Разноцветная книга

- Напомни-ка, куда мы едем? Я несчастен, окончательно и бесповоротно. Мне холодно, я устал, живот снова крутит, а в глазах так сухо, что чертова Сахара в сравнении покажется оазисом. Приваливаюсь головой к окну джипа, смотрю на бесконечные красные огни, корчусь на сидении, от души надеясь, что мое бедственное положение вызовет в нем хоть толику сочувствия, он развернет машину, и мы поедем обратно домой – спать. Ну да, как же! - Одеть тебя как мужчину, коим ты сегодня и должен стать. Распрощайся с Garanimals и поздоровайся с Osh Kosh B'Gosh*, - хохочет он. Громко кстати хохочет. Ну что за придурок, а? Мой придурок, конечно, и тем не менее. Я знал, что приступ трепетной заботы обо мне продлится лишь до тех пор, пока я вновь не обрету способность самостоятельно выбираться из кровати. Болеть, что ли, почаще... - Только, пожалуйста, скажи, что сценарий вечеринки в мою честь придумывал не ты! Такой пытки мне сегодня не вынести, и остатки достоинства хотелось бы сохранить. Странно, но двадцать один год по ощущениям не сильно отличается от двадцати. Правда, все вокруг кажется слегка чудным, но это, может, обезвоживание сказывается. - Идея не моя. Это лизуньи решили, что тебе необходимо устроить праздник. Представь только, две лесбиянки превращают мальчишку в мужчину. Смотри осторожнее, не заглядывай ни в какие шкатулочки кроме тех, что будут лежать на столе для подарков. Я встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида. Щеки у меня раскраснелись от смущения, и он, заметив это, сдавленно хихикает. Придурок он. И свинья! Но когда вот так вот, веселясь, прикусывает нижнюю губу – он самое прекрасное создание на свете. Ладно, пускай думает, что он искрометный шутничок, переубеждать не буду. Я вообще во многих случаях его не переубеждаю. - Ты там нормально будешь себя вести? Или нам снова придется спорить на тему: что это значит – относиться к людям уважительно? Он ненавидит такие разговоры, НЕНАВИДИТ. У него аж глаза красной пеленой заволакивает, когда я начинаю до него докапываться. Так что я стараюсь проделывать это почаще. - Надо будет заглянуть на досуге в Уголовный Кодекс. По-моему, убийство зарвавшихся щенков в некоторых штатах все еще приравнивается к самообороне. - Уголовный кодекс? – презрительно фыркаю я, давая волю своему внутреннему Бивису. – Единственный кодекс, которому ты следуешь, это свод правил – как быстрее добраться до моей задницы. - Ну так я до нее нескоро доберусь, если ты не начнешь вести себя, как славненький миленький взрослый, - он оборачивается ко мне и вскидывает бровь. Это предупредительный сигнал, сообщающий, что если я не уймусь, безобидные поддевки вскоре превратятся в полновесную выволочку. - Учусь у мастера. Ничего не могу с собой поделать, такое уж у меня настроение. Может, потому что я еще не совсем здоров, или потому что сегодня мой день рождения, а я пока как-то не настроен этому радоваться. Ну и то, как безжалостно Брайан растолкал меня утром, тоже ситуацию не улучшило. Вот и буду изводить его весь день. Ну а что, он – ближайшая доступная мишень, к тому же никто другой с моим брюзжанием все равно мириться не будет. А он никогда по-настоящему на меня не злится, просто делает вид, для порядка. Именно так мы и пришли к тому, что сейчас имеем. Когда прижимает, каждый из нас просто играет свою роль. Я делаю вид, будто он тут главный, и ему от этого сразу становится легче. Он делает вид, будто он все тот же парень, с которым я познакомился почти четыре года назад, и от этого ему тоже становится легче. Я прикидываюсь зарвавшимся щенком, чтобы добиться своего и заставить его реагировать, и от этого легче становится мне. Ну ладно, в этом случае мне особенно прикидываться не приходится. Фишка в том, что на самом-то деле мы просто придуриваемся, и сами отлично об этом знаем, а вот окружающие даже и не догадываются. Вот оно – наше спасение. По правде говоря, я могу из него веревки вить. И он это понимает, хоть вслух никогда и не признается. Ну нравится ему прикидываться перед самим собой, будто у него все под контролем. А я только посмеиваюсь – знал бы он, что я давно раскусил все его хитрости и уловки. Можно