Phantom

Йен

      – Он же принимал лекарства? – голос Фионы был ясным в солнечных утренних лучах. Йен был повернут лицом к стене, прижимая одеяло ближе к себе, хотя оно не избавляло от холода в его костях или от разговоров его сестры и брата.       Идиот! Идиот! Умри! Твоя вина! Всё твоя вина! Это его вина? Да, его!       Йен закрыл глаза и прикрыл уши одеялом, будто крики не могли пробиться через хлопок, но они это делали, и пронзительные оскорбления пытали его снова и снова.       – Я уже даже не знаю его, – отозвался Лип. Должно быть они думали, что он спит.       Он принимал лекарства... ну, вроде, всякий раз, когда вспоминал. Это было не намеренное пренебрежение, а утрата способности заботиться о нормальных вещах. Тем не менее, его беспокоило, что они говорили о нём буквально за его спиной. Он чувствовал, как они стояли в дверях спальни, вероятно, глядя на него жалкими, горестными глазами.       Катастрофа, пронёсшаяся через дом Галлагеров, была очищена, как будто её никогда и не было. Йен помог немного, хотя большая заслуга принадлежала Фионе. И вот, неделю спустя, он лежал на своей кровати, пытаясь прорваться сквозь пронзительный шум собственного ума.       Было около девяти утра, а его голова была уже разбита, и мотивация подняться с комфортной кровати была минимальной. И рассуждения его брата и сестры о его здоровье раздражали его достаточно, чтобы возникнуть.       – Не сплю, – пробормотал он, вставая и проходя мимо них в ванную. Он взглянул на оранжевые баночки с таблетками. Zyprexa была уже пустой, но можно взять то, что есть. Он принял литий и намочил лицо холодной водой.       Ты умрешь! Хорошо. Будем надеяться, что он это сделает.       Пожалуйста, хватит, это было мольба, хныканье маленького напуганного мальчика. Это разве честно? Почему я должен слушать это дерьмо? Он вытер слезы, катящиеся по щеке. Возможно, он заслужил это. Возможно, его мучения были его наказанием. Я позволил ему умереть, подумал Йен, карма должна быть реальной.       Он заметил, что его кожа выглядела несколько светлее. Это всё кокаин. И то, что он почти ничего не ел. Он не мог полностью разрушить себя, если не хотел продолжать задерживаться допоздна и бросаться в объятия счастливых таблеток и порошка, поэтому он шёл с принудительной энергией вниз по лестнице, босиком и в одних шортах. Дом был ярким и полным всего.       За обеденным столом сидела Дебби с Фрэнни на коленях. Она кормила ее детским питанием. Шаги Йена были медленными, когда он подошёл к хлебнице и взял три ломтика.       – Хей, Йен, – сказала Фиона с улыбкой. С тех пор, как он сломался в тот раз у неё на коленях с половиной фунта кокса, заполняющего его нос, она была отвратительно приторной и жалостливой по отношению к нему. Только Лип не делился своим сахарным языком.       Между братьями была сильная напряжённость. Лип ясно дал понять, что он больше не сочувствует этому всему. Конечно, он переживал за него, он понимал, что Йену было больно, но он мог сказать, что он игнорировал степень его боли и не проявлял большой терпимости к его недавнему поведению.       – У тебя всё в порядке? – это была Дебби. Ее голос был милым и весёлым, таким же, с каким она разговаривала с Фрэнни. Это раздражало Йена. Последнее, что мне нужно, это быть младенцем. И, когда он повернулся, что взглянуть на неё и ответить, что он в порядке, он заметил её быстрый взгляд на его голом торсе, пытающийся не пялиться на чернила на груди.       Лип потягивал кофе в конце стола рядом с Дебс, бросив взгляд на брата. Йен обхватил голову руками и вздохнул. Пожалуйста, просто дайте им замолчать. Просто дайте им замолчать. Он не знал, умоляет ли он голоса в своей голове или нет.       – Хэй, чувак, когда ты планируешь вернуться на работу? – но Йен проигнорировал его. Он получал звонки от Риты, хотя и не отвечал на них. Теперь не было смысла спасать его работу. Он вытащил пиво из холодильника, позволив ему зашипеть, открывая крышку.       – Рановато, чтобы пить, не думаешь?       Йен рассмеялся.       – Не у всех есть проблемы с алкоголем, – сказал он сдержанно, с ленивой улыбкой, от чего в глазах Липа стали расти злость и обида.       – Можете надо мной дурачиться, – остановила это Фиона, отбиваясь от возрастающего тестостерона, пока он не стал слишком велик, – Боже, перестаньте. Он в чём-то прав, ведь, Йен, ты не ходил на работу, много пил, плюс сидишь на своих лекарствах. Я имею в виду, ты всё ещё принимаешь их?       Йен хмыкнул и хлопнул по холодильнику, опустив голову и закрыв глаза, чтобы на мгновение успокоиться, прежде чем он повернулся.       – Чёрт, я понял, я не идеален, сейчас я переживаю какое-то дерьмо и веду себя как полный мудак. Я знаю, я понял это, ладно? Спасибо. Но Иисус, перестаньте так вести себя, будто вы намного чертовски лучше, – глаза Йена бросились к каждому из его братьев и сестёр, когда он заговорил, – Ты, ты предприниматель- уголовник, и транжиришь деньги на Бог знает что. Ты, Лип, ты алкоголик в завязке в свои двадцать, выгнанный из колледжа и работающий в закусочной сестры. А Дебби, ты моя сестра, но ты так же мать- подросток, которая возится с парализованным. И да, я биполярный, гей, наркоман, разрушающий свою жизнь, потому что один придурок головорез умер. Так или иначе, у вас у всех есть свои проблемы... поэтому, пожалуйста, перестаньте пытаться исправить мои.       В кухне поселилась тишина, и что-то тяжелое упало в животе Йена.       Что ж, посмотрите, что этот идиот сделал. Боже. Придурок. Перестань. Закончи это уже.       – Ну, ты сказал это, не я, – начала Фиона, – Я собираюсь на работу, хорошего дня, ребята.       Она накинула сумку на плечо и на мгновение остановилась, посмотрев на Йена, который отвернулся от неё, делая глоток пива. Она покачала головой и ушла.       Рыжий Галлагер поставил алкоголь и снова поднялся по лестнице. Войдя в комнату, чтобы одеться, он поднял глаза к потолку, не давая слезам упасть и покатится по румяным щекам. Он надел тёмно-зелёную рубашку и брюки, а сверху лёгкую куртку, чтобы защититься от холодного весеннего ветра. Последние дни были по-странному холодными, несмотря на то, что должно уже теплеть.       Он спустился вниз, игнорируя вопросы брата и сестры о том, куда, чёрт возьми, он идёт, и захлопнул за собой дверь.       Кладбище было полем мерцающих камней, которые сияли в прохладном свете солнца.       Могила Микки была ещё свежей, обрамлённая молодой травой. Йен внезапно почувствовал себя глупо, так как он ничего не принес на место перед резной каменной плитой. Не то, чтобы Микки было было дело до цветов, но они выглядели бы хорошо рядом с его именем. Нагруженный избытком страданий, он шагнул к другой могиле кого-то по имени Саманта. У неё было много малиновых роз. Йен наслаждался уколом тернистого стебля, когда взял одну ветку и прислонил к камню, говорящему имя его парня. Чёрт, это выглядит неправильно.       Искажённые, странные, острые цветы сделали вид ещё хуже. Он думал, что это поможет почтить его память, но это было больше похоже, если бы крысе привязали ленточку. Он ненавидел это.       Он просто хотел лечь с ним ещё раз, держать за руку, чувствовать кожу, вдыхать его запах, поцеловать его улыбающиеся губы и засунуть пальцы сквозь пряди чёрных волос. Всего ещё один раз.       Не можешь сейчас. Он убил его! Убийца. Твоя вина. Глупый. Твоя вина. Йен. Твоя вина!       – ЗАТКНИТЕСЬ! – закричал Йен, надавливая на ушные раковины, – Заткнитесь, мать вашу!       