.
Настя сидела на подоконнике и покачивала ногами в такт гитарным аккордам, выплывающим из-под пальцев Гоши и создающим отдалённо знакомые мотивы. Это был очередной хит Белоусова, но слова никак не вкладывались в голову, и припомнить, какую именно песню наигрывал друг, она не могла; из мыслей будто вылетели все музыкальные композиции. За окном шёл настоящий ливень, и отголоски его ещё были на её осенних ботинках, которые остались на пороге небольшой комнатушки. Сегодня она не собиралась возвращаться домой, и надеялась, что ранним утром ей не придётся дрожать от холода непросохшей обуви. В поясницу дул ветер, и Настя скрыла её под рубашкой Сашки, которую разморило и разжарило в духоте и веселье общажного собрания. Когда тусклые ноябрьские дни появились на календаре, клуши думали основательно взяться за учёбу и пополнять свою строку в журнале оценок отметками не ниже четвёрки, но Гоша и Егор нарушили все их планы простым предложением развеяться в общежитии политехнического университета. Настя и Саша не смогли отказать — слишком свежи были приятные воспоминания о прошлых посиделках. К тому же, это была прекрасная возможность отвлечься от душевных переживаний, которым полнился октябрь. Саше не хотелось изводить себя мыслями о Вите, и она старалась отвлекать себя любыми делами, лишь бы не тревожиться от осознания неизвестности. После того, как они поговорили в беседке и заполнили все пробелы, дело не сдвинулось с мёртвой точки. Уже не было того раздражения, злости и обиды, которые накопились за промежуток расставания, но и больше они не пересекались и не перезванивались. Пустили лодку отношений по течению, и одному Богу известно, что с ней теперь станет. Сашка боялась не окончательного крушения, а того, что упустила этот момент и сейчас отчаянно барахталась в водах неизвестности, продолжая на что-то надеяться. Это было глупо — Витя не давал ей никаких намёков, но Саша ничего не могла поделать с тоскующим девичьим сердцем. У Насти дела обстояли куда лучше, и вели к чему-то новому и удивительному, но каша в голове не давала покоя и мешала нормально соображать, поэтому ей требовалась передышка. От учёбы, от семейной напряжённости, от постоянных мыслях о Космосе и совести, что не утруждала припоминать ей собственную самоуверенность, вышедшую боком. И Сашка не могла путешествовать по подобным собраниям без верной компании; Настя же не могла отказать. — А нас точно не запалят? — громко, чтобы услышали все, спросила невысокая лупоглазая девчонка. Кажется, её звали Женя, но Максакова не знала, точно ли её это имя или так зовут рослого плотного парня, играющего с Крыловой в переводного дурака. В этот раз было много незнакомых людей, и затуманенный алкоголем мозг не запоминал их имена. Она сделала глоток из бутылки и спрыгнула с подоконника, присаживаясь возле Егора, чтобы быть в гуще событий. Настроение было предельно хорошим, и все невзгоды остались за порогом общежития. — У Васильевны завтра смена, так что гуляем, — отозвались со стороны. Настя задумчиво склонила голову набок и, пододвинувшись ближе к другу, поинтересовалась: — Строгая вахтёрша? — Мегера во плоти! — согласился Ефимов. — Ей руку в рот не клади — откусит по локоть и даже не выплюнет! Она тут порядок завела: никаких девчонок в мужском крыле и наоборот. Ну и чужаков не любит. Так что мы тут на птичьих правах. — Но в тот раз мы спокойно сидели и с вахтёром. — А мы тогда с Санычем сторговались на тридцать процентов от поляны. Вот он мужик понимающий, а Васильевне такое не предложишь — бутылку в одно место затолкает. — Суровая женщина! — Пуританских взглядов! Гремучая смесь… Насть, а подай мне помидорку… Максакова ухватила тарелку с нарезанными помидорами и передала другу. Он