***
Марцелло, стараясь выглядеть как можно более естественно и не напряженно, вглядывался в толпу. Он хотел распознать «костяк» интриганов. Виконт брезгливо поморщился: какая же низкая, отвратительная затея — на место ЗАКОННОГО потомка пригласить марионетку. И ради чего?! Ради имущества человека, за счет которого они кормились, блистали, делали себе имя! Сам того не замечая, в процессе «охоты», он перемещался, словно хищник, по всей зале. Наконец он поймал себя на этом и остановился. Виконт оставил попытки вычислить заговорщиков и задумался над происходящим. Ситуация выходила из-под его контроля, с этим нужно было что-то делать… Однако как же мало он все-таки знает о происходящем здесь! Естественно, положение могли спасти законные наследники, но ведь их еще попробуй найди! Марцелло стоял около стены рядом с трифорием и рассеяно смотрел на большую картину какого-то неизвестного художника. На ней был изображен Сад Куртуарзной Любви. Взгляд серых глаз скользил по каждой детали на полотне: розы, белые лилии, прелестные садовые дорожки… Беседка для тайных встреч и Прекрасная дама. Изящная тонка ручка опущена вниз, а в ней — раскрытое письмо с пылким признанием поклонника… И вдруг Марцелло осенило! Письмо! То самое, которое он нашел в кабинете покойной герцогини. Не стоит так легкомысленно все время держать его при себе. Его надо спрятать. Будучи спрятанным, оно никому не будет мешать. Если он переубедит остальных, а иначе нельзя, он в любой момент его сможет вытащить и предъявить. А если нет… то в таком случае, оно будет спасено от дурных рук, а вместе с ним и молодые люди, что имеют истинные права на все это. Виконт обвел взглядом зал: дворяне мило беседовали друг с другом, кто-то танцевал с дамами. Нельзя было уходить прямо сейчас. Мужчина осторожно осмотрелся — вдруг кто заметил, как он вздрогнул?! Марцелло и сам не заметил, что сейчас пытается действовать скрытно. Испанец лениво взболтал белое вино в бокале, словно наслаждался его бликами, и слегка пригубил его. Кто-то что-то весело ему сказал, на ходу легко похлопав его по плечу. Марцелло машинально кивнул и натянуто улыбнулся. Он еле дождался истечения десяти минут и… «случайно» пролил вино себе на колет, изобразив при этом на лице такое разочарование, что любой бы поверил в это досадное недоразумение. У самого входа он наткнулся на своего слугу Лукаса. Это несколько привлекло внимание, ибо слуга сразу же засуетился, интересуясь, что необходимо господину. Оно и к лучшему. Марцелло приказал Лукасу приготовить ему новый костюм, и когда слуга ушел исполнять приказ, виконт быстро направился в свои покои. Когда он вошел, он захлопнул дверь и на секунду прижался к ней спиной. Бегло оглядев комнату, он отпружинил от двери и направился к тайнику. А тайник был что надо! Если бы кому-то пришло бы в голову когда-нибудь поискать это письмо, то ему пришлось бы серьезно потрудиться! Место где было спрятано письмо, можно был бы найти, только зная об истории тайника. …Покойный герцог любил веселье, и устраивал шумные гуляния. Чего скрывать, Марцелло и сам иногда принимал участие в весельях герцога. Трудно сказать, считал ли герцог Росеильлире Марцелло своим другом, но они часто куролесили вместе. И вот, в один из вечеров, когда они «немного» переборщили с вином, и появился этот тайник. Они ввалились в покои Марцелло, вдребезги пьяные. Смеясь над чем-то до слёз, они в обнимку рухнули на персидский ковер. Марцелло попытался встать. Ему пришла вдруг в голову чудная мысль — выйти на балкон. Для чего? Одурманенный винными парами мозг не задавался этим вопросом. Дальше он смутно помнил, что происходило после. Единственным более-менее четким пятном-воспоминанием было, как двадцати девятилетний Марцелло, закачавшись, падает на мраморные перила, которые почему-то отказываются выдержать пьяного виконта… Отлетевшая с поверхности перил мраморная панель метко дает сдачи обидчику, насильно отправляя того проспаться. Наутро было жесточайшее похмелье. А впоследствии — надежный тайник. Герцог притворно повозмущался, что даже такие преданные соратники пытаются разнести его в пух и прах, а затем предложил использовать это досадное недоразумение в своих целях. Теперь об этом тайнике знал только он, Марцелло Альваро Алехандро Де`Агиллар. Сейчас же Марцелло стряхнул воспоминания, и вошел на балкон. Он подошел к перилам и, слегка приподняв одну из панелей не перилах, сдвинул её в сторону и снял. Под ней оказалась неглубокая прямоугольная ниша. Туда он и положил конверт. Он провел обеими ладонями по гладкой поверхности, затем, напрягшись, он подергал панель и, убедившись, что он вставил её обратно правильно, он снова провел ладонями по мрамору. После, бросив взгляд сначала в одну, а потом в другую сторону, и никого не увидев, он вернулся в комнату. Как раз раздался стук и почти сразу же