Связующий браслет

— Устал? — тихо спросила Напрем, входя в комнату. Дукат полулежал на кровати, растянувшись на боку и подперев подбородок ладонью. В свободной руке он держал падд и что-то сосредоточенно пробегал взглядом. Броню он снял, нагрудная и наспинная пластины лежали рядом, на сиденье стула, возле него же стояли и высокие сапоги из синтекожи, но форменные брюки и свитер по-прежнему были на Дукате. В обманчиво-расслабленной позе гибкого поджарого тела, в настороженном повороте головы Напрем виделась готовность в любой момент встать, взять оружие и транспортироваться на корабль, в док, в комцентр — куда ещё может выдернуть служба. — Нет, всё в порядке, — отозвался он низким, хрипловатым, как после долгого молчания, голосом. — Тракс прислал отчёты по вчерашним саботажникам в третьем блоке — есть кое-какие примечательные детали, надо сопоставить со взрывом в Релликете. — Понимаю, — она присела на стул, сложила пальцы в замок на колене. — Я реплицировала тебе отбивную из филе забу. Поешь, когда закончишь. — Спасибо, — пробормотал он, проводя пальцем по экрану. Напрем беззвучно вздохнула: Дукату, кажется, совсем не нужно было, чтобы его отвлекали, но уходить ей не хотелось. — Кварк передал мне немного таласы и ревы, это специи с Баджора. Если хочешь, я добавлю щепотку в мясо — вкус будет более пряный. — Мгм, — пробормотал Дукат, не отрывая глаз от падда. Тихонько вздохнув, Напрем поднялась и направилась к двери. Всё к лучшему, наверное. Дукат занят, и ей не придётся вести с ним тот странный, сбивчивый разговор, который даже у неё в голове никак не желал выстраиваться. Ей не придётся краснеть и пытаться прятать смущение и растерянность за улыбкой. — Таласа? — голос Дуката догнал её у порога. — Превосходно, добавь побольше, щепотки три. Она услышала шорох покрывала, мягкий, пружинистый звук шага и обернулась. Дукат, поднявшийся с кровати, положил падд на стол. — Достаточно на сегодня, с утра закончу. Если целый день с документами сидишь — ум за разум начинает заходить, — хмыкнул он. — Самое время поужинать. — Конечно, ты проголодался. Пойдём. — А ты уже ела? — он покосился на время на экране своего комма. — Не думал, что уже так поздно. — Заработался, — рассмеялась Напрем. — Если бы я всякий раз ждала тебя, я давно бы получила изжогу. — Бросила меня, — хохотнул Дукат, — бросила и даже не стыдится, — он наклонился, и сухие тёплые губы коснулись её шеи под затылком. Напрем вздрогнула. — Ты можешь ложиться спать, я сам разберусь со специями. — Ложиться? — она повернулась к нему. — Ну да, зачем ждать? Завтра тебе наверняка вставать рано. Напрем сглотнула, губы дрогнули в улыбке. — Это ничего… Но ты, наверное, после ужина тоже сразу спать собираешься? Тебе ещё завтра с отчётами разбираться… — Думаю, да, — он пожал плечами — и взгляд серых глаз остановился на её лице. — Или у тебя какое-то дело ко мне? Напрем почувствовала, как к щекам приливает тепло. — Да нет, я… Глупости, тебе надо идти отдыхать. И мне тоже. — Что-то насчёт твоего медпункта? — Дукат не отводил взгляд от её лица. — Или это связано с Зиял? Скажи мне. Напрем мотнула головой: — С Зиял всё в порядке, она спит. Я только что заходила к ней. Просто… — поколебавшись, она протянула руку, коснулась растрепавшихся чёрных прядей у него за ушным гребнем, приглаживая их. Серые глаза слегка расширились, оживлённо блеснули. Уголки губ приподнялись. — Просто — что? — мягким, вкрадчивым тоном поинтересовался Дукат. — Ну, допустим, я соскучилась по тебе, — осмелевшие пальцы Напрем спустились ниже, пробежались вдоль твёрдого шейного гребня. — Я хотела бы провести с тобой некоторое время. — Прекрасно, прекрасно, — он придвинулся ближе, широкая ладонь легла ей на плечо, нырнула под ворот, поглаживая. Напрем почувствовала, как кожа покрывается мурашками. — Каким же образом ты хочешь провести со мной время? Может, сыграть в калевианский монтар? Или посмотреть голофильм о флоре Лакарианского округа? У Напрем вырвался смешок: — Не знала, что у тебя такие фильмы есть. Она прижалась к нему плотнее, приподняла голову, подставляя голую шею, но сильные руки отстранили её. — Я достану их, если хочешь, — темнеющие глаза пристально вгляделись ей в лицо, ладони обхватили скулы. — Тебе нужно это? Или что-то другое? Глядя ему в глаза, Напрем протянула руку, вновь накрывая твердые пластинки его шейного гребня. — А что нужно тебе, Дукат? — она с силой сжала пальцы и удовлетворённо вздохнула, чувствуя, как