Ему просто нужно было это остановить, но нет, как бы сильно он не кричал, как бы сильно не старался отбросить их, они ревели и ревели, словно толпа рейверов.       Охранник кладбища неподалёку сгребал листья, когда Йен стал кричать в пустой воздух. Его глаза метнулись на него.       Йен не думал, что его рингтон когда-нибудь его спасёт, но наглый звук входящего звонка был его героем. Йен вытащил телефон из кармана и с облегчением увидел имя Брэда.       – Эй, что такое? – он задохнулся в телефоне, и Брэд хихикнул на другом конце.       – Ничего, просто хотел дать тебе знать, что одна вещь будет сегодня ночью. Надеялся, что ты захочешь прийти.       Йен облегченно вздохнул. Да, да, да, ему нужно было отвлечься. Хотя Йен не мог не задаться вопросом, делал ли Брэд что-либо другое, кроме как обдалбывался, если не занимался баром в Хвосте Феи.       Но прямо сейчас ему было все равно. Он не мог. Он просто хотел, чтобы проклятые голоса замолчали к черту.       – Да, хорошо, заедешь за мной? – спросил Йен. Брэд говорил с таким же дружеским заверением, что всегда придавало доброты его голосу.       – Конечно, увидимся вечером.       Они попрощались и повесили трубки. Йен пересёк кладбище по траве, которая составляла большую его часть, и вливалась в мягкую землю свежей могилы.       Остаток дня Йен провёл с наушниками в ушах. Музыка приятно отвлекала от того, чтобы расколоть себе череп.       Оставалось ещё полчаса, пока Брэд заедет за ним, и он надеялся, что тот приедет раньше. Йен лежал на кровати, листая что-то в своём телефоне, когда Лиам вошел без предупреждения. Он его не заметил и продолжал листать Фейсбук, внезапно раздраженный выскочившим сообщением. Это был Тревор.        "Эй, мы можем поговорить?"       Йен раздражённо вздохнул и убрал уведомление с экрана. Не хочу иметь дело с этим дерьмом сейчас.       – ЙЕН!       От испуга он выронил телефон и быстро вытащил наушники, посмотрев на Лиама. Его прищуренные глаза выпучились из-за полуоткрытого пакета белого цвета, который держал его младший брат.       – Что это за штука?       Йен бросился с кровати и присел на корточки, выхватив пакет у Лиама.       – Откуда это у тебя? Ты ничего не вытаскивал оттуда? Пожалуйста, скажи что не вытаскивал! – голос Йена был полон паники. Нет, нет, нет, не опять, не он опять, пожалуйста, Боже, нет.       – Нет, я просто коснулся его.       – Ты не вдыхал или пробовал это?       Лиам покачал головой и Йен с облегчением обнял его, поставив пакет на пол. Он взял руки младшего брата и встряхнул их.       – Никогда больше не трогай это, ты слышишь? Это опасно, хорошо?       Лиам медленно кивнул, потрясённый внезапным беспокойством Йена.       – Тогда почему у тебя это есть?       Рыжий вздохнул, закрыв глаза. Хороший вопрос.       Да, почему у тебя это есть? Педик.       Он снова нуждался в своих наушниках. Освободив руки от Лиама, он похлопал его по плечу и прислушался к открывшейся двери. Это был Лип, что подтвердило его ругательства на что-то, что он, похоже, уронил. Йен быстро поднялся и засунул пакет под кровать, ожидая, что Лип сделает всё, что ему нужно и уйдёт, чтобы он смог спуститься и забрать второй. Ему нужно спрятать их где-то в другом месте.       Лип поднялся по лестнице, громко топая, и Йен заскочил на кровать, засунув наушники в уши и притворяясь беззаботным, с надеждой, что его старший брат быстро уйдет. Не заходи сюда Лип, пожалуйста. Он знал, что каждый раз, когда его брат видел его, он смотрел с каким-то не скрываемым чувством обиды и разочарования. Он должен был быть его лучшим другом, партнёром в преступлении и плечом, на которое можно опереться. Если ему когда-либо нужен был друг, он нуждался в нём прямо сейчас, когда его возлюбленный был сожжён до смерти и заперт в земле, чтобы гнить. Но вина его беспорядочного поведения только разделила глубокий разрыв между ними.       