вошел Лукас. Он принес новый костюм. Черные бархатные колет и дублет, украшенные вышивкой золотом и великолепным гофрированным небольшим воротником. Процедура переодевания заняла меньше времени, чем предполагалось, и скоро Марцелло спустился вниз. Да, он спрятал письмо, доказывающее права найденных сыновей, от посторонних глаз, но этим же совершил еще одну ошибку, отсутствуя внизу. Спустившись в зал, он сразу же обратил внимание на то, что присутствующих стало заметно меньше. Исчезли дамы и некоторые сеньоры. Оставшиеся стояли близко друг к другу, образовывая некое подобие круга. Навскидку, их было не более семнадцати. Двое-трое обернулись и, завидев его, шепотом и жестами обратили на Марцелло внимание остальных. Виконт постарался выглядеть как можно более невозмутимо. Он подошел ближе, полагая, что его сейчас пропустят в центр, и он узнает, что здесь за собрание. Но ничего такого не было. Его как будто ждали. Марцелло втиснулся между двумя более-менее знакомыми ему кабальеро и стал вслушиваться. Дело было вот в чем: словно Брут на тайном собрании против Цезаря, на том самом возвышении, где стояло деревянное резное кресло покойного герцога, выступал Камилло Де`Ретас. И чем больше он говорил, тем больше Марцелло чувствовал, как от ужаса у него седеют волосы. Вкратце: раз уж наследника нет и не будет, то всё — земли и всё имущество — перейдет к его младшей единственной семнадцатилетней дальней родственнице, в настоящее время находящейся в Авьедо, но эта серая, «безвольная мышка» точно не будет бороться за свое имущество и, скорее всего, передаст все Короне! А они? Они останутся ни с чем! И, конечно же, всё это — немыслимая и вопиющая несправедливость! Поддакивания выкрикивались по принципу: «Кому-то все, а кому-то ничего!» Томега, подождав, пока «белый шум» голосов стихнет, продолжил выступление Де`Ретаса. Он говорил о принятом «общем» решении, как о рядовом случае. А решение полностью шокировало Марцелло. Шокировало тем, что Томега вдруг с широчайшей улыбкой и не менее широчайшим жестом указал на него! И торжественно заявил, что именно он, виконт, подал им эту идею: найти наследника. Правда, план пришлось скорректировать. — Но не стоит унывать, господа! У нас есть целых пять подходящих молодых людей! И довольно нам прятаться в чьей-то тени! А вы все знаете, я, как никто, знаю, что такое быть обделенным, когда ты имеешь все права! Этот ситуация, представлявшееся нам апокалипсисом, теперь наш с Вами шанс на ту жизнь, которой достойны наши славные фамилии! И снова овации. После этого, когда все вроде как были согласны, заговорщики начали обсуждать, кого из подсадных уток им представить при Королевском Дворе, как неожиданно найденного наследника. А кроме того, как это появление объяснить, кто будет парламентером, и… кому какая доля будет обещана, ведь они хотели составить настоящий акт! После последних слов, в глазах Марцелло потемнело… Это… это просто невероятно! Неужели он слышит это наяву? Герцог был не ангел, но… Марцелло был предан ему по-настоящему, всей Душой! Более того, дворяне делят добычу, словно разбойники! А оскорбление, что ОН — идейный вдохновитель?! Возможно ль было снести это?! Много позже, спустя год или около того, вспоминая эту ситуацию, Марцелло скажет, что мудрее было бы смолчать и тайно действовать. Но… Но сейчас гнев, худший товарищ в подобной ситуации, брал верх. — Это немыслимо! — заявил Марцелло, и все, как по команде, обернулись к нему. — Неслыханная дерзость! Как вы можете распоряжаться чужим наследством, чужой жизнью, в конце-концов?! И вы еще смеете впутывать в это меня?! Звенящая тишина повисла в комнате. Кто-то был удивлен, кто-то — разъярен. — Дорогой наш Марцелло, — вкрадчиво начал Томега, — видите ли, ни Ваши, ни наши поиски наследника не увенчались успехом… — Как будто вы сильно старались! — оборвал его виконт. -… а мы ведь не хотим, чтобы нашими судьбами распоряжались посторонние, ведь так? — все-таки продолжил мужчина. — О не-ет, все будет идти законным путем, я об этом позабочусь! Король узнает обо всем, что здесь происходит! — Марцелло был в ярости и не понимал очевидного — удача сейчас повернулась к нему совсем не лицом… — Взять его! — с главного заговорщика слетела маска дружелюбия, являя холод, скрывавшийся до этого времени. Сейчас все эти знатные господа больше всего напоминали свору собак, накинувшихся на одну-единственную кость, случайно оброненную хозяином. Поединок не мог долго продолжаться — численное преимущество было на стороне заговорщиков. Марцелло отбивался, как мог… Шпаги были всего у троих — у Марцелло и еще у двух сеньоров. И поначалу виконту удавалось успешно отбиваться от обоих. Вот Марцелло делает удачный выпад, задевая соперника, который тут же шипит от боли. Вот уклонился от укола от другого… но тут же его достала шпага соперника, пришедшего в себя. Как бы яростно виконт не отбивался, медленно продвигаясь к выходу, больше он выстоять не смог — его окружили. И вот оба соперника провели молниеносную атаку… и шпага вылетела из рук Де`Агиллара. Тут же в игру вступили остальные, не имевшие до этого возможности приблизиться к вооруженному мужчине. — Будьте благоразумны, виконт! — крикнул Томега — Вы окружены!***
