Восьмая пятница

Пепел заволакивал все вокруг. Он пачкал одежду и волосы, крошился на зубах и оседал в легких. Мужчина кашлял. Долго, надрывно. Но все так же упорно продолжал бегать среди обгоревших обломков здания, осматривая каждый уголок, каждую проплешину, каждую яму и колдобину, едва ли зарываясь носом в подрумянившуюся корочку омертвевшей земли. «Они живы! Они должны быть живы!» — лихорадочно думал он, снова и вновь разрывая тишину именами жены и детей. Он не мог думать ни о чем другом. Он не мог допустить и мысли о том, что ему никто не ответит. Всего лишь десять минут. За десять минут невозможно уничтожить столько людей. Они ещё живы. Они точно живы! — Простите, сэр. Мужчина вздрогнул и замер на месте, устремив немигающий взгляд на молодого человека, зависшего над его головой. Его лицо скрывала атласная маска. — Я обыскал всё в радиусе этой улицы, — тихо промолвил Сплэндид и мягко опустился на землю рядом с ним, — Но не нашел ничего, даже костей. — Ты, верно, шутишь? Это вздор! Меня не было здесь десять минут… Всего лишь десять минут… — Простите, сэр, — вновь прошептал парень, потупив взгляд, — Мне очень жаль. — Сегодня… Младшей исполнилось пять. Я купил ей плюшевого мишку. С большим красным бантом… У неё полно плюшевых медведей. Я долго проторчал в магазине, выбирая что-нибудь другое. Но все равно купил его. Глупо, правда? Но это ерунда. Я забыл одну вещь — свечи для праздничного торта. Без них это не праздник. И тогда пошел в магазин в паре улиц отсюда — купить эти чертовы свечи. Всего лишь на десять минут. А потом… Знаешь, что было потом? Мой дом треснул и рухнул как карточный домик. Такое часто случается, не так ли? Да такое сплошь и рядом! Каждый день дома взрываются сами по себе, а от твоей семьи не остается ничего кроме пепла. Но я жив, бодр и весел. И на мне нет и царапинки. Как думаешь, почему? Сплэндид промолчал, продолжая рассматривать носы своих сапог. — Местный супергерой падает на меня, — продолжил незнакомец, — И спасает от взрыва. Бог мой, это такое чудо! Ты предпочел спасти одного, пожертвовав целым домом, наполненным людьми. Ты только что убил мою семью, но спас меня. Спасибо, Сплэндид. Огромное спасибо. — Мне очень жаль… Я не хотел этого, понимаете? Я всего лишь хотел спасти город… Мне ничего не оставалось, кроме как вступить в битву с… — Довольно! Я не желаю слушать тебя больше… — Простите, сэр… Я сделал всё, что в моих силах. Если бы я мог воскрешать людей, я бы вернул их обратно. Мне очень жаль. Я понимаю, это тяжело принять, но… — И что?.. Скажи же! Что мне теперь делать?! — мужчина потерял остатки самообладания и, подскочив к нему, со всей силы замолотил кулаками по ребрам. — Мне очень жаль, сэр, — ответил супергерой, совершенно не обращая внимание на его удары, — Я не знаю… Простите… Это всё моя вина… Моя вина… Мужчина не ответил, продолжая яростно колотить его. Сплэндид стоял не шелохнувшись. Лицо его было мрачным и печальным, а в глазах застыла горькая дымка. Сплэндид не умел лгать. Он искренне сожалел о людях, погибших по его оплошности. Но этот незнакомец видел в нем только лишь нахального убийцу, прикрывающегося маской милосердия. Прошло несколько часов тишины, нарушаемой лишь глухими ударами. На теле супергероя не было ни одного даже крошечного синяка или царапины, когда как человек почти до мяса разбил себе костяшки пальцев… Прошел еще один час и в конце концов силы оставили его. Он рухнул на колени, молотя кулаками лишь обгорелую землю. Семь лет спустя. Городок изменился. Больше не было старой часовни на углу. Вместо неё пустыми глазницами арок