной и панической интонацией. Это был Попов. Откуда он тут взялся, если он еще днем укатил в город по каким-то своим наиважнейшим делам? Наверное, все-таки Шастун окончательно свихнулся, если ему привиделся (или даже прислышался) призрак Попова. Но нет, мозги еще не отмерзли окончательно. Между темных стволов заплясал белый свет фонаря, все ближе и ближе, и когда на последнее Антоново «я здесь, под мостом!» вдруг показался силуэт мужчины верхом на коне, парень готов был заплакать от счастья. Теперь и помирать спокойно можно. Попов соскочил со своего невозмутимого в любой ситуации Генезиса и бросился к мосту. Он был в шлеме с закрепленным спереди фонариком, свет которого сейчас ебашил Антону в глаза до белесых пятен, но ему было плевать. Попов сейчас казался Антону самым лучшим человеком на свете, за такого и замуж грех не выйти. Арсений не разделял оптимизма своего горе-подопечного. — Блять, ну ты как вообще умудрился? — вот и все приветствие, вот и вся любовь. — Ох, дело дрянь, — бросил он, выхватив лучом света злосчастную корягу. — Давай, тащим вместе. И правда, вдвоем они за три минуты наконец-то сумели отпихнуть злоебучее дерево прочь и освободили многострадальную ногу Антона. Тут же Арсений, заткнув Антона одним лишь суровым взглядом на его поползновения выбраться самостоятельно, вытащил ледяного парня на берег. На суше оказалось еще холоднее, чем в ручье, и на Антона напало необъяснимое желание залезть обратно в воду. — Тихо, тихо, — выдохнул Арсений, неизвестно, кого успокаивая больше: себя или Антона, — ты же весь мокрый, так ты долго не протянешь. С минуту он думал. Затем, когда Антон уже начал засыпать стоя, он уверенным голосом приказал: — Раздевайся. Простите, но я думаю, что сейчас не совсем удачное время. — Снимай одежду, — настаивал Попов, — она вся мокрая, и тебе от этого будет еще холодней. Тебе нужно переодеться в сухое. — В таком случае мне придется добираться домой в костюме Адама, — мрачно возразил потерпевший. — У меня даже трусы хоть выжимай. Арсений вдруг подошел совсем близко к дрожащему от переохлаждения парню и положил руки тому на плечи, затем спустился чуть ниже по торсу, оглаживая его легкими касаниями. Право, не время же, Арсений Сергеевич! — У тебя футболка сухая наполовину, — объяснил Попов. — Раздевайся полностью и вытри тело этим сухим участком. А одежду, — он быстро оглядел себя, — сейчас тебе подберем. Все снимай, я сказал! — в голосе Арсения послышались стальные нотки, но, видимо, тот просто волновался за состояние подопечного. — Даже трусы? — жалобным голосом спросил Шастун, неловко держась за резинку боксеров. Его все так же трясло мелкой дрожью, но хотя бы теперь он был относительно сухим. — Даже трусы, — серьезно подтвердил Попов, протягивая ему свои штаны, плотные и наверняка теплые. Антон медленно перевел взгляд на мужчину. — А вы в одних трусах не замерзнете? — Ну извините, — тихо хохотнул Арсений, — знал бы, что ты такой растяпа, надел бы двое трусов. И вот еще, — вслед за штанами он протянул Антону свою футболку, оставаясь в своей ветровке. Красавцы писаные, Антон и Арсений оглядели друг друга: трясущийся от холода парень в футболке и штанах и его горячий тренер в трусах и ветровке. — Разве вам не будет теплее, — заторможенно начал Антон, глядя мужчине куда-то в область пресса, — если вы застегнетесь? — Замок сломался, — развел тот руками. — Ладно, бросай трепаться, надо вывезти тебя отсюда, пока ты совсем не двинул кони. Давай, залезай на Геныча. — Я вполне самостоятельно могу передвигаться! — недовольно фыркнул Антон и шагнул на тропинку. Разумеется, тут же споткнувшись о торчащий корень и чуть не уебавшись носом о землю. Шастун мог поклясться, что даже в темноте было видно, как закатились глаза Арсения. — Хорошо, сейчас, — возражать было нечего. Тем более, Антон все больше и больше ощущал нарастающую во всем теле слабость. Мозг и нервы будто сообщали, что выжали из себя все возможное, а дальше пускай тело борется как-нибудь само. Со второй попытки он вскарабкался на сильную спину серого в яблоках мерина. Тот явно был шире в кости и мощней, чем его Бадди. Арсений влез в седло и устроился позади парня. — А Боливар-то выдержит двоих? — слабо пошутил Шастун, почувствовав внезапный прилив жара, как только его спина, даже обтянутая тонкой тканью футболки, соприкоснулась с грудью Попова. Спать захотелось еще сильнее. Антон в буквальном смысле слова поплыл. — Этот выдержит, — с гордостью произнес Арсений. Антон даже кожей почувствовал его улыбку. — Он же у меня ольденбургской породы, причем из тех, кто в породе помощнее и покрепче в костяке. Мы поедем шагом, так что до конюшни его точно хватит. Дорога назад шла в каком-то состоянии астрала. Антон практически засыпал в седле, слегка запрокинув голову назад на плечо Попову, слушая его тихое, размеренное дыхание и порой отключаясь совсем. Тепло, исходившее от тела мужчины, пробиралось даже сквозь футболку своего владельца, согревая и принося какое-то безмятежное спокойствие. Мысль о том, что Арсений, испытывая неприязнь или даже страх к лесопаркам, примчался спасать Антона в такую темень совсем один, все время крутилась на задворках сознания, и именно эта мысль грела его в тысячу раз сильнее, чем любая одежда. Вдалеке замаячил такой родной силуэт конюшни.