После того, как Фабиан отправился отчитываться перед господином, Валерио, Лукас и Альберто отправились выполнять поручение, которое еще утром дал им господин: этот неугомонный, едва они въехали в Кадис ЛИЧНО поехал к той старой карге, оставив их ждать на улице. Без малого час что-то орал там, за закрытой дверью. И чего он добился? Бог весть! И опять ни минуты отдыха! Правда, как сказал Валерио, он неплохо им платит за это, что было неплохим аргументом в пользу виконта в глазах его слуг. Они регулярно, помимо жалования, получали «на расходы». — Так что, Альберто, заканчивай ныть. Нам и так предстоит масса работы! — Ты хоть запомнил их внешность? — Не ахти, если говорить по правде. Если бы он дал нам ту бумажку с их портретами! Нам бы она пригодилась бы больше… Но, раз она «единственная» в своем роде, то, старина, нам придется надеяться только на память. — А с чего это вдруг он решил, что искать надо именно в Кадисе? А не в… Севилье, например? — Почем я знаю?! Восклицая, Валерио нечаянно толкнул какого-то молодого человека. Тот повернулся, возмутившись, и Валерио, наученный горьким опытом, принес свои извинения. Завязалась беседа. Если бы кто-то из слуг виконта потрудился бы взглянуть на лицо собеседника, спрятанного под старой соломенной шляпой, события могли бы развиться по-другому… Но они ограничились лишь тем, что расспросили, довольно подробно, кстати, не знает ли их случайный собеседник неких Тулио и Мигеля? Не старше двадцати пяти, обязательно таскаются везде вместе, один — блондин, зелёные глаза, другой — брюнет, синие глаза… Знает ли он что о Кортесе? Последний вопрос был просто из любопытства (все ждали его возвращения), но парень от этого странно побледнел и ответил как-то размыто… Ну нет, так нет. И они распрощались. Молодой человек лишь на мгновение поднял синие, словно сапфиры, глаза и вскоре растворился в толпе. Им так и не удалось «поймать» ни одну «рыбку». Может, им просто не хватило времени, а может… они просто не старались. И вот вечер. И похоже, желание Валерио уволиться смогло исполниться гораздо быстрее, чем он сам мог предположить… Как только они, предвкушая нагоняй, в последнее время частый, вернулись к имению герцога, они тут же вляпались по самые уши. Началось все с того, что они обнаружили свои вещи посреди двора… сваленными в кучу, будто их обыскивали. За этим последовало форменное безобразие: ничего не понимающих мужчин пинками выволокли к самым воротам замка и устроили показательную выволочку: их оскорбляли и поносили, унижали и распекали. Та горка вещей — это все, на что они теперь могли рассчитывать. Почти все, что они нажили… В общем, обо всем другом они могли забыть. Фабиано тоже досталось. Больше ли, меньше ли, трудно сказать. Парень по своей рассеянности проспал все на свете, прикорнув во время сиесты на конюшне. Его растолкали, пинками погнали туда же, где были его сослуживцы. Взъерошенный, немного напуганный, Фабиан увидел мрачных, угрюмых Лукаса, Альберто и Валерио. Его пихнули к остальным, он приблизился к «друзьям», но те стояли, не шелохнувшись: кто уставился в пол, а кто неотрывно смотрел вверх, где на балконе башни была едва различима фигура их господина. Точнее, бывшего господина. После того, что они наслушались, выход мог быть лишь один. Оскорбления тем временем сменились угрозами: — А теперь, убирайтесь вон! Теперь вы сами по себе! И запомните, всему тому, что сейчас почувствовали на своих шкурах, вы «обязаны» своему любезному господину! — и дворянин, вытянув руку, указал наверх, на балкон, — и только попробуйте возмутиться! На этом «экзекуция» кончилась. Отчитывающий их мужчина скрылся в замке, а зеваки стали расходиться по своим делам. Трое слуг, ещё более мрачные, направились к вещам. — Господин не мог так поступить с нами… Я не верю! Ну куда же вы? — Фабиано попытался воззвать к мужчинам. Что за хаос?! — Куда, куда? А как ты думаешь?! Не мог — не мог… — передразнил Валерио, — а вот взял и сделал! Или кто, по-твоему, отдал приказ?! Лично с меня хватит, это нужно было прекратить как только этот «Рыцарь без страха и упрёка» устроил гонки во имя Неизвестно Чего! Ты идёшь, Фабиано? — Увидев, что парень колебается, мужчина лишь махнул рукой. — А ну тебя! И трое ушли со двора, оставив Фабиано топтаться на месте. Тот постоял немного, глядя ушедшим вслед… И вдруг, растрепав свои курчавые волосы, он побежал искать хозяина, может быть он, все-таки, сумеет объяснить, что это все значит?! — Теперь