моргало здание мэрии, отделанное ослепительно-белыми панелями из мрамора. А чуть поодаль находился старый парк, в котором уютную тишину заменили веселые крики местной ребятни, катающейся на новом аттракционе непонятной конструкции. Знакомый универмаг заметно располнел и оживился гигантским монитором, препоясанным к покатой крыше бетонного лба. В каждом углу и на каждом бетонном столбе были натыканы разномастные колонки, из которых доносились совершенно непохожие друг на друга слова рекламных слоганов и мелодий, что создавало собой хаотичный набор звуков и слов, разобрать которые было совершенно невозможно. Дул мягкий весенний ветерок, ласково подвывая себе под нос одну и ту же песню, слова которой были понятны только ему одному. Мол щурился. Солнце казалось нестерпимо ярким, но он не спешил вновь надевать черные очки. Сегодня в этом не было никакой необходимости. В этом городе не было ни единого человека, который бы знал его в лицо. Он перекинул трость в другую руку, неторопливо поднялся на холм и остановился, устремив взгляд вниз, на пустырь, заросший редким кустарником. Прошлое никогда не меняется, думал он. Исключение составляет только настоящее. Его всегда можно подправить или изменить. Мол подошел ближе и опустился на колени подле каменной плиты с проржавевшей табличкой, на которой были выбиты знакомые имена. — Здравствуй, милая, — прошептал он и осторожно, одним лишь кончиком пальца постучал по краю первой буквы. Каменная плита вздрогнула и в глубине её что-то щелкнуло. Еще одна буква… Другая, третья… И снова первая… Плита недовольно заскрипела и наконец, отворилась. Мол улыбнулся одними уголками губ, зажег фонарик и шагнул в приглашающе разинутую пасть подземного коридора. * * * «Я… Я знаю, что мне нужно. Немного музыки. И ничего больше». Холодные пальцы впиваются в пластиковые раковины наушников, бледными пауками сползают ниже, к оцифрованному экрану и, привычно спотыкаясь, прибавляют громкость на один пункт. И еще на один… На другой… Благословенный звук знакомой мелодии эхом проносится по барабанным перепонкам её ушей. Проводки легких вздрагивают, дыхание становится прерывистым. Девушка пытается успокоиться. Она повышает громкость до максимума. Пальцы нервно шуршат по корпусу плеера, отбивая ритм заслушанного до дыр трека. У неё есть минута. Одна, другая, третья… Все они проходят слишком быстро. Песня заканчивается и переворачивается на другой бок, предоставляя взору другую, чуть грубоватую, с металлическим привкусом композицию… Девушка не помнит её названия, но от этого она не становится менее любимой. Она откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. И тогда… Люстра недовольно крякает и свет вырубается. Музыка заканчивается. Наушники соскальзывают на пол. Она слышит шаги. Он близко. Слишком близко. Её глаза и разум наполняются непривычной пустотой. Девушка окунает лицо в похолодевшие ладони. Ей страшно. Было бы странно, если бы он не пришел. Он приходит каждую ночь. Всегда приходит. Он останавливается за её спиной и просто смотрит на неё, дыша в затылок мягким свистящим дыханием. Иногда он кладет свои руки на её плечи. Пятнадцать минут. Потом он просто разворачивается и так же бесшумно уходит. Ничего больше. Но девушке все равно страшно. Она не знает этого человека. Как и не знает того, реален ли он вообще. Она никогда не оборачивалась. Она никогда не видела его лица. Она лишь чувствовала его прикосновение. У него теплые руки. Сегодня он подходит к ней вплотную. Девушка не слышит шагов, но она чувствует его приближение. Его взгляд прожигает её затылок насквозь, заставляя