с улыбкой поблагодарил, соорудил два студенческих бутерброда, зажав помидор между хлебом и огурцом, и один отдал подруге. С Ефимовым месяц назад их познакомил Алавидзе, и парень оказался простым и приятным в общении человеком, с которым что она, что Саша, быстро нашли общий язык. Егор был однокурсником Гоши, его лучшим верным другом. Вместе они бороздили просторы военного дела и столичные общежития. Эти непоседливые парни, словно дети, отвлекали от серых будней, и помогали развеяться. Они часто звали клуш с собой то на прогулку, то на такие весёлые сборища, обещая цивильные молодёжные развлечения без ухода в крайности, и всегда провожали домой. С ними Настя и Саша чувствовали себя в безопасности, а ещё их взаимоотношения точно тянули только на крепкую дружбу без тайных романов. У обеих были в голове устоявшиеся образы, которые волновали мысли и душу, другим там места не было. Да и у Гоши с Егором были свои увлечения. Заиграла музыка — кто-то поставил плёнку в новенький катушечный магнитофон. И пока «Союз-110» проигрывал Талькова, ребята продолжали веселиться. Галдели, танцевали, обменивались смешными историями из жизни и просто отдыхали. Молодость одна, и надо прожить её так, чтобы в старости было, что вспомнить — так завещали предки, и ни у кого не было мысли пренебрегать народной истиной. Тем более, восьмидесятые дышали новым ветром, и молодым людям совершенно не хотелось жить по комсомольским правилам, ведь дальше — девяностые, дальше — светлое будущее с открытыми неизвестными тропами, и ветер перемен подгонял на новые свершения. Но всеобщее веселье прерывает громкий крик, обозначающий грядущие неприятности: — Шухер, Харя идёт! Такое незамысловатое прозвище Светлана Николаевна Харатова получила за свою фамилию и крайне выразительное лицо, на котором отражалось всё мировое недовольство и пренебрежение к выходкам новых поколений. То ли это было отвращение, то ли высокомерие и недовольство, застывшее в вечно искривлённой верхней губе и глубокой складке между тоненькими бровями; быть может, и всё сразу. Люди в небольшой комнатке засуетились, поспешили разбежаться, как рыжие тараканы с включенным светом, одновременно пряча любые признаки весёлых выходных. Музыка выключили сразу же, тарелки накрыли одеялом, двоих девчонок спрятал в шкаф, всучив в руки по бутылке пива. Настя едва успела прыгнуть в свои ботинки, прежде чем Егор выхватил её с Сашей и поспешил затолкать под одну из кроватей. Ефимов с Алавидзе же забились под койку с противоположенной стороны, и принялись ждать… — Настя, чш, чш! — Саша пыталась успокоить подругу, с которой делила жалкие пыльные метры, но Максакову так сильно прорывало на смех, что сдерживаться ей приходилось с большими усилиями. Крылова и сама еле держалась, а буквально через пару минут всё же прыснула со смеху, развеселённая положением вещей и красными от немого смеха Гошей и Егором. Когда Харя появилась на пороге комнатки и принялась выяснять порядки, а жители общажных метров нести пьяный бред, клуши не выдержали и залились громким безудержный смехом. Следом загоготали под соседней койкой, и вся конспирация пошла к чёрту….
На кухне хозяйничала Катя, ни словом, ни эмоцией не выдающая своего подавленного состояния из-за произошедшей вчера личной драмы. Половину ночи она проплакала навзрыд, другую половину пыталась уложить двух весёлых подруг спать и отговаривала их от внезапного желания погадать. Гадали на суженного, как — большая загадка всего Советского Союза, потому что к тому времени Катя бросила это неблагодарное дело, и скрылась в своей комнате, чтобы наконец-то отдохнуть. В конце концов, Настя с Сашей далеко не маленькие девочки, разберутся, что и как, и не ей учить молодое поколение правилам