Вы видите, что мы не шутим? Теперь Вы видите, у Вас теперь нет слуг. Понимаете, к чему я? — гневно спросил Де’Ретас. Марцелло, сцепив зубы, молчал и продолжал смотреть туда, где ещё недавно стояли его слуги. Эта показательная словесная экзекуция была на самом деле устроена для него. Этакая демонстрация, дескать, «следующий ты, и эти люди пострадали из-за тебя». — Вы погостите у нас некоторое время. Повторяю, будьте благоразумны, теперь НАШЕ общество контролирует ситуацию, и советую это хорошенько уразуметь! Но не считайте себя пленником, не во времена Теодориха же мы живём! Его провели в соседнюю башню, выходящую на противоположную выезду из Замка сторону. Остановилась небольшая процессия у открытой настежь двери, рядом с которой уже стояли два, вероятно, надсмотрщика. Взгляд Марцелло скользнул в сторону комнаты. Совсем маленькие покои. Красиво и довольно изысканно обставленные. Кому скажешь, что это покои для личных слуг, никто не поверит. Это была одна из тех комнат, в которых мало кто бывает из-за их многочисленности. Хотя, в принципе, высокородным господам здесь и так нечего было делать. Марцелло оглядел свои новые «покои». — Я полагаю, это и будет моей тюрьмой? — максимально ледяным тоном осведомился испанец. Томега прошёлся вперёд, словно он уже стал хозяином. Хлопнув легонько себя по запястью перчатками, он обернулся и ответил: — Тюрьма или нет — это зависит от Вас. Вряд ли мы сможем Вам когда-либо доверять, но… Вы ведь можете просто приятно провести здесь время, не так ли? Отдохнуть… И не вмешиваться, когда дворяне высшего порядка решают свои дела. У Вас был шанс присоединиться к, по-настоящему, высшему дворянству, но Вы предельно ясно выразились по этому поводу. А теперь, позвольте мне Вас оставить. И он, самодовольно задрав нос, прошествовал прочь, еле сдерживая вздох от рвущегося наружу ликования. О, как он был собой доволен: он был на пике! Успех, триумф! От восторга у него даже немного дрожали руки, сжимавшие перчатки. Двое сопровождающих замерли за спиной Марцелло. Что же, похоже, его личный персонал будет состоять из четырех слуг… Недурно-недурно! Марцелло медленно вошёл внутрь под пристальным взглядом надзирателей. Вдохнув, он огляделся. Мужчина взглянул на тех, кто прожигал в его спине огромную дыру своим взглядом — слуги, которые ещё недавно отвечали, максимум, за какие-то личные поручения, плохо походили на профессиональных тюремщиков. Надо было присматривать за «гостем», но и одновременно вести себя, как дворяне. Чтобы начать хоть с чего-нибудь, они неуклюже-сурово спросили, не нужно ли господину чего-нибудь, вероятно, надеясь показать своим «угрожающим» тоном, что с ними шутки плохи. Марцелло остался полностью невозмутим, что несколько сбивало с толку новоиспечённых стражей. Он приказал (не попросил, а приказал) принести ему бумаги из «других» его покоев, подписанные как «Ответы и предложения касательно придворных пьес». Так как «он давно собирался заняться этим, но сейчас, пожалуй, самое удобное время». Его надсмотрщики переглянулись, и, в итоге, из четверых отправились за бумагами трое. А последний, угрюмый верзила, вызывавший доверие у сослуживцев именно своим своим свирепым видом, остался присматривать за господином. — Здесь высоко, а за дверью я, — грубо пригрозил он, расправив плечи, чтобы еще раз показать, кто хозяин положения. — Я в курсе, — спокойно бросил Марцелло. Послышался окрик, и великан очень «умно» вышел из покоев, отдалившись всего на несколько шагов. Ну куда этот дворянчик может деться?! А тем временем Фабиано искал своего хозяина. Почему-то он не нашёл дона Марцелло в его покоях и теперь торопился в библиотеку, где его хозяин часто проводил время. Может, там?! Туда вёл коридор, который потом раздваивался: левый вёл к библиотеке, а правый — к другим помещениям. Их довольно много, среди них были личные покои слуг, имевших неплохие привилегии. В частности, личные покои. Но, погруженный в свои мысли, по рассеянности парень, думая о левом проходе, свернул направо. Такие оплошности, пусть редко, но случаются с каждым. Он понял, что ошибся, когда не обнаружил библиотеки. Но услышал голос господина. Марцелло обессилено оперся руками о стол, когда этот истукан вышел. Ясно, что он вернётся через считанные секунды. А быть постыдно пойманным за шкирку при попытке скрыться… немыслимо… — Г-г-господин…? — раздался вдруг нерешительный голос рядом. Марцелло резко обернулся. Рядом стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и заламывая руки, растрепанный Фабиано. Не смотря на то, что произошло, похоже, парень не испытывал ненависти к нему. Его простоватое веснушчатое лицо выражало крайнюю степень растерянности, совсем как у ребенка. Его карие глаза были широко распахнуты, а дыхание сбивчивым. — Это ведь не Вы приказали… то есть, я хочу сказать, тот господин сказал