сердце нервно вздрогнуть. Ей хочется обернуться и наконец, увидеть его лицо. Но она продолжает молча сидеть и смотреть в пустую темноту перед собой. Это просто сон. Прикосновение его осторожных пальцев слишком реально. — Ты помнишь? — раздается вдруг шепот, который продырявливает тишину насквозь и заставляет её вздрогнуть от неожиданности. Никогда раньше он не произносил ни звука. Наверное, сегодня особенная ночь. — Тринадцатая, да? Тринадцатая, соглашается она мысленно. У него бархатистый и мягкий голос. Он напоминает мурлыканье кошки и шум весенней грозы за окном. Знакомый голос. Вслух девушка не произносит ни звука, боясь даже вздохнуть. — Где-то там, — произнес он вполголоса, — Есть город, в котором все перевернуто вверх тормашками. Знаешь, там даже времени нет. Вернее, оно есть, но его одновременно и нет вовсе. Поэтому люди в нем не стареют. Никогда-никогда. Потому что в городе, где все наоборот, возможно все. — Так не бывает, — говорит она очень тихо, — Люди должны стареть. И умирать они тоже должны. Иначе их было бы слишком много. — Возможно, — немного подумав, соглашается он, — Если дело не касается этого города. Девушка не отвечает. Он замолкает и зачем-то зарывается лицом в её волосы, заставляя девушку содрогнуться всем телом. Но она даже не пытается отстраниться. Она просто не может пошевелиться. Её мышцы словно закованы в лед. Проходит несколько минут. Он крепче вцепляется в её плечи и вдавливает в её ухо один-единственный вопрос: — Пойдешь? — Ч-что? — Ты пойдешь со мной? Девушка молчит, совершенно ничего не понимая. Страх куда-то исчезает, сменяя собой растерянность. Да кто он вообще такой? И почему она должна с ним идти? — Разве ты ничего не знаешь? — удивляется он. — Кто ты?.. Тебя ведь нет, правда? — Нет. Я есть. — Тогда, как ты приходишь ко мне? — Окно. У тебя всегда открыто окно. — К-как?.. Но… — Просто. Девушка не видит его лица, но в одном она уверена точно — он улыбается. Улыбается искренне, как только может улыбаться человек, которому можно доверять. Цепочка мыслей запутывает сама себя, заплетаясь в растрепанную косичку воспаленных мозгов. Девушка по-прежнему ничего не понимает. Незнакомец едва слышно вздыхает и убирает свои ладони с её плеч. Резко вспыхивает свет. — Пойдем со мной. На этот раз его голос прозвучал повелительно. Словно послушный манекен, девушка поднимается из кресла, поворачивается и доверчиво протягивает ему руку. * * * В небе алым багрянцем распускались цветы, мимолетно роняя свои огненные лепестки на ущербные крыши серых домов. В городе царили разруха и опустошение. Людей почти не осталось. Те немногие, кому удалось все еще оставаться в живых, превратились в серые сгорбленные тени, что прятались каждая по своим углам, изредка выходя на серый тротуар в тщетной попытке поймать равнодушно проезжающие мимо группы машин. Лэмми стояла посреди того, что когда-то было городской площадью и непонимающе осматривалась по сторонам. Взгляд её невольно зацепился за нищего, одетого в какое-то тряпье. Когда тот внезапно остановился и поднял голову, всматриваясь куда-то сквозь девушку, она вздрогнула и её глаза расширились в удивлении. Вне всяких сомнений, перед ней стоял Каддлс. Только выглядел он совершенно иначе. Его лицо, когда-то загорелое и добродушное, стало теперь мертвенно бледным, под глазами залегли серые тени, а скулы были покрыты недельной щетиной. Он сутулился и постоянно поправлял ободранный капюшон своего тряпья, который еще больше делал его похожим на старого бродягу. — Они все умерли… — бормотал Каддлс себе под нос, — Умерли… Умерли… Он