сказать, на горьком опыте усвоил. От всех этих мыслей я ухмыляюсь себе под нос – а этого он, конечно, вынести не может. - Что смешного? - Ничего, просто вспомнил, как мы отмечали мое совершеннолетие, - напомни ему о каком-нибудь крышесносном сексе, и он еще хотя бы пару минут будет в хорошем настроении. - Надули цветные презервативы и привязали их к твоим яйцам? Черт, я думал, красная краска с губ никогда не смоется. Поневоле начинаешь представлять, на что же после этих штук задница становится похожа. - Как говорит Эм, и праздник не в праздник, если ничего не надуть. - Или кому-нибудь не вдуть... Мы смеемся. Ужасно люблю, когда мы вот так негромко смеемся над шутками, которые только нам двоим кажутся смешными. А потом он делает то, от чего сердце у меня каждый раз едва не брызгает во все стороны -хватает меня за голову, целует в лоб, в волосы, и гладит под подбородком своими длинными пальцами. Я особенно люблю такие моменты, потому что понимаю, как сложно ему было привыкнуть вот так естественно проявлять свои чувства. И того, что он готов учиться чему-то подобному и дальше, для меня достаточно. Сплошные сопли в сахаре, знаю, но можно мне в свой день рождения немного побыть сентиментальным? К тому же я не совсем еще выздоровел, так что все это можно списать на побочный эффект от лекарств. Вот как-то так примерно мы и делаем вид, что ничего подобного между нами не бывает. Поразительно, но оно работает! - Ты же не станешь со мной припираться, если я решу выбрать тебе рубашку? - Брайан, ты что, первый день меня знаешь? Меня хоть когда-нибудь волновало, что на мне надето? Давай я просто возьму любую рубашку и карго-штаны цвета хаки. По-моему, каждый раз, когда я произношу это слово, у него сердце выпрыгивает в глотку. Ох, какую невыносимую боль оно причиняет моему придурковатому свиноватому мужчине! Это судьба его мной наказала за нездоровую страсть к лейблам. Ну а я сам себе хозяин, однажды я завоюю мир и оберну весь земной шар в белые простыни и штаны цвета хаки. Даже из космоса будет видно – как Великую Китайскую Стену! В отчаянии он прижимает руку к груди. До чего же больно я его ранил! - Брааа-йааа-ааан, ну зачем нам таскаться по магазинам? Может, я лучше посплю еще пару часов? – как по мне, ныть – вовсе не зазорно. - Поспишь, когда все сделаем. Я НЕ пойду с тобой на эту вечеринку, если ты натянешь штаны цвета... эти штаны. Сегодня я вывожу тебя в большой мир, ты должен прилично выглядеть. - Уверен, дебютировал я в этом мире совершенно голый. - Вот я и говорю, опасайся женских шкатулочек, они с сюрпризами. Никогда не знаешь, что из них выскочит, и это я еще про телесные жидкости молчу. - Брайан! Фу, какой ты мерзкий! Я не хочу думать о шкатулочке моей матери. И я о ней не думаю, не думаю, не думаю! Попутно отпихивая от себя руку Брайана. - Держись меня, и выйдешь в мир чистеньким и аккуратным. - Угу, если только от таких разговоров я не блевану прямо на рубашку, которую ты для меня выберешь. И вообще, что это за гонево такое – ты становишься мужчиной, выходишь в большой мир? Ты меня что, вышвырнуть вон сегодня собираешься? В последнее время он был ужасно таинственный. Я догадался, что все это как-то связано с моим днем рождения, когда заметил, что он пометил эту дату в календаре красным маркером как «День Д».** Но самое-то страшное даже не это, а то, что он, кажется, очень доволен тем, что для меня приготовил. И это пугает куда сильнее, чем его странноватые намеки. - Совсем наоборот. Он напускает на себя невозмутимый вид. Больше от него ничего не добьешься, но когда это меня останавливало? - Брайан, что ты задумал? Я должен придумать план контратаки или, по крайней мере, заранее разработать линию обороны. - Я же тебе уже сказал, все начинается с красной ленточки, а заканчивается мужчиной твоей мечты. И перестань так много думать, морщины появятся. - Брайан, что бы ты там ни говорил, - я придвигаюсь поближе и посылаю ему свою самую светлую, самую невинную улыбку, - сморщиваться ты начнешь гораздо раньше меня. Я накрываю рукой его яйца и слегка сжимаю их в ладони. А затем наклоняюсь к его промежности и делаю вид, будто надуваю большой красный шар.