что это Вы… У Марцелло была лишь секунда, и он не хотел тратить ее на, очевидно, лишние объяснения. Он вдруг перебил слугу: — Фабиан, я доверяюсь тебе! Здесь то, ради чего я рискую жизнью. Найди их. Они в Кадисе. Это их я искал. — К-к-то… кого, господин?! — Те, кто должны унаследовать все это. Возьми это, а потом найди способ связаться со мной! И Де’Агиллар вынул из потайного кармана колета совсем тонкий кожаный пенал, перехваченный двумя плоскими кожаными шнурками. Он сунул его Фабиано и схватив его за плечи, горячо зашептал: — Скорее беги отсюда, я постараюсь отвлечь внимание на себя, а ты беги! Беги! Слышишь? Беги же! И Марцелло, резко развернув слугу, толкнул его к выходу. Тот, неловко споткнувшись, умудрился, словно угорь, проскочить в узко приоткрытую дверь мимо стража. Всё еще шокированный, так же молниеносно принял доверенное и крепко прижал к груди. Пенал был настолько узким, что полностью был скрыт, будучи прижатым к груди слуги его предплечьем. Выглядело это так, будто парень в волнении схватился за ворот рубахи. Вылетев из самого замка он, словно оглушенный, пересекал широкий двор и уже подошел к выходу, когда, случайно задев кого-то из прислуги, обратил на себя внимание: — А, ты? Ты здесь еще?! А ну брысь отсюда! — и слуги новых «хозяев» выпихнули Фабиана прочь за ворота. А тот и не сопротивлялся. Наоборот, спрятав кулак как можно глубже в узкий манжет под нависающим широким рукавом, он быстро шел наружу, подталкиваемый сзади. Подталкивания, кстати, были чисто «для порядка». Кудрявые черные волосы, нос картошкой, бледные веснушки, рассеянный вид — кто видел в этом деревенском увальне что-то подозрительное? Ни у кого и мысли не возникло! Оказавшись на улице, он, низко опустив голову, широким шагом направился прочь. Как и Лукас, и Валерио, и Альберто какое-то время назад. Так что ничего удивительного или подозрительного в его виде не было. Выйдя за красивые кованые ворота, он пошел по той дороге, которая вела вдоль крепостной стены вниз, к маленькому поселению, на полпути к Кадису. Он был слишком мал для городка, но великоват просто для поселка, так, серединка на половинку. Чем дальше парень удалялся от замка, тем настойчивее сердце его кричало: его господин там, один, в окружении недругов. Он нужен ему, его место там. И он, резко развернувшись, чуть ли не бегом уже было направился обратно, но тут вступился разум: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — то, что сейчас парень крепко прижимал к груди, господин защищает, возможно, ценой своей жизни. Это было для Фабиано очевидным. А значит, он должен был сберечь то, что ему доверил Марцелло. И снова крутой поворот. Широкий шаг, будто слуга собирался оторваться от земли. Мучительно для него было отдаляться, но, прикусив согнутый палец в попытке сконцентрироваться, он сумел себя заставить. Почти в беспамятстве он добрел до того городка. И только оказавшись на каких-то задворках, он сел на ступеньки ближайшего дома. Вечерняя прохлада, спустившаяся на окрестности, немного отрезвила его. Настало время хорошенько все обдумать… То, что не господин Марцелло устроил им нагоняй — ясно, как божий день. Не зря ему не понравилось, как те благородные господа шушукались по углам, словно крысы, пока его хозяин отсутствовал. И пусть он не слышал их разговоров, но то, что именно по их прихоти понаехали те напыщенные павлины, которые, к слову, почти все отправились восвояси, было предельно понятным. И тут он вспомнил про свою драгоценную ношу, которую он доселе судорожно прижимал к сердцу. Он оторвал от себя наконец маленький кожаный сверток, развязал тонкие шнурки и раскрыл его. Какие-то бумаги: выписки, заметки… А вот и последняя бумажка — истрепавшаяся, пожелтевшая… Так сразу и не скажешь, что она была нарисована чуть больше полугода назад. «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», два небольших портрета и подпись: «Награда — сто дублонов». «Недурно,» — машинально отметил Фабиано и отложил листок на колени. Он оперся локтем на колено и призадумался… «Здесь то, ради чего я рискую жизнью. Найди их. Они в Кадисе. Это их я искал.» Вот и поди пойми, чего барин от тебя хотел! Выбора особого у парня, правда, не было: раз надо — значит, будет искать. Вот тут возник другой вопрос — где? Кадис велик, людей в нем — тьма. И среди них отыскать всего лишь двоих… Фабиано тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Делать было нечего — стоило приступать к поиску хоть каких-то обрывков информации. Ноги сами понесли его в порт, оттуда, по указаниям случайных собеседников, он оправился в бедные кварталы, а именно, в кабачок «Торерро». Там всегда по вечерам было не протолкнуться. Не смотря на то, что там вполне можно было встретить пару забияк, место это нравилось людям. В нем царило шумное веселье: то тут, то там раздавался громкий смех от очередной шутки; в дальнем углу двое весельчаков затянули песню, которую тут же подхватили в противоположном углу.***
