***
Накахара возвращался с очередного задания достаточно уставшим: «благодаря» Гильдии на него навалилось много работы, которую необходимо было срочно решить. На улице давно уже царила ночь, и ее смутно освещали лишь запыленные фонари. Аллеи пустовали, город погрузился в ночную мглу. Барабанящий по крыше машины и тонированным стеклам дождь только сильнее нагнетал атмосферу и добавлял странного ощущения тревожности, что вот-вот должно что-то произойти. Покачивая в руке бокал элитного бордового вина долгой выдержки, оставляющий пряный привкус на губах, Чуя отстраненно наблюдал за расплывчатыми силуэтами зданий, сопровожденными яркими звездами. Послышался грохот, по небу пронесся оглушающий раскат грома, и затем оно озарилось ослепляющей вспышкой молнии, лишь на долю секунды возвращая Йокогаме дневной свет. Это была прекрасная ночь. Прекрасная для того, чтобы совершить что-то безрассудное, выжившее из ума, то, что заставляет тысячи мурашек пробежаться по телу, вызывая дрожь и оцепенение перед лицом тетушки-смерти. Например, покончить жизнь самоубийством. Прервать жизнь на корню и взглянуть с дерзкой ухмылкой в глаза костлявой старухе. Нет-нет, Накахара вовсе не был человеком, склонным к суициду. Он был тем, кто, безусловно, мог эту смерть предоставить. И он с дичайшим удовольствием осчастливил бы этим одного безумца. Так почему же в такое отчужденное для него время он вспоминает этого проходимца, который даже умереть нормально не может?.. Почему его посещают столь странные мысли? Почему ему интересно, что бы мог подумать по этому поводу он? Внутри потихоньку вскипала злость, губы поджались, а брови свелись к переносице, высказывая очевидное недовольство их обладателя. Как легко можно было вывести его из себя. Достаточно было одного намека. А то, что Чуе на добровольной основе взбредали в голову мысли о нем, раздражало еще больше. В порыве злости как к Дадзаю, так и самому себе, Накахара одним глотком осушил бокал с кровавой жидкостью, буквально затапливая в этом пронизывающем, обжигающем тело тепле свои воспоминания. Умеренный шум дождя внезапно прекратился, и в простреливающей сознание тишине был слышен только мерный гул двигателя. Припарковав машину, водитель уведомил Чую о прибытии на место. Накахара кивнул, бросив взгляд голубых глаз на зеркало заднего вида, отдал краткий приказ и покинул салон, вдыхая морозный, пропитанный сыростью воздух. Прошел в здание высококлассного отеля, достойного его статуса, забрал ключ на ресепшене от своего номера «Люкс», поднялся в лифте на необходимый ему этаж. Открыл дверь, беспрепятственно проник внутрь, закрывая ее с другой стороны. Не спеша отпустил дверную ручку, невесомо скользнув кончиками пальцев по ее поверхности, ловко выудил из-за спины нож и, не жалея сил, кинул его вглубь комнаты. Послышался глухой звук удара лезвия о стену, и за ним же к Чуе примкнуло досадливое осознание того, что он промахнулся. — Вот так ты обычно встречаешь гостей? Ты же мог меня покалечить, Чу-уя, — с напускной обидой протянул Дадзай. Цыкнув, Чуя включил свет, созерцая нож, скромно лежащий на полу в ожидании своего хозяина. — Ну и почему не подставился, придурок? Все равно постоянно сдохнуть пытаешься, — сквозь зубы процедил парень, не скрывая своего раздражения. И должно же это было случиться именно сегодня, именно сейчас, когда голова была забита не иначе как этим человеком. Будто бы он знал это, будто был способен считывать его мысли на дюжинном расстоянии, предсказывать каждый его шаг, наслаждаясь результатом. Ведь возвращаясь в номер отеля, Чуя никак не ожидал застать здесь этого полоумного суицидника. Если бы он знал, что такое произойдет, то, несомненно, поселился бы на последнем этаже. Откинув пальто, Чуя в считанные секунды сократил расстояние между ними, занося кулак для удара. Ловкие, отточенные движения, которыми он вмиг поражает своих врагов, но такие очевидные для Дадзая. — Чу-уя, ты даже не выслушаешь меня? — в коротких перерывах между ударами полюбопытствовал парень. И тут же пожалел об этом. Одним резким ударом ноги Накахара заставил Дадзая отлететь к стене, поперхнувшись собственной слюной. Не давая ему времени опомниться, Чуя с силой сомкнул пальцы на его шее, вытянув второй рукой из кармана пистолет, направив дуло на шатена. Несмотря на то, что они особо не напрягались, дыхание Чуи было тяжелым, будто он прибегнул к истинной форме «Смутной печали». Ему не хотелось церемониться с Дадзаем, разузнавать, зачем он пришел спустя столько