он слабо вздрогнул, как ускорился под кожей пульс. Пальцы Дуката обхватили её запястье. — Мне? — он понизил голос почти до шёпота. — Мне нужно, Напрем, чтобы ты сказала — вслух, отчётливо, так, чтобы я слышал каждое слово — чего ты хочешь. И чем откровеннее ты будешь со мной, — прохладные кончики пальцев коснулись её шеи, медленно спускаясь вниз, к ямке между ключицами, — тем полнее я смогу удовлетворить твоё желание. Его ладонь скользнула ниже, к груди, и когда длинные пальцы легонько сжали её сквозь тонкую ткань, Напрем выдохнула сквозь стиснутые зубы. Рука Дуката по-прежнему обхватывала её запястье, не давая коснуться гребня, и, когда она свободной рукой потянулась к его груди, Дукат негромко засмеялся, делая шаг вперёд, прижимая её своим телом к стене. — Кое-кто здесь полагает, что я говорю не серьёзно, — дыхание обожгло мочку её уха, — кое-кто считает, что упрямство сойдёт ему с рук. Может быть, тебя связать, Напрем? — его сжали накрыли обе её руки, отводя её ладони к стене. — Уложить на кровать, снять с тебя блузу, потом брюки — не торопясь, мне некуда торопиться. Бельё я оставлю на тебе. И буду касаться тебя — очень бережно, очень осторожно, ведь ты такая хрупкая, такая красивая — я буду делать это с тобой долго-долго. Ты этого хочешь? Он подался бедрами вперед, и она глухо вскрикнула, выгибаясь в его хватке, пытаясь продлить соприкосновение. — А может, ты хочешь, чтобы я оставил тебя, — поддразнил Дукат, потираясь пахом о её бедро, — хочешь отдохнуть в одиночестве. Чтобы никто не смущал тебя, не мешал тебе… — Наклонившись, он прижался губами к её шее, втягивая кожу в рот, слегка прикусывая. — Что же, Напрем? Она глотнула воздуха, вновь безуспешно попыталась высвободить хоть одну руку. Как потемнели, как набухли гребни над воротом его свитера, и ткань форменных брюк натянулась в паху — достаточно одного прикосновения, чтобы заставить его сдаться. Зачем ему слышать то, что он и так знает? Он отстранился от её шеи, заглядывая в её лицо — едва ли не с мольбой. Огромные зрачки в потемневшей радужке, капельки пота в ямке лобного гребня, на кончике носа. — Напрем, — выдохнул он, приникая к ней всем телом, вжимая её в стену. Неужели его кожа стала такой горячей — или её лишает способности соображать собственный жар? — Руки затекли, — пробормотала она непослушными губами. Ладони Дуката тут же разжали хватку, опустились ей на бёдра, огладили ягодицы. Она потянулась к его паху, к гребням, замерла на миг, чувствуя, как внутри пульсирует, давит, рвётся наружу — её собственный голос. — Я хочу тебя, — звонко, отчётливо произнесла она. — Скрэйн. Бери меня — сейчас. Его глаза, казалось, распахнулись ещё шире, сухой горячий рот накрыл её губы. Руки обвили её поясницу, стискивая, и, когда Дукат оторвался от неё, он потянул её к кровати. Шорох простыни, шорох стаскиваемой одежды. Тяжесть твёрдого сильного тела, шершавые ладони на её коленках, на внутренней стороне бедра, между ног. Тяжёлое дыхание, вскрики, бессвязные мольбы — её собственные. То, что не давало покоя, то, что так жутко и так сладко было признать. — Да, ещё, ещё, пожалуйста… Вот здесь, дай мне руку, чуть ниже, да… Осторожнее, твои чешуйки… Вот так… Хочу тебя, как я хочу тебя, Скрэйн, мой, мой… Он врывался в неё резко, размашисто, сухие губы целовали куда придётся — висок, бровь, нос, скула. Её пальцы ласкали, сжимали гребни у него на шее, на груди, вырывая у него глухие стоны. И она кричала, и восторг захлёстывал её вновь и вновь — чистый, искрящийся, свободный. …Потом они лежали под одеялом, обнявшись, и Дукат гладил её спину, и она перебирала его гладкие чёрные волосы. — Мне так нравится, когда ты даёшь мне понять… — зевнув, он прикрыл рот ладонью, — что тебе приятно быть со мной. Что ты нуждаешься во мне. Тебе совершенно не стоит этого стесняться. — Что ж, пожалуй, — хмыкнула Напрем в подушку. — С тобой разучишься стесняться чего угодно. Он повернул к ней голову: — Разве это не прекрасно? Слабое урчание желудка вырвало смущенный смешок у него самого. — О. Кажется, я так и не поел. — Так поешь сейчас, — она села на кровати, потянулась за своими туфлями. — Всё наверняка остыло, — он потянулся, завёл руки за голову. — Так не хочется вставать, возиться… — Могу разогреть. Да и сколько специй класть, я лучше тебя рассчитаю. — Правда? — он приподнял голову. — Сделаешь? Наклонившись к нему, она легонько поддела пальцами его подбородок и тихо рассмеялась: — Тебе стоит только попросить.