Но этот день просто не мог закончится так, кхм, «просто». Именно в то время, как Фабиан, поддавшись усталости и некоторому шоку, устроился на короткий отдых, мимо того городка проезжала красивая карета. Эрнан Кортес сидел, удобно откинувшись на мягкие атласные подушки, и с какой-то меланхолией взирал на меняющиеся виды за окном. Он устал, но упустить возможность увидеть герцога, к которому он был так привязан, было немыслимо. Карета проехала мимо этого мелкого поселения, достигла, наконец, своей цели, и вот экипаж остановился у ворот. Конкистадор выставил ногу, коснулся ею земли и… замер. Что-то было не так. Опытный взгляд сразу отметил: тишина, слуги — его встречал только один, и тот смотрел в пол, словно стеснялся его… Но главным образом — эта тишина! Сколько он помнил, в этом замке в принципе не могло быть тихо! Тем более, так рано — восемь вечера. Он обвел грозным взглядом пространство вокруг себя: от такого обычно все вокруг цепенели… но эта была просто его привычка. И он ею умело периодически пользовался, желая либо действительно произвести на кого-то впечатление, либо выиграть время. Он вошел в замок, и… его встретил какой-то надутый павлин, разодетый довольно безвкусно, который и сообщил ему — его друга и наставника больше нет. «Больше нет»… эти слова словно контузили его. Он отвернулся, пока «павлин» приторно распинался о своем сожалении по поводу кончины герцога и его сына… Кортес редко плакал в своей жизни. Скорее, он вообще не знал значения слова «слёзы». А сейчас он даже не пытался их сдержать. Они просто катились из глаз редкими каплями. Испанец не просто дружил с герцогом, он помнил его как наставника, как близкого друга его собственного отца. Теперь, и его нет… Страх того, что кто-то может заметить его скорбь, выдернул его из пелены тоски. Кортес как можно более незаметно избавился от следов слёз и принял такой свирепый вид, что, между нами, Де’Ретас несколько струсил. Слава о грозном и гневливом характере конкистадора гремела по всей Испании! Слухи, множащиеся со страшной скоростью, говорили о том, что конкистадор мог запросто прихлопнуть одной рукой кого угодно. Другая байка приписывала конкистадору способность испепелять одним лишь взглядом, дескать, этому он научился у арабов! Некоторые в эти россказни, конечно, не верили. Но… Кортес был таких могучих габаритов, что Де’Ретас невольно попятился, когда Эрнан Кортес, гордость Испанской Короны, медленно, угрожающе тихо повернулся. Дон Де’Ретас сначала осекся, но быстро поправился, взял себя в руки и продолжил: — Вы человек, которого хочется иметь в союзниках… Я прошу прощения за некоторую бестактность, но раз уж Вы не знали о кончине герцога, то я думаю, Вы не будете держать на нас зла, если узнаете, что мы прочли Ваше письмо. Кортес брезгливо поморщился от того, как витиевато была выстроена эта фраза. Но когда до него дошел смысл фразы, в черных глазах могучего конкистадора засверкали яростные молнии. И… ничего. Поняв, что до испепеления еще далеко, Де’Ретас продолжил, удалившись, однако, на некоторое расстояние: — Я не позволил никому, кроме тех, кому доверяю, прочесть эти строки… Ведь Вы изложили сугубо личные обстоятельства. Вы прощаете? Последние слова он произнес с извиняющейся улыбкой, как будто он всего лишь отпустил невинную неосторожную шутку. Кортес мрачно моргнул, словно филин. И продолжил молчать. Заговорщик расценил это как своеобразное прощение и поощрение к разговору. — Я хочу Вам довериться. Я скажу сейчас довольно смелые вещи… Простите, но я вернусь к Вашей депеше… Вы упомянули, что мальчишка, который входит в династию Габсбургов, отчитал Вас, как пажа. Мне жаль. Это… недопустимо. Что это за затея была такая, пойди, не знаю куда, найди, не знаю что. Новый Свет! — и он заливисто и легко рассмеялся, словно потешаясь над детской шалостью. — И когда Вы, потакая этому юношескому капризу, нашли далекие земли, Вашей наградой была выволочка. Все так же мрачно хмурясь, Кортес припечатал этого выскочку взглядом и, чеканя каждое слово, спросил: — Вас это так заботит. И с чего бы это? Его недружелюбный тон начал раздражать Де’Ретаса. Один лишь раз этот шакал попробовал власти, и уже не приемлет никакого «не подчинения». Однако становиться врагом известному своей силой конкистадору, тем более вхожему в королевское окружение… Нет, этого нужно было избежать любыми путями. — Понимаю Ваше настроение, но прошу Вас, наберитесь терпения. Ведь я ещё не всё объяснил. Вы думаете, что я просто от скуки Вам поддакиваю, а ведь я, как и многие другие, пострадали от самодурства юного короля. Сколько ему? Кажется, вскоре ему исполнится двадцать. И Де’Ретас продолжил свой монолог. Он применил все своё красноречие, чтобы