Ему не следовало говорить о тех вещах, которые он сказал. Это было дёшево и мерзко, но в тот момент, когда на него навалились груды сожаления, он не мог не избавиться от этой суровости. Несмотря на то, что удар по самому себе был лёгкой частью, разрушение сопереживания его семьи, высказывание их ошибок потрясло Йена ещё большим количеством вины. Я даже дерьмовее, чем думал.       Вытащив пальцы из мягких кудрей Лиама, Лип повернулся в направлении к ванной, и Йен быстро и тихо схватил кокс из из-под кровати и спустился вниз, смягчая шаги. Схватив потной ладонью второй пакет, он оглядел комнату, куда можно было их спрятать, пока Брэд не заберёт их. Он не мог засунуть в своей комнате, об этом не могло быть и речи, Лип всё ещё иногда спал там, и Йен не мог так рисковать. Ванная была слишком сложная, под лестницей было бы хорошее место, если бы Лиам не играл там. Он мог положить их в шкаф, рядом с ней, там полки были выше и углы темнее.       Он широко открыл его и засунул порошок на самому верхнюю полку. Пакет был не видим среди других полок, и Йен осторожно закрыл дверцы, прежде чем Лип сделал последний шаг и молча подошёл к дивану. Может быть, я должен извиниться, сказать маленькое "Мне жаль", прежде чем он уйдет.       Он тебя ненавидит. Нет смысла. Глупый. Никчёмный. Он тебя ненавидит. Нет.       Вопреки уклончивому шёпоту его голосов, он подошёл к Липу.       – Эй, мне жаль насчет всего этого дерьма, которое я сказал утром. Ты знаешь, я ничего не имел в виду, – сказал Йен, почесывая свою руку. Лицо Липа исказилось от неприязни, и он достал сигарету.       – Ты сказал это всем, с кем ссорился? Ты вёл себя как полный мудак.       Йен опустил глаза, смутившись жестокой честностью брата.       – Я знаю, – всё, что он ответил.       – Куда ты собрался ехать?       Йен посмотрел на себя снизу вверх, красиво одетого в чистую чёрную футболку и кислотные джинсы, с причёсанными водой и гелем волосами. Лип не хотел бы слышать это, но Йен не скрывал правду.       – Вечеринка с Брэдом.       – Что за чёртов Брэд?       Йен кусал внутреннюю сторону губы.       – Парень, с которым я работал в клубе.       Морщинки возле верхушки носа Липа сжались, и он посмотрел на Йена.       – Тот парень, который лапал тебя, пока я на тебя кричал той ночью?       Йен глубоко вздохнул. Ну, ты так выразился... Ощущение стыда на его лице было достаточным, чтобы подтвердить вопрос Липа.       – Черт, Йен, тебе нужно разобраться со своими дерьмом. Я имею в виду, ты думаешь, Микки хотел бы, чтобы ты портил свою жизнь? – Лип говорил это лёгким тоном, хотя Йен чувствовал манипуляции.       – Нет, – Йен изо всех сил старался сохранять спокойствие, – Не говори о нём, ты не знал его, как я.       – Твою мать, Йен, я, возможно, не был так чертовски близок к нему, как ты, но я знал его достаточно, чтобы быть сейчас уверенным, что разрушение твоей чёртовой жизни это не то, чего ему хотелось бы.       Губы Йена были похожи на магниты, и он очень старался не разжать их и не выругаться на брата. Казалось, что они начали сплетать разрыв между ними, и кто-то пришёл и разрезал швы, прежде чем они полностью сошлись.       – Отвали, Лип.       Визг колес сломал тишину между ними, и Йен широко взглянула на Липа грустными и презрительными глазами, прежде чем надел на голову серый капюшон и вышел из дома.       – Блять, – прошептал Лип, провожая брата взглядом.       Пассажирское сидение занял брат Брэда, Тристан. Поэтому Йен сел на заднее.       – Гонку переместили на юг. Всё увидеть, наверное, будет невозможно, но всё равно будет весело посмотреть.       – Кто её устраивает? – спросил Йен, пристегивая ремень безопасности. Спереди послышался голос Тристана, говорящий по телефону.       – Один парень, которого я знаю, Квентин, собирает людей с машинами.       Йен медленно кивнул, и Брэд поехал с отсутствием заботы, глубже в южную сторону Чикаго. Он, вероятно, уже немного под кайфом, подумал Йен, когда они подъехали к крысиному дому.       Этот район был еще грубее, чем у Йена. На улице очень сильно пахло дымом, и он был уверен, что слышал вдалеке звук выстрелов.       – Когда ты планируешь забрать обратно весь кокс? – Йен почувствовал зуд, так как он был вне дома. Он бы спросил, когда они были ещё там, чтобы сразу отдать, но его мысли были слишком затуманены беседой с Липом.       – Ах, завтра, наверное, зачем спешить, ты же не против, так?       Йен не ответил. Машины мчались по улицам, их двигатели ревели, оставляя после себя дым. Полоса дешёвых, плохо украшенных Камаро и ржавых, развращенных Мустангов прорезала дорогу, и сердце Йена ускорилось, наполняясь нервами и волнением. Большую часть времени они просто пили и обдалбывались, но это фактически дало им шоу, которое нужно было смотреть пьяными, чтобы найти это забавным.       Хотя, когда Брэд сказал, что "гонку переместили", его ум был наполнен сценами из Форсажа, однако это был не фильм с Вин Дизелем. Это была часть гетто Чикаго, переполненная членами банд и проститутками. И, хотя он вырос на юге и жил с проститутками и бандитами, он знал этих проституток и бандитов. Эти же люди были чужими и впивались в него плотоядными глазами.       Комната, которая приветствовала их внутри дома, была усеяна дешёвыми женщинами и худыми гангстерами с золотыми цепями. Йен заметил чёрно-жёлтые банданы, которые свисали из карманов у некоторых латиноамериканских парней, а так же у нескольких чёрных. Йен жил в Чикаго и знал, что это означает. Латинские короли. Их присутствие было более раздражающим, чем всё остальное. Не хочу, чтобы какая-то глупая гангстерская драма испортила ночь.       Вес насильственных взглядов висел, как стальные цепи, и зацикливался вокруг всего дома. Он почувствовал себя немного тревожным, когда загорелый парень с глазами, словно пулями, пронзительно смотрел на него. Его лицо было в готических татуировках. Это был не тот случай, чего Йен, входя, не ожидал. Что ж, Брэд наркодиллер, напомнил он себе.       – Ты уверен, что это место нормальное? – спросил Йен, когда они уже вошли в дом. Брэд кивнул.       – Да, да, но ты бы снял эту куртку и цепочку.       Йен взглянул на свою серую куртку и не потрудился вспомнить жёлтую корону, нарисованную на ней. Он сбросил её и снял цепочку с шеи, кинув всё это на пустой стул.       – Пойдём, ты – Саус Сайд, не веди себя так, словно никогда не видел жёсткого громилу втирающего наркоту на углу.       – Да, но я действительно знал тех людей.       Брэд слегка улыбнулся и взял руку Йена, потянув его через толпу, вынюхивая крепкие напитки. Они взяли по шоту Хэнесси, и алкоголь стал расти в Йене, словно хлеб в духовке.       Они махали руками, пытаясь не вести себя слишком по гейски перед беспорядочный толпой натуралов. Йен и Брэд подошли к полностью обколотому пирсингом латиноамериканцу с лысой головой, украшенной тату.       – Здарова, Серджио, чё как?       Парень кивнул Брэду, и его улыбка сверкнула золотыми зубами на нижнем ряду.       – Белый парень, а что хорошего? – его зубы звякнули, – У тебя всё ещё есть этот снег?       Его акцент был сильным, но не настолько, чтобы испортить речь.       – Сейчас нет, могу поднять тебе попозже, если хочешь, – Серджио кивнул татуированной головой, – У меня есть трава, если хочешь закурить?       – Нет, пока нет, – он наконец посмотрел на Йена, – Привёл с собой Слим Шейди?       Йен засмеялся, отбросив волосы.       – Не, мужик, он друг, живёт недалеко отсюда, кстати.       – Его альбиносская задница из Саус Сайда?       Йен сделал глоток напитка, держащий в руке.       – Рождённый и поднятый, – внезапно сгустки людей стали толкать друг друга, выходя наружу, – Люди уходят так рано?       Часы показывали только полночь.       – Нет, они хотят посмотреть, как мы отъезжаем. Я провожу свою собственную поездку, направляюсь прямо вверх, никаких разборок, понимаешь меня?       Слегка. Алкоголь не помогал осмыслить это, хотя он был в состоянии понять, что они собирались жечь резину в глупых гонках на улице. Наконец, подумал он, выглядит, словно они ездят на этих точках вечно.       – Ничего, если мы тоже поедем? – крикнул Йен, сквозь громкую музыку. Серджио наклонил голову.       – Поедете со мной, когда выйдем?       Йен кивнул.       – Да, я имею в виду, если Брэд будет сзади, – он посмотрел на Брэда, и его лицо показало любезный оскал. Он знал, что Брэд будет сзади. Он был уверен, что Брэд скорее умрёт, чем подойдет к площади.       – Да, да, конечно, – сказал он, как будто это не проблема, и гангстер показал свои золотые зубы.       – Ладно, если вы, два белых молокососа, действительно стоите того.       Йен кивнул, зажигая косяк, пока они стояли на крыльце.       – Просто потому, что я белый, не значит, что я сука, – он почувствовал Микки в его словах, образец уличного говора. Он поблагодарил своего призрака за это. Если бы Милкович был там, он бы вписался во всю эту толпу, так как его семья была вихрем головорезов и тюремных бандитов. Он бы знал, как вписаться сюда. А Йен едва это сделал.       Они пошли со всеми остальными, следуя за Серджио, который снял бандану с его головы и повязал её поверх рта, завязывая за ушами. Серджио открыл дверь своей чёрной Камаро, грохочущей в суровой музыке и дикой природе ночи.       – Вы, парни, не будете смотреть, как они уезжают? – вопрос исходил от Тристана. Йен и Брэд прошли через толпу зрителей, подходя к двум машинам, стоящим рядом друг с другом посередине улицы.       – Мы едем с Серджио, – ответил Йен с усмешкой. Брат Брэда удивлённо поднял брови и засмеялся, скрестив руки на груди.       – Ну, повеселитесь там. Вы, парни, наверно, испугаетесь до усрачки.       Брэд сделал глоток Джека Дэниелса, и Йен сразу схватил его для себя. Двигатель машины заревел. Йен толкнул Бреда на заднее сиденье, а сам сел на переднее. Интерьер машины был гладким, изысканном и тёмным. Неплохо, подумай он, и Брэд быстро и страстно поцеловал его в губы.       И тут раздался выстрел.       Передние колёса машины дернулись быстро, как ветер. Скорость увеличивалась быстрыми темпами, уже девяносто миль в час, и всё быстрее и быстрее. Серджио всё давил на газ. Основываясь на своём собственном пути, по его лицу было видно, что он знал, чего хотел, и был, по меньшей мере, конкурентоспособным типом.       Разум Йена был волнующим вихрем. Он летал с изумлением от своего нового опыта. Он не мог сказать, что голоса прекратились, трава поспособствовала кусочкам паранойи вертеться в голове, но ему было трудно их услышать.       Машины продолжали мчать по колючему тротуару, оставляя полосы на пути. Другой украденный спорткар продолжал проноситься мимо них, продвигаясь вперёд с опасной скоростью, стремительной и очень грубой. И, когда одна из его задних шин была проколота взрывом пули, она скользнула по тротуару.       Ругательства Серджио приглушались тканью, когда с ними поравнялась красная машина, из пассажирского сидения которой показался пистолет. Это потрясло Йена и Брэда. Галлагер перелез к Брэду назад, и они спустились ближе к земле, вжимаясь в сидения.       – Ла Раза! Королевские противники!       Йен не знал, ругаться или закатывать глаза. Так и знал, что какая-нибудь глупая чёртова гангстерская дерьмо-банда испортит всё.       Серджио вытащила глок из под сидения, поднес руку к окну и выстрелил в машину соперника, в которой находились люди, покрытые белыми и зелеными банданами вокруг лиц, как у Серджио.       Пули прорезали вмятины в машинах друг друга, хотя никакого физического ущерба не было. Но когда патроны Серджио закончились, у него не было другого выбора, кроме как закрыть окно и двинуться вперёд по дороге, чтобы избежать головорезов.       Некоторое время это была монотонная погоня. Ни один из участников не добился значительного прогресса в устранении другого. И реальность их тупика только увеличивала сильные толчки скорости, усиливая хаос. Противостояние перешло в порочную войну истощения.       Небольшие атаки и щекочущие кучки металла снова столкнулись вместе, сделав ужасный визг, который сжигал уши Йена. Обе машины потеряли драгоценность своей краски.       – Твою ж мать! – выругался Йен, смотря в заднее окно и видя их у подножия машины, приближаясь всё ближе.       Это случилось как в кино.       Сопротивление одного автомобиля попало под колеса другого. И они столкнулись. И Йен, увидев результат удара, задушился ремнем безопасности.       Колёса визжали, схлестнувшись в столкновении. И, когда одна из машин стала отскакивать, она задела Камаро, подпрыгнувшую и упавшую на тёмный асфальт.       Правое плечо Йена врезалось в дверь машины, а рука, превратившаяся в кулак, с силой поцеловалась со стеклом, разбив костяшки пальцев. Он ощущал резь в его голове и рану на шее. Он мог чувствовать, что его кожа раздробилась на спине.       Водитель врезался о ветрозащиту. Обрушившись спереди, его голова опустилась на обездвиженное тело. Твою мать, твою мать, твою мать.       Йен моргнул из-за размытости в глазах. Из черепа Брэда струилась кровь, так как он сильно ударился головой, хотя Йен мог сказать, что он жив, учитывая, что капли крови двигались быстрее с каждым его вздохом.       Но он не мог сказать тоже самое о Серджио. Его лицо было в крови, пронзённое кусками стекла. Глаза Йена не могли сосредоточиться. Единственный раз, когда он видел умирающего, был на его работе, но сейчас всё было намного хуже.       Бандана Серджио упала ему на шею, и была теперь больше красная, чем жёлтая. Его глаза слезились, окутанные в темноте крови. Он посмотрел на Йена с блеском ребенка, и слёзы разбавили резкость красной краски вокруг ресниц. Это был взгляд, который означал, что он знает, что умрёт. Взгляд принятия смерти и невероятной боли. А затем его дыхание остановилось, и Йен задохнулся от рыданий, хотя не мог плакать.       Он не знал его дольше, чем несколько часов, но его смерть всё равно причиняла ему боль, царапая сознание картинками с изуродованной плотью и вонзённым в кожу с зубчатым стеклом. Его искалеченное тело лежало на водительском и пассажирском сидениях, спокойное и неподвижное.       – БЛЯТЬ. – рука Йена была изуродована, после того как они врезались в машину. У него не было воспоминания о чём то, что казалось даже отдалённо сопоставимым с тем, как болели его руки, связанные в кандалах мучений. Не было сомнений, что они были сломаны.       Слёзы смешались с полосками крови на его лице, и он вскрикнул, тяжело вздохнув. Чёрт, твою ж мать. Он не мог распорядиться своими мыслями, поэтому они пришли в коллекции ругательств. Ладно, Йен, ему нужен план, ему нужно было сделать это шаг за шагом, или он неизбежно попал бы в необратимую панику. Надо просто сделать это шаг за шагом.       