жизни. Только одно сказать могла: — Пить надо было больше, пить! — Да куда уж ещё больше! — простонала Саша, прикладывая холодную ложку ко лбу. — Я итак, походу, за двоих постаралась… — Воды надо было больше пить, дурёха! Ничему вас жизнь не учит… Но даже Настю, знающую это правило от старшей сестры, не спасло от утреннего похмелья. Она лениво моргала, положив голову на прохладный стол, и водила слабыми пальцами по цветастой скатерти, дожидаясь своей дозы спасительного аспирина. Послал же ей Бог заботливую умную сестру! И за какие заслуги?.. Но Максакова была благодарна, что это утро встречала на своей кухне под чужой ненавязчивой заботой, потому что вчерашний день оказался слишком весёлым и разнообразным на события. После того, как они выдали своё положение, Харя не стала долго разбираться с неудачливыми студентами, только устроила скандал невероятных масштабов и пригрозила пожаловаться в деканат на хозяев апартаментов под предлогом устроенного разврата. «Вылетите отсюда, бесстыдницы!» — кричала она, провожая гневным взглядом девчонок из шкафа. Говорили, что у неё были связи и угрозы являлись не пустыми словами — то ли друзья, то ли дальняя родня заправляли делами в университете, но это уже были чужие разборки и Саша с Настей от этого были далеки. Они — залётные птицы, и отношение к произошедшему имели посредственное. Разве что в разведчиках им теперь не ходить… Но Настя никогда не думала идти по стопам отца, а Саша была далека от военного дела, пусть её старший брат перенёс все тяжести Афганской войны. После скорого возвращения домой Максакова и Крылова не хотели укладываться спать, поэтому дружно решили погадать на суженного, пусть на дворе стояли не святочные дни, а отцовские карты были старыми и для ритуала не годились. Белых свечей они не обнаружили, зеркала не дали ответов, а гадание на кофейной гуще предсказало им по петуху… — Теперь я начинаю сомневаться, что нет в жизни мистики! Так точно предсказать… — Ну, Катя! — громко возмутилась Настя, но тут же схватилась за голову и положила её обратно на стол. Нет, сегодня свой голос лучше держать при себе, или мир расколется надвое. — Вопрос, — встряла Саша, покачиваясь на стуле и всё ещё держа ложку на лбу, только уже другой стороной. — Зачем мне ещё один петух? Мне одного хватило, до сих пор аукается… — Такое просто так не затыкается. Да, Настя? — Кате доставляло удовольствие поддевать сестру колкими безобидными замечаниями и смотреть, как младшая вспыхивает и отворачивается, унимая своё желание спорить. Все вокруг всё понимали, а неизбежное с каждым днём становилось всё ближе, рано или поздно это случиться, как предсказывала судьба. — Ты так любишь Космоса… — Обожаю! Веришь, нет? — Доказательств не требую. — А жаль, у меня в запасе целый вагон! — Претензий к существованию? — хрипло засмеялась Саша, чудом не грохнувшись на пол из-за соскользнувшей с пола ноги. О тесных отношениях Кати и Космоса можно было говорить часами, тем более, когда старшая Максакова находилась в таком язвительном расположении духа и готова была создать целый сборник колких высказываний. И всего из-за одного человека… У них была взаимная неприязнь, но до ненависти было далеко — это не то чувство, которое они могли испытывать друг другу. Зато цапались с жаром и пылом, даже в детстве, упражняясь в остроумии и ядовитости. Единственная стабильность, сохраняющаяся годами, потому что в нынешних реалиях даже Союз шатало из стороны в сторону. Время перестройки и новой жизни, а в магазинах принимают талоны, как в голодные военные годы… Думать об этом на хмельную голову не было никакого желания, да и поднятые темы требовали смеха, а не слёз. Катя радовала бодростью духа, и не показывала, что скрывается за