Связующий браслет

Когда в спальне Дукат касается её с нежностью, ласкает её, спрашивает, чего бы ей хотелось, старается сам предугадать её желания — она понимает его. Лучший способ добиться чего-то от другого — дать ему в обмен нечто не менее ценное, и в постели удовольствие неизмеримо ярче, слаще, когда ты делишь его с тем, кто тебе желанен. Напрем сама любит гладить шейные гребни Дуката и ощущать, как они набухают от прилива крови, обводить пальцами узор мягких чешуек у него на груди, раз от разу позволять себе всё более смелые ласки, слыша, как ускоряется и становится рваным, хриплым его дыхание, как он гортанно вскрикивает, когда его серые глаза расширяются от восторга. Ей приятно сознавать, какое удовольствие ему дарят её прикосновение, какую власть она имеет над ним в эти минуты — сознавать до тех пор, пока она сама ещё способна рассуждать, пока наслаждение не захлестнуло её с головой. Но вот сейчас, когда она сидит в форменном комбинезоне на кое-как застеленной постели, а пальцы Дуката проворно и ловко плетут ей косу, её как будто что-то греет внутри — и оно же сжимается тугой болезненной пружинкой. Сейчас им, кажется, нечего желать друг от друга, и с волосами она легко справилась бы сама, но отстраняться не хочется, и она позволяет Дукату перебирать длинные пряди, собирать волосок к волоску. Ладони — жёсткие, шершавые — касаются её лба, висков, кончиками пальцев он дотрагивается до её уха, и она вздрагивает, тихонько смеётся: щекотно. Его руки спускаются ниже, к затылку, к шее. Коса скользит змейкой в чешуйчатых пальцах. Ему скоро на службу, у неё через полчаса начинается дежурство. Немного времени ещё есть, и Дукат не торопится, легонько теребит большим пальцем кончик косы, прежде чем стянуть её резинкой. Отступает на шаг, удовлетворённо рассматривая дело своих рук. — Кардассианская аккуратность тебе не изменила, — Напрем улыбается своему отражению в зеркале — и Дукату. — Спасибо. — Готовься к комплиментам, — поддразнивает он, и Напрем смеётся: — Сегодня две операции, с повязкой мне расставаться не придётся. Мало кто оценит твои старания. Он усмехается в ответ, наклоняется поцеловать её в висок и направляется к двери. У выхода останавливается, словно вспомнив что-то, и оборачивается: — А правда ли, что баджорец позволяет прикасаться к своим волосам только тем, кому он безусловно доверяет? Напрем пожимает плечами, поднимается, подходит к нему. Её рука ложится ему на плечо поверх брони, а другая накрывает гладкие чёрные волосы, зачёсанные к затылку. Она ведёт ладонью от лобного гребня к острым кончикам прядей, к чешуйкам у него за ухом. Дукат смотрит ей в глаза внимательно, цепко, и она пожимает плечами: — Неужто самом деле есть такой стереотип? Ты же не можешь думать, что все баджорцы рассуждают одинаково. Она не сомневается: спроси она то же самое о кардассианцах — ответ был бы именно таким.