времени, раскрывая, казалось бы, давно затянувшиеся шрамы. Сейчас он видел перед собой предателя. Врага Портовой Мафии, которого необходимо было убить. Или же он пытался убедить себя в этом. Но все равно почему-то колебался, не смея нажать на курок. — Дадзай, ты же понимаешь, чем это все может обернуться? — большим пальцем Чуя опустил крючок на задней стенке оружия, тем самым снимая его с предохранителя. — Мне проще застрелить тебя прямо сейчас, жалкий предатель, — взгляд голубых глаз из-под рыжей челки, полные ненависти, представляли собой просто невообразимый контраст, будоражащее сознание зрелище. — Тогда стреляй, — Дадзай схватил ствол и прислонил в упор к своему лбу. — Ну же, чего медлишь? — продолжал он. — Это же так просто, Чу-у-у-уя, — пропел Осаму низким, протяжным голосом с нотками беззаботности. Пальцы на горле сжались сильнее, однако указательный правой руки будто оцепенел, не в силах спустить курок и даровать этому человеку долгожданную смерть. Некоторое время Накахара всматривался в эти полные вызова карие глаза, надеясь отыскать в них своеобразный стимул проделать в голове Дадзая лишнюю дыру, пока раздраженно не цыкнул и, в конце концов, не опустил пистолет. — Я знал, что ты не сможешь, — спокойным, с толикой издевки голосом произнес Дадзай. — Не хочу стены пачкать, — фыркнул Накахара, поднимая нож. — Чего приперся, Дадзай?! — сердито рявкнул Чуя. Вновь этот ублюдок играет с ним, ставит перед выбором, заранее зная его решение. Дадзай в любом бы случае остался в выигрыше. — А если я скажу, что скучал по тебе? Ты поверишь мне? — его голос обволакивал сознание, словно туманная дымка, заставляя до скрежета сжать зубы. Скучал? Что за бред…***
Когда Дадзая вызвали к боссу, Чую данная новость, понятное дело, не обошла стороной. В последнее время шатен странно себя вел. Возможно, это было связано с вражеской организацией «Имитаторы», которая осмелилась выступить против Портовой Мафии, но Накахара не мог знать наверняка. Он лишь поверхностно был осведомлен обо всей этой ситуации, вовсе не пытался капнуть глубже. В конце концов, это было не его дело, однако почему-то он чувствовал себя обязанным вмешаться. — Дадзай, куда ты собрался? — спросил Чуя напористым тоном, хватая парня за руку, заставляя тем самым остановиться и обратить на себя внимание. Они пересеклись у входа в главное здание Портовой Мафии, хотя, если быть точным, Чуя сознательно его там дожидался. — Кто знает, — пожал плечами Дадзай. — Может, умирать? — Собираешься нарушить приказ Мори? — пальцы сжались сильнее, причиняя боль. — Тебя это так сильно волнует? — уже на полном серьезе спросил Дадзай. — Дадзай, не шути так, — нервная улыбка проступила на лице, с лихвой выдавая волнение Чуи. — А я когда-нибудь шутил? — выдернул руку тот и поправил пальто, собираясь продолжить свой путь. Сердце Накахары пропустило удар, и почему-то ему стало до одури страшно. Страшно из-за того, что это их последняя встреча. Глупый, нелепый, ничем не обоснованный страх, но удушающий, сжимающий грудную клетку изнутри. — Это все из-за Одасаку? — осмелился предположить Накахара. Дадзай остановился вполоборота, вновь направив на Чую свой пустой взгляд. Ода Сакуноске — всего лишь незначительный рядовой член Портовой Мафии, исполнитель низшего ранга, которому поручают различную грязную, непригодную работу из-за его странных убеждений и категоричного отказа убивать. И Дадзай водил дружбу с таким, как он. Такой, как он, заслужил его внимание. И это еще больше выводило Накахару из себя. — Людям вроде него нечего делать в Портовой Мафии. Он всего лишь пешка. Так пусть же исполнит свою роль, — развел руками Чуя. За этим презрением он пытался скрыть беспокойство. И в следующий миг получил хлесткую пощечину. Парень настолько удивился, что даже не сообразил ответить в привычной ему манере. — Не забывайся. Ты мне не парень и даже не любовник. Ты — всего лишь способ снять напряжение, — равнодушно отметил Дадзай. Волнение сменилось гневом, на лице отразилась злость. — Да катись ты к черту, придурок! Надеюсь, ты все-таки сдохнешь, Дадзай! Слышишь?! — кричал во все горло Накахара удаляющейся спине. Только Дадзай не слушал. Это были последние слова, сказанные ими друг другу. Их последняя встреча. Ведь вскоре на всю Портовую Мафию прогремела новость, что Дадзай ушел, даже и словом не обмолвившись о своем решении.***