весёлостью и каких усилий ей стоило держать лицо. Но она привыкла к такому и не привыкла истязать себя лишними мучениями. Их отношения с Костей не имели другого конца, а держать возле себя человека из своих эгоистичных побуждений Катя была не приучена. Не того она склада ума, чтобы приносить в жертву кого-либо, и себя любила достаточно, чтобы не унижаться в попытках сохранить остатки любви. Ей горько и больно, но надо уметь вовремя отпускать. В компании неугомонных клуш Катя находила отвлечение от своих проблем, и, намазывая бабушкино ленинградское варенье на хлеб, с любопытством слушала истории о вчерашнем казусе. Солнце заливало кухню, часы отбивали десять утра, и совсем скоро родители должны были вернуться в родные пенаты со своих дополнительных смен. Чайник пыхтел на плите, Настя лениво мешала маленькую горсть сахара в пустой кружке в ожидании горячей воды и попутно разбавляла рассказ подруги комментариями. Хорошо сиделось, уютно. Идиллию разрушил звонок в дверь, и Катя была вынуждена подняться со своего места. — Родители… — пояснила свои догадки старшая Максакова, вытерла руки о вафельное полотенце и пошла открывать. Только на пороге оказались не любимые близкие люди, а знакомые наглые рожи, обсуждению которых они посвятили сегодня не одну минуту. Вот так встреча! — Глаза б мои тебя не видели! — И тебе утра, острозубая! — Обменялись комплиментами? — с усмешкой заключил Витя, стоявший позади друга с сонным выражением лица. То ли и у него была весёлая ночь, то ли ранний подъём был слишком изматывающим испытанием для Пчёлкина, но выглядел он слегка помято. Зато Космос Юрьевич в своём новеньком пальто будто сошёл со страниц модного зарубежного журнала. Кате такое было не по вкусу, но она знала одного человека, который смог бы оценить образ по достоинству. И человек этот сейчас прятался в стенах кухни, на которой всё смолкло, даже чайник нагрелся и перестал тарахтеть. Удивительные вещи творились, когда эта четвёрка сходилась в одном месте, Кате даже не нужно было объяснять причин изменения климата в квартире — и без того всё было предельно ясно. А ведь ни Витя, ни Космос не знали, кто хранил молчание в паре метров от них, но явились на порог знакомого дома точно по какому-то зову. Сердца ли, Катя не имела понятия, и гадать не собиралась, но нахождение знакомых лиц прямо перед собой походило на доказательства магии. Не зря же клуши половину ночи изводили себя гаданиями, а утром ломали головы над полученными ответами. И если половина гаданий либо смолчала, либо показало откровенную чушь, то кофейная гуща точно сложила два образа. И ведь неспроста! Пчёла и Космос были шестьдесят девятого года рождения, и именно он обозначался годом петуха по восточному календарю. Может, в этом всё было дело? И шутки оказались правдивыми. Всё же Катя предпочитала размышлять в сторону простого совпадения. Точного, но всё-таки совпадения. — Впустишь, или будешь на пороге держать? — задался закономерным вопросом Холмогоров, когда Максакова застыла в дверном проёме. — Зачем пришли-то? Да ещё и вдвоём. — Мы только заскочить, отец просил дяде Андрею ключи от старого гаража забросить… — Космос замолчал, заглянул за плечо Кати. — Настя-то дома? — Старая песнь о главном! — Максакова посторонилась, впуская парней в квартиру, а после кивнула на кухню. Вот дружным подругам утренний подарок, пусть мучаются, а ей пора бы снова отдохнуть в своей комнате. — Кос, нам ещё Фила надо забрать! — сегодня Пчёла выступал голосом разума, хотя сам хотел оказаться в кровати и примерять на себя роль предмета интерьера. Разуваясь, привычно снимая обувь, надавливая носком на пятку, он следил за активными движениями друга. — Подождёт, не обломится! — отозвался Космос уже с кухни.