Связующий браслет

Она расслышала тихий вздох открывающихся дверей, лёгкие, упругие шаги босых ног. Улыбнулась, не открывая глаз: Дукат собирался вернуться только завтра утром. Кровать слегка прогнулась под новым весом, одеяло сползло с плеча и тут же вновь прильнуло к её коже, приминаемое осторожными ладонями. Палец мимолётно коснулся её щеки, и Напрем почувствовала, как Дукат устраивается рядом с ней, видимо, стараясь не разбудить. Она и впрямь уже засыпала, но веселье в ней было сильнее дрёмы, и она протянула руку, сжимая гребень на плече Дуката — неожиданно тёплый. У него вырвалось удивлённое, резкое восклицание, он перекатился на бок, горячие ладони цепко сжали её локоть, бедро. — Попалась, — с тихим смешком произнёс он. — Я думал, ты давно спишь, — пальцы нырнули в волосы у неё на затылке, поглаживая. Она чуть повернула голову, подставляясь под мягкие прикосновения. — Засиделась. Рун заходила, потом хотелось вышивку закончить — всё равно, конечно, на завтра отложила… А ты что-то не задержался в Раканте. — В Раканте метель, — буркнул Дукат. — Я как транспортировался сюда, сразу — под душ, самый горячий, какой только можно было включить. Мне казалось, у меня кожа инеем покрывается. — Заиндевелые чешуйки — это занятно, — рассмеялась Напрем, обводя кончиком пальца выпуклый гребень у него на подбородке. — Может, реплицировать тебе что-нибудь тёплое? Свитер из шерсти, например. — И так сойдёт, — Дукат плотнее натянул одеяло. — Мне уже не холодно. Но я не буду против, если ты обнимешь меня. Напрем потянулась к нему, обвивая рукой его широкие плечи, голова легла ему на грудь, прикрытую тонкой тканью рубашки. Потершись щекой о мягкие чешуйки, открытые вырезом, она вновь опустила веки. — Знаешь, мы вот сейчас лежим с тобой, почти с головой укрылись, — тихонько произнесла она. — Я вспомнила, как мы играли с Лисан, когда маленькими были. — Прятались? — полюбопытствовал Дукат. Судя по плавному, тягучему тону, он тоже уже начинал засыпать. — Да, только не друг от друга. У нас такая забава была: мы носились по двору, гонялись друг за дружкой, или, наоборот, сидели тихонько, палочками рисовали в пыли… Но вот в один момент мы смотрели друг на друга, и как будто между нами мысль проскакивала — напрямую от одной к другой. И кто-то из нас вскрикивал: «Гроза!» Или «Град!» Или «Ложкоголовые!» И тут мы бросались бежать к дому, а там — по лесенке наверх, где лежал наш травяной тюфяк и одеяло. Там мы спали летом. И вот мы неслись туда — так страшно было и так радостно отчего-то… Мы бросались на этот тюфяк, накрывались одеялом с головой и обнимали друг друга крепко-крепко, изо всех сил, — Напрем негромко рассмеялась, плотнее прильнула к Дукату, и его рука сжалась на её талии. — Говорить ничего было нельзя: мы ведь как бы прятались. И я только слышала, как Лисан шумно дышит мне в ухо, и у меня сердце колотилось. — Занятно, — хмыкнул он. — И долго вы так прятались? — Всего по нескольку минут, кажется. Потом нам становилось жарко, мы скидывали одеяло и шли вниз — дальше играть во дворе. Мама не очень любила эту забаву, — Напрем слегка нахмурилась, — поэтому мы обычно так играли, когда её не было или когда она была чем-то занята у себя. Дукат пожал плечами: — Затея, конечно, странная, но ничего опасного или вредного я не вижу. — Может, она была немножко суеверной, — Напрем вздохнула, — боялась, что за нами в самом деле ложкоголовые придут. Или град всё побьёт в огороде, или ещё что-нибудь стрясётся… — А ещё не соглашаешься со мной, когда я говорю о баджорских суевериях, — ладонь Дуката потрепала её по затылку. Напрем качнула головой: — Ты ведь так говоришь о вере в Пророков… а тут просто страх был, тревога за нас. А Лисан так и забрали потом… и где она теперь… — Надо полагать, она жива и здорова, раз совсем недавно с тобой связывалась, — с оттенком неодобрения произнёс Дукат. — И ты, разумеется, не дала мне никакой информации, которая позволила бы кардассианским властям разыскать государственную преступницу. — Разумеется, — отозвалась Напрем. — Мне как префекту Баджора давно бы следовало заняться твоим гражданским перевоспитанием, — полушутливо-полусердито произнёс Дукат ей в макушку. Напрем приподнялась на локте, прижалась губами к гребню у него под ухом. — Не стоит, Дукат. Я же не пытаюсь тебя перевоспитывать. — Премного тебе благодарен, — рассмеялся он, прижимаясь к ней. Она засыпала, вдыхая едва уловимый солоноватый запах его кожи, его волос, и его руки крепко обнимали её — сквозь дремоту ей казалось, всё такие же горячие.