Разноцветная книга

Когда мне было двенадцать, я ходил на занятия по рисованию, и там меня научили, что основных цветов существует всего лишь три. А все остальные, дополнительные, получаются от смешения основных. Синий всегда был для меня каким-то непонятным, слишком противоречивым. Не такой четкий и определенный, как черный, и в то же время слишком блеклый, чтобы привлечь внимание. Красный был самой страстью, желтый – жизнью и светом, а синий – он просто был. Нет, ну серьезно, с чем, по-вашему, сочетается синий? Только с черным, белым или другими оттенками синего. Конечно, всегда есть хаки, но хаки – это даже не цвет, это влажная ночная фантазия продавцов из «Гэп». А что я? Я – типичный представитель их целевой аудитории. За свою жизнь я сносил, должно быть, дюжину штанов цвета хаки – порой покупал их потому, что они мне нравились, а порой просто так складывалось. Я не гонюсь за модой, одеваюсь так, чтобы было удобно. К тому же, мой кошелек иной подход и не потянет. Кажется, я был в синем в тот вечер. В синей куртке, в синих джинсах, в рубашке в синюю клетку. В то время это был мой стандартный наряд. Я просто хотел слиться с толпой, оставаться незаметным, пока не освоюсь. Помню, когда я впервые его увидел, в глаза бил свет от фонаря, и мне показалось, что на нем синяя футболка. Только когда он подошел ближе, я разглядел, что она темно-серая. Слейся, спрячься, покорись... Знаете, я ведь ненавидел школьную форму, которую мы носили в Сент-Джеймс, и теперь понимаю, почему. Она как раз была того самого блеклого, удущающе-синего цвета. И нас рядили в нее, чтобы мы были этакими приличными, неброскими, не раздражающими глаз. Никогда не понимал, почему это невестам в день свадьбы непременно полагается надевать на себя что-нибудь синее.* Разве не должно это, ну не знаю, нагонять на них тоску? Слушайте, ну есть ведь даже специальная музыка, под которую положено грустить, и называется она блюз – blues – синий. И при этом считается, что синий цвет в свадебном наряде кого-то воодушевит? Да с чего бы? И да, я помню, что у меня синие глаза. Но что ж тут поделать, я их не выбирал. Да и потом, они все равно никогда особенно мне не нравились. Вот бывают глаза, цвет которых сразу и не разберешь. Загадочные, меняющие оттенки. Подумаешь, синие или карие – с такими любой справится. А вот если они то ореховые, то зеленые, то все сразу, вперемешку, тогда у таких глаз и вовсе нет определенного цвета, попробуй-ка с ними совладай. Господи, а эта проклятая синяя лампа? В ее свете он казался каким-то инопланетянином, мерцающим таким, с длинными пальцами, которыми тянулся ко мне, чтобы затащить в свою летающую тарелку. А простыни? Они ведь тоже были синими. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я не брызгал на них белым. Ох нет, погодите, это же я не простыни забрызгал, а покрывало, да? Или как там, блядь, он его называл? По мне, так это было одеяло – уютное, теплое, мягкое одеялко. Но черт, какой же удобной была его кровать – особенно по сравнению с этой дрянью. Вы даже не представляете, как важен, оказывается, для полноценного сна хороший матрас. А к тому, что живешь в рентгеновском аппарате со временем можно привыкнуть. Я привык. Давай, синий, просвети меня насквозь, просочись сквозь его полупрозрачную кожу, покажи мне сплетенные вены и напряженные мышцы! Иногда получалось так, что его рука оказывалась под моей грудной клеткой. Ощущение было, будто я на раскладном диване лежу, но еще никогда в жизни я не спал крепче, чем в те ночи. А утром он просыпался и начинал ворчать, что у него плечо онемело. И дергался, и пытался выпростать руку из-под меня, а я тогда нарочно наваливался сильнее. Да не хотел я вызвать у него проблемы с кровообращением, мне просто нравилось смотреть, как он трет руку, чтобы вернуть ей чувствительность. Больше всего я любил просыпаться – вот так. А он всегда меня будил, не давал поспать подольше, даже если для этого ему приходилось сдергивать с меня одеяло. Ой, простите, покрывало! Да ну на хуй, одеяло, одеяло с меня сдергивать. Одеяло это, Брайан, ясно тебе? Ну прости, блядь, что я одеваюсь в «Гэп», и что твоя рука у меня под животом так много для меня значит. В то время как для тебя это – ах, как неудобно, ручка затекла. Зато она у тебя здоровая и действует нормально. Мудак! Он такой мудак, такая заноза в заднице – и не в хорошем смысле. Давай, солдат, сделай или сдохни, ни шагу назад! Покажи все, на что способен!** На флоте ведь форма тоже синяя? Или это армейский лозунг? Ой, да вообще-то мне насрать! СРАНЫЙ РЕЙДЖ! Сраный ебанный гнев! Гнев – он ведь должен быть красным, верно? Вот чего ты хотел – чтобы у меня мальчики кровавые в глазах замелькали. Хотел так сильно меня разозлить, такое отвращение вызвать, чтобы у меня красным глаза заволокло. Чтобы я, наконец, тебя разглядел и рванул в противоположном направлении. «Джастин, мать твою, просыпайся! Вставай, блядь!» Сорвать с меня одеяло и разбудить – вот чего ты хотел. Ну и хуй с тобой, понял? ХУЙ С ТОБОЙ! Ты САМ выбрал такие простыни, САМ повесил эту чертову синюю лампу над кроватью. САМ позволил мне увидеть тебя насквозь под этими жуткими синими лучами. А потом САМ же их и вырубил. Ты САМ это сделал... САМ... А теперь и ты меня не видишь, тоже не можешь разглядеть. Все ушло в синеву.