Птица

Он распахнул окно ее комнаты, шагнув внутрь вместе с холодом ночи в витиеватом узоре дыхания, запахом спящего леса и плохо сдерживаемым гневом. Капли дождя запутались в коротких волосах ледяными отблесками. Боруто опустил ноги на пол и разогнулся в полный рост, демонстрируя грязную форму Анбу и неразличимую в темноте фарфоровую маску лиса. Миссия окончена, но просьба отца являться с отчетом по факту прибытия в Коноху проигнорирована. Есть ли ему дело до пустых формальностей, задремавшей за окном ночи и многодневного ожидания Сарады. Химавари остается только разочарованно вздохнуть и откинуть в сторону одеяло, сев таким образом, чтобы не продемонстрировать скованность движений из-за неудачно затянувшегося рубца на животе. Уже в форме Анбу, уже бунтайчоо в свои годы. — Где ты была? Ровный тон, за которым мастерски скрыт гнев. Не похожий в этом на отца, но и не подобный своей матери. Отражение Учихи Саске в ипостаси клана Узумаки. Фарфоровая маска лиса скрывает злость и раздражение, которые он демонстрирует только ей в фанатичности своего доверия. Боруто выше отца. У него пронзительная ясность глаз, ровная осанка и приторная гордость Учихи, которую она в нем с презрением игнорирует. Брата любят больше, чем Хокаге. Химавари ненавидит холодную ровность низкого голоса, неизвестно откуда взявшуюся из мальчишечьего визгливого баритона, и иллюзию спокойствия ума, прекрасно зная, что под ней скрывается. Она не переносит неотрывный взгляд и ощущение превосходства, когда он называет ее по имени без раздражающе-привычной «химэ».  — Химавари. Комната тонет в звоне нарастающего гнева, но в собственной ослепленности он не видит мелкой дрожи тонких пальцев. Ее цель слишком близка, чтобы в один момент перечеркнуть все труды одной неконтролируемой эмоциональной вспышкой и, наконец, втоптать Боруто в глотку это невыносимое чувство превосходства. Химавари не похожа на своего отца. Просто доудзюцу Боруто все еще превосходит ее. Она опускает взгляд и ломает бледные губы в равнодушной улыбке.  — Сто раз уже всем объясняла. Потерялась в лесу Шиккоцу. Взгляд смягчается в ту же секунду, а острое раздражение растворяется в поднимающейся волне снисходительного терпения. Он растягивает губы в ответной слабой улыбке, ослабляя сжатый до белизны костяшек кулак. С грязной и насквозь промокшей формы падают тяжелые капли дождя, оставляя на светлых досках уродливые пятна.  — Опять пыталась заключить контракт с Кацую-сан, Химавари-химэ? Убаюканная бдительность брата сворачивается мягким клубком у ног. Ей нет никакого дела до заключения контракта с бестолковой королевой слизней, сомнительными талантами которой очень любит хвастаться Учиха Сакура после втихую выпитой чашечки сакэ в кабинете главного медика. Но выдуманными попытками найти Кацую очень легко скрывать свое необъяснимое отсутствие и поддерживать легенду о том, ее удел — звание ирьёнин. Боруто улыбается и просит чай после холода ночи ранней весны за окном. Этажом выше дремлет мать, но будить ее никто не будет. Химавари принимает из его рук грязный жилет Анбу и зовет пить жасминной чай из семейного фарфора Хьюго. Мать не проснется, чтобы поприветствовать любимого сына, который стал ее единственной отрадой в беспросветной полосе собственной никчемности. Полумифический муж появляется дома праздничными эпизодами, дежурно прикладываясь сухими губами к высокому лбу и механически кивая на сбивчивый рассказ взволнованной его появлением жены. Химавари знает, что каждый вечер отец задерживается в своем кабинете вместе с Сакурой Учихой, которая, устало протирая глаза, рассказывает господину Хокаге о том, как прошел долгий день главной ирьёнин Конохагакуре. Ее муж годами не появляется дома, поэтому она ищет душевной близости в высоком кабинете, чашке горячего сакэ и понимающего взгляда своего единственного друга. Где же тут место для Хинаты Узумаки и ее раздражающего всетерпения. Она не услышит осторожных шагов по скрипящему паркету в коридоре; не увидит, как изящно вырисовывает линии пар над тонкими чашками. Ей это незачем. В полумраке широкой кухни тонет убаюканная ненависть Химавари. Боруто пока что не узнает, что она убила нукенина Хацумомо три дня назад и подкинула его тело в одно из пограничных поселений Конохи, чтобы брат со своей командой отбыл из деревни для разбора дела, пока она затягивала рану. Он тихо, чтобы не разбудить мать, смеется над ее выдуманными рассказами о приключениях в лесу Шиккоцу, делая широкие глотки жасминового чая и не отрывая пристального взгляда от сестры, позабыв свою снисходительность к ее слабости. В такие моменты она делит с ним душу, позволяя касаться своей щеки жесткими пальцами. Пусть знает, что для ирьёнин Химавари мир ограничивается его прикосновением. Но Боруто пока что незачем знать, что Белый Змей-Мудрец еще семь лет назад заключил с ней контракт, с веселым прищуром ожидая что-то интересное в череде скуки и серости после окончания Четвертой мировой войны шиноби. Тогда они оба сошлись в ненависти к седьмому Хокаге: Химавари в буре своих страхов, а полуслепой мудрец в извечных притязаниях к стране Огня. Высокомерный царь змей в пещере Рьючидо рассказывает ей истории о еще нерожденных птицах, для которых яйцо — это мир.  — Мне нужно идти, Химавари-химэ. Ненависть и зависть сворачиваются мягким клубком в крепких руках Боруто, и убаюканная Химавари принимает его любовь. Он выше нее, а отрастающая щетина колет щеку. Мать не проснется, чтобы увидеть, как они задерживаются в прощальных объятьях дольше, чем следовало бы. Химавари позволяет Боруто утянуть себя в омут размеренного дыхания и запаха леса. Белый Змей в пещере Рьючидо прикрывает подслеповатые глаза и рассказывает ей о нерожденных птицах, для которых яйцо — это и есть мир. Но она все равно не может понять, как можно больше всего на свете любить и ненавидеть одного и того же человека. Когда же Химавари на пороге протягивает уходящему Боруто грязный жилет Анбу, ей хочется кричать. Так громко и так сильно, чтобы чертовы боги, наконец, поняли, что натворили, когда вкладывали часть ее души в его тело.