замолчал, сгорбившись еще больше и медленно поковылял прочь, попеременно заходясь надсадным кашлем. — Каддлс!.. — нерешительно позвала его Лэмми. Но он даже и не обернулся. — Когда Сплэндид вернется, все будет так, как было... — долетел до ее ушей еще один знакомый голос. Лэмми обернулась и увидела Петунию и Гиджлс, которые стояли возле старого, давно не горевшего фонаря. Выглядели они немногим лучше Каддлса. — Не бывать этому, — сказала Петуния, — Не прилетит твой Сплэндид. Никогда! Ты слышишь? — Прилетит! — воскликнула Гиджлс, — Он прилетит и спасет нас! Все будет так, как было раньше. Вот увидишь! — Ты говоришь об этом уже который год, Гидж. Но его все нет... — Петуния помолчала, мрачно прислушиваясь. Грохот над потрескавшимися макушками зданий постепенно нарастал, отдаваясь в ушах неприятными раскатами. — Война и разрушения, — почти шепотом произнесла она, впиваясь взглядом перед собой на что-то только одной ей видимое. — Это будущее… То будущее, которое нас ждет… По мне, так лучше уж смерть… — Ты говоришь ужасные вещи, Пет. — Я лишь констатирую факт. Посмотри вокруг, Гиджлс. Неужели ты совершенно ничего не замечаешь? Это будущее уже наступило. Так что, у нас его больше нет… Как и супергероев, которые могли бы нас спасти, если бы только хотели этого… — И что из этого?! — вскричала Гиджлс, — Во что еще мне, по-твоему, верить?! А?.. Скажи мне, Пет!.. Её слова вздрогнули и оборвались, прерванные судорожным кашлем. Петуния подскочила к ней и крепко обхватила за плечи, не давая упасть на тротуар. — Успокойся, — тихо произнесла она, — Не то приступы участятся… Пойдем… Они неторопливо направились в сторону обшарпанного старого дома, крыша которого зловеще раскачивалась на цыпочках. «Он сейчас обрушится», — невольно подумала Лэмми, провожая взглядом двух подруг, которые явно ничего не замечали. — «Непременно обрушится». Словно подслушав её мысли, раздался треск. Кто-то закричал, в воздух взмыли какие-то щепки, взорвав его удушающей пылью. С каждой новой секундой оглушающего грохота и треска мир словно разваливался на куски. Лэмми продолжала просто стоять и молча наблюдать, совершенно ничего не понимая. Она была уверена, что это всего лишь сон. Происходящее слишком напоминало один из тех фильмов, которые так любят пугать своих зрителей гибелью Земли. — Если бы… — сожалеюще прошелестел в нескольких сантиметрах от её головы Голос, едва ощутимо дотронувшись до ушей. Девушка вздрогнула и почти закружилась на месте, пытаясь выхватить из бесконечно падающих комьев черной земли хоть что-нибудь похожее на живого человека. Но вокруг не было никого, кроме серых искривленных в предсмертной агонии теней. Мир продолжал трескаться и уродливо меняться, словно фотография, тонущая в кислоте. — Лэмми, — тем временем продолжал Голос, каким-то чудом умудряясь не теряться в шуме всеобщего хауса, — Если бы у тебя была возможность увидеть в небе падающую звезду, то какое желание ты бы загадала? — Я не знаю, — пожала плечами Лэмми, всё еще пытаясь высмотреть невидимого собеседника, — Сейчас больше всего я хотела бы проснуться. Причем тут вообще звезды? — Одна из них сейчас летит сюда. И, когда это свершится, не останется больше ничего В побагровевшем небе вспыхнула сверкающая точечка, что начала угрожающе приближаться. Лэмми с опаской на неё посмотрела, зажмурившись от ярких искр света, игравших на её поверхности. — Ты уверена, что желаешь проснуться, Лэмми? — спросил Голос. Пламя приближающего света становилось все ярче и ярче и, в конце концов, проглотило кусочки распадающегося мира, словно рыба, заглотившая наживку.