привлечь прославленного воителя на свою сторону. Но не надо думать, что этот человек был настолько глуп и самонадеян, чтобы вот так вот с абсолютной наивностью «брать быка за рога». Во-первых, сначала письмо, а затем приезд Кортеса стали для них неприятным сюрпризом, ведь, из-за известных причин, триумфального возвращения Испанской Армады не получилось, так что Кортес прибыл чуть ли не инкогнито. И если бы он не написал герцогу письмо, то заговорщики не узнали бы о его внезапном визите до тех пор, пока он сам бы не постучался в двери. Хотя… Визит и так был весьма внезапным. И на Эрнана не особо рассчитывали. Второй «Дон Марцелло» им был некстати. Во-вторых, Эрнан Кортес де Монрой и Писарро Альтамирано, идальго и конкистадор, в качестве союзника — драгоценный подарок! Военные навыки, значимость (какая-никакая) при дворе короля — полезны ого-го как! Так что, и так, и так Де’Ретасу надо было распинаться как угодно, но задержать его в замке ДОБРОВОЛЬНО, ибо хоть Марцелло и дворянин, но его не будут искать так, как Кортеса! И задержать таким же образом и его — невозможно. Поэтому можно было только подивиться, какие разительные изменения претерпела его речь: от сладкой, мурлыкающей, она стала вдруг меткой и решительной. Ретас давил на гордость и вспыльчивость конкистадора, дескать, если молодой король, такой гордец, что не отличает идальго от смерда, то что это за король? Такого ли короля достойна Испания? И к чему приведёт правление такого короля? А то, как он опустил Кортеса, только тому подтверждение… И земли, замок и все, что принадлежало покойному герцогу, попросту уплывет в руки нового короля, который промотает его на подобные прожекты, вроде поиска золота в Новом Свете. Этого ли хочет Кортес, готовый отдать за Испанию все, в том числе и жизнь? Ответ пришёл молниеносно и неожиданно: Де’Ретас только стал поворачиваться к собеседнику, как перед глазами рассыпался настоящий фейерверк, настолько прямым, аккуратным и точным был удар. С неумолимостью катапульты могучая рука распрямилась и нанесла точнехонький тумак в правый глаз. Простенько и со вкусом. Ретас прямой наводкой отлетел метра на два, поистине эпично рухнув с жутким грохотом, так как падая, он не только опрокинул деревянное кресло, но и, в попытке ухватиться, утянул маленькое покрывало со стоящими на нем фруктами и кувшином с вином прямо на себя. Кортес преспокойно похрустел суставами, презрительно окинул взглядом квохчущего Де’Ретаса и, широко шагая, вышел прочь, не желая ни минуты больше оставаться здесь. Де’Ретас, сумевший кое-как приподняться, зло прожигал взглядом спину удаляющегося конкистадора. Только лишь это и оставалось ему сейчас — Кортес уплывал из его рук, а у него не было достаточной силы, чтобы удержать его… Но все же у него был козырь в кармане, не круглый же он дурак в самом деле! В том зале, где происходил диалог, наверху была маленькая галерея. Она была скудно освещена, и её не сразу можно было заметить. Это место было самым удобным для того, кто хотел наблюдать за происходящим внизу, оставаясь при этом незамеченным. Дон Де’Томега — второй лидер заговора — «страховал» Де’Ретаса, стоя в полутени наверху. Рядом с ним стояло еще пятеро дворян, менее значимых в нашей истории, так что их фамилии нам не интересны. Правда, один молодой человек, лет двадцати семи, позже войдёт в эту историю, и сыграет решающую роль, но не сейчас. Томега взволнованно махнул рукой назад, и несколько дворян тут же вышли прочь. Кортес совершил почти ту же ошибку, что и Марцелло, а вот его оппоненты не собирались ошибаться дважды. Не успел Эрнан отдалиться от зала, как сразу с трех сторон ему перекрыли путь три отряда по пятнадцать человек, из них около восьми еще недавно были слугами. Кортес все так же спокойно вынул короткий широкий и довольно массивный меч-Курцшверт. Завязалась схватка. Численный перевес был явно на стороне нападавших, и им даже удалось загнать Кортеса обратно в зал. Но это преимущество было недолгим. Кортес был настоящим воином. Он прекрасно владел мечом. Удивительно, насколько изящно и гибко он вращал запястьем, заставляя меч рисовать восьмерку. То поднимая, то отпуская руку, он кружился вокруг себя, не давая противникам сосредоточиться и приблизиться к нему. В основном, стражи были довольно молоды, относительно Кортеса. Тем более, куда им до него! Это было похоже на то, как свора энергичных, сильных, но молодых и бестолковых охотничьих собак напала на матерого, опытного и могучего медведя. Дело стало клониться к тому, что Кортес вывел из схватки уже восьмерых. Они еще легко отделались! Остальные продолжали драться, но как-то уже не так уверенно. Вот и ещё несколько предпочли разумно отступить. Жизнь и конечности дороже. На галерее занервничали. Кто-то истерично воскликнул: «Сделайте же что-нибудь, Томега!» Он дернулся. Но что можно