Ты знаешь, что это твоя вина. Твоя вина. Тупица. Идиот. ТВОЯ ВИНА! Твоя вина, твоя вина!       И игнорировать эти глупые, идиотские голоса. В его нынешнем состоянии ему просто нужно было заботиться о Брэде, потому что он просто не может видеть, как умирает ещё один человек, он не сможет жить, зная, что Брэд умрет из-за него. Значит, я убил двоих людей. Троих, если считать Серджио.       Он определил проблему. Я едва могу двигаться, мне нужно вытащить себя и Брэда, иначе мы можем умереть. Он собрал в голове всё, что знал. Я в машине с двумя недееспособными парнями, и один из них уже не дышит. Если мы не получим помощь, то, наверняка, умрём. Остальное состояло в определении возможных результатов и решений, прежде чем быстро и эффективно ввести их в игру. Но каково, чёрт возьми, было его решение? Какого чёрта он должен был делать? Иисус, он едва мог двигаться, он никому не мог помочь, если не мог помочь себе. Я могу позвонить 9-1-1. Позвонить 9-1-1. Это то, что ему нужно было сделать. Он быстро сделал это своей целью и, с пронзительной болью, попытался выполнить это.       Изо всех сил стараясь использовать менее сломанную руку, чтобы отстегнуть ремень безопасности, он надавил на кнопку и закричал от боли. Боже, боже, боже, боже.       Твоя вина! Твоя вина! Твоя вина!       Что ж, на этот раз они не ошибаются. Ему удалось надавить достаточно, чтобы ремень выскочил из пряжки и врезался в его раскромсанное плечо. Он секунду посидел в тихих страданиях, чтобы передохнуть, а затем закричал так же сильно, как плачущий ребёнок. Ему нужно было пожать сломанными плечами, чтобы освободиться от ремня.       Он сделал это быстро, словно срывал пластырь, держа в крике на этот раз то, что было самой искажённой частью его тела. В чёрном пятне крови, его пальцы образовали искажённые очертания, сломанные у костяшек. Блять, какой ужас, как отвратительно, чёрт, какого хрена, Йен?       Он издал рыдания, которые задушили его горло, и опустил руку с глупой небрежностью, крикнув хриплое "БЛЯ-ТЬ!" Он засунул свою грязную руку в карман, ища телефон и пытаясь заглушить дрожь своего голоса.       Йен не мог не рассмеяться в жалком крике, увидев, что его телефон пережил катастрофу. Внезапно он почувствовал, что может понять взгляд Серджио, принимающего смерть. Он провёл большим пальцем по нижней части экрана, пустив ещё одну слезу в крике боли, которая потрясла его тело. Йен нажала на маленький зелёный значок и хотел набрать цифру 9, но его рука так дрожала, что он случайно попал на 3.       В обычный день, он был нахмурился и нажал кнопку "назад", но сейчас он отпустил еще один рёв и вздрогнул, когда нажал на кнопку "удалить". С каждым движением он чувствовал, что медленно умирает. Полностью набрав номер и нажав кнопку вызова, в его глазах стали появляться чёрные пятна. Возможно, он действительно умирал.       – Чикаго 9-1-1, где место чрезвычайной ситуации?       Он не мог ответить. Он ничего не мог сделать, кроме как сплюнуть кровь изо рта. Нахер EMT. Нахер Брэда. Нахер эту чёртову машину. И, ради всего святого, нахер меня навсегда, за то, что подумал, что это хорошая идея. Он был уверен, что отпустил все свои трагедии, прежде чем умрёт. Скоро увидимся, Мик.       – Алло? Есть кто-нибудь?       Он не мог.       Голоса. Они кричали громче, чем сегодня утром, громче, чем когда-либо. Они кромсали его разум своими безжалостными ножницами.       Чёрные вспышки привели к пульсациям. Свет рассеивался. Запах его собственной крови был единственным, что он мог ощущать, кроме голосов в его голове. Они не переставали повторять одну и ту же мантру, пока его сознание не исчезло.       ТВОЯ ВИНА! ЭТО ПОЛНОСТЬЮ ТВОЯ ЧЕРТОВА ВИНА! ТВОЯ ВИНА!       Они не ошибались.