предпринять? Ведь двадцать человек против ОДНОГО! Де`Ретас вдруг выхватил из-за пояса мушкет и, выбросив руку вперед, неловко выстрелил. Рука в последнее время дрогнула и пуля, как-то по кошачьи взвизгнув, отскочила от «танцующей» брони. Кортес коротко пригнулся и наконец посмотрел на верх. Одно дело — клинок против клинка, но другое дело — клинок против пули. Эрнан вдруг действительно, как медведь, рванул на себя одного из нападавших и как следует толкнул его на тех, кто преграждал ему путь из зала. Скачок — и, опрокинув на бегу какой-то бюст на высокой подставке под ноги возможным преследователям, Кортес, как мог, быстро выбежал из замка. Он быстро скрылся. Сыграло хорошее знание места. Ведь он так часто гостил здесь. Выбежал из зала — винтовая лестница вниз, восемь ступеней, прыжок, застреляло в пятках (все же не мальчик уже). Схватился за угол стены, чторбы не терять скорость, оттолкнулся, снова бег — налево, налево, потом через внутренний сад направо и, казалось бы, выход, выезд из замка, где стояла его карета в пяти метрах! Но Кортес остановился и шагнул право, за статую Ориона. Как удачно она стояла в стрельчатой нише, на манер Альгамбрских. Сердце гулко и возмущенно выражало свое неудовольствие. Прошло немного времени и мимо, к выходу, пробежали его недавние противники. А спустя минут пять, и тот самый павлин, и ещё пятеро с ним. Особенно громко себя вел другой, которого, стараясь утешить, называли Де`Томега. — Как вообще было возможно его упустить?! Вы понимаете, чем это может закончиться для нас?! — Послушайте… — Нет! Вы похоже не понимаете! Лишь поэтому, Вы, наверное, так спокойны! Вы назвали короля мальчишкой! Я согласен, но и за меньшие дерзости карали! А кроме того… — это превращалось в форменную истерику, и его сообщник попытался отрезвить мужчину: — Перестаньте истерить! — Что?! Да как Вы смеете?! — Замолчите! Нам пока ничего угрожает! Послушайте! — Ничего не угрожает?! Ничего?! — Да! Именно! Единственный способ уехать — это эти ворота! Если он там, то мы узнаем! Слуги доложили, что Кортес не появился. — И что Вы теперь скажете? — Томега говорил уже спокойнее, однако в его голосе все еще клокотала бессильная ярость с примесью отчаяния. — А ничего. Я кажусь легкомысленным, но это не так. Вы думаете, это поместье — единственное в Испании? Или у Карла Пятого нет других дел? А как Вам факт, что Кортес сел в лужу перед венценосным мальчишкой, привезя какие-то специи, а не золото, при этом растеряв половину вверенного ему флота? Добавьте к этому и то, что обвинение в государственной измене в адрес дворян, и при этом не последних, должно быть подкреплено доказательствами! А без них все это — всего лишь домыслы. — Да… Вы наверное правы, но… -… но меры предпринять надо, несомненно. Но далеко он уйти не мог. Подождем в саду, я думаю, скоро мы получим добрые вести. И все «высокое» собрание направилось в сад. Кортес, сидевший за статуей почти на корточках, опершись на одно колено, устало брякнулся на пол. Все верно… Этот мерзавец прав. Ах! Даже если он выберется, то что скажет королю? Их слово, против его… Король поверил бы ему, не задумываясь, но не сейчас — «удачное» плавание знатно снизило степень доверия короля конкистадору. Так что одно лишь его имя Кортесу теперь не поможет… И только тут его осенило: глупец! Ах, глупец! Ведь он мог поступить иначе! Позже Марцелло признает, что решение Кортеса было опасным, но мудрым. Кортес был неплохим стратегом. Просидев за статуей чуть более сорока минут, он вышел, чтобы осуществить план, придуманный здесь и сейчас. Заговорщики уже теряли терпение, и хотели покинуть место ожидания, когда один из них, словно резюмируя, сказал, дескать, зато они точно знают, что Котрес отныне — их враг. Коротких вздох, и Кортес появился на сцене: — И потому добровольно вернулся пред Ваши очи? Все опешили. А… как же стража? Кортес никогда не был так красноречив, как тогда. Собрав в себе все мужество, разумность и твердость духа, он, казалось, совершенно спокойно… отдал шпагу! Все присутствующие застыли в немом изумлении. Этим он все же склонил чашу весов на свою сторону. Да, ему поверили далеко не все и не на все сто процентов, да Кортес на это и не рассчитывал, но как минимум половина слушателей была у конкистадора в кармане. Во всяком случае, аргументы были убедительны: обида на короля, вспыльчивость и желание не упустить свой шанс… плюс шпага, которую ему, разумеется, вернули. Но минусом был статус Кортеса — полное повиновение. Останавливаясь в покоях Замка, Кортес думал о том, что, пройдя через многие битвы, ему предстоит сразиться на новом поле боя — оружие здесь не шпага, а вовремя сказанное слово да изворотливый ум, это самое слово рождающий. Но преданный слуга государев, каким от макушки до пят был Эрнан Кортес, не мог отступить. Дело принимало нешуточный оборот…