Не передать, какую боль в то время испытал Чуя, ощущая себя жалкой брошенкой. Сколько промучился с этими противоречивыми чувствами. Бесспорно, Накахара радовался уходу Дадзая из Мафии, ведь вместе с ним ушли и все его проблемы. Но в то же время было до невозможности обидно, что ему ничего не сказали и что расстались они так по-дурацки. Чуя пытался затопить горе в выпивке, опустошая свою коллекцию с каждым днем. Почему? Он не знал причины и мог только гадать, предаваться своему далеко не утешающему воображению. Сейчас перед ним стоял вовсе не тот Дадзай из Портовой Мафии, запачканный по локоть в крови. Это был совершенно другой человек, но в то же время отбрасывающий тень прошлого себя. Одасаку ли послужил причиной этих изменений в нем? Нет, на самом деле Чую вовсе не волновало, кто повлиял на Дадзая и что произошло, раз Дадзай сам поддался этому влиянию и так запросто отказался от своих прежних убеждений. Однако его неимоверно злил тот факт, что это не он стал причиной этих перемен. В результате Чуя не представлял никакой ценности для этого самодовольного ублюдка, когда сам Накахара убивался по ночам в попытках искоренить из своей головы устоявшийся образ Осаму. И вот, когда спустя долгие четыре года рана наконец затянулась, Дадзай приходит и говорит, что он скучал. И он думает, Накахара поверит в эту чушь?.. — Ты себе последние мозги что ли отбил? — с откровенным презрением спросил Чуя. — Не ты ли бросил Портовую Мафию, ничего мне не сказав?! — Я оставил тебе бомбу, — искренне изумился Дадзай. — Так зачем ты пришел?! Мое терпение на исходе, — цыкнул Накахара, не прекращая метать молнии взглядом. Между прочим, он тогда чуть не умер! Если бы силой мысли можно было убивать, мечта Дадзая наконец-таки бы сбылась. Но вряд ли это было бы безболезненно, как он того хотел. — Мне нужно кое-что, что есть у Портовой Мафии, — ответил Дадзай. — И это касается непосредственно тебя. — Тогда забирай то, что тебе нужно, и проваливай, — махнул рукой Чуя, словно Осаму назойливая муха. Хотя за нее парень его и принимал: желание избавиться от него как можно скорее возрастало с каждой секундой, заставляя каждую мышцу в его теле напрячься. — Оп-ля, — Дадзай беспардонно толкнул Чую на кровать, и тот опомниться не успел, как оказался на смятых простынях. — Что за?!.. — Ты же прекрасно знаешь, зачем я пришел, — Дадзай навис сверху. Щеки Чуи тут же предательски заалели. — Одному ли мне это нужно, а? Чуя? — шатен провел рукой по ребрам Накахары, спускаясь ниже. Согнув ногу Чуи в колене, он слегка приподнял ее, целуя в бедро. — Хочешь сказать, что просто позволишь мне сделать это? — не отрывая провоцирующего взгляда от напряженного лица Чуи, протянул Осаму. — Дадзай, ублюдок… — сквозь зубы прошипел Накахара, желая ударить парня как можно сильнее. Он уже собирался заехать ему ногой в живот, только Дадзай предугадал его движение, перехватил конечность и дернул ее вниз, удобнее устраиваясь на его бедрах. — Нет-нет, поздно скалить зубки, — благодушно заприметил Дадзай, придавив запястья Чуи по обе стороны от его головы. Парень дернулся в тщетной попытке выбраться и даже собирался применить свою способность, вызвав тем самым у Дадзая очередной смешок. — Ты же знаешь, что не получится, — ухмыльнулся он, ликвидируя дар Накахары. — Чуя, — вдруг посерьезнел Дадзай, в его голосе послышались едва различимые призывающие, умоляющие нотки, заставлявшие замереть, поддаться этой внезапной близости с ним, тому трепету в груди, которое Чуя уже давно не испытывал. В ту же секунду Дадзай наклонился и прижался своими губами к губам Чуи. Голубые глаза расширились от искреннего изумления. Накахара замычал в знак протеста, плотно сжав губы и пытаясь отвернуться. Он вдруг стал задыхаться, но вовсе не от поцелуя, а от странного ощущения безысходности в груди. Всколыхнувшиеся чувства внутри будоражили и одновременно пугали, вызывая ощущение стыда, непозволительности, того, что его гордость ломают по кусочкам. Склеенные осколки вновь покрывались трещинами, постепенно рассыпаясь. — Открой рот, — Осаму надавил пальцами на щеки Накахары, заставляя его рот приоткрыться. — Ну же, — шатен вновь наклонился, настойчиво прижавшись к губам Чуи. Прошелся языком по нижней губе, прикусив и слегка оттянув ее. Чуя что-то недовольно промычал, пальцы скомкали простынь от напряжения, будто натянувшаяся до предела струна, которая вот-вот должна порваться. Горячее дыхание и до помутнения рассудка знакомый запах подстрекали сдаться, отдаться воле случая; позволить этому ублюдку сделать то, что он хочет и самому сделать с ним то, чего он желал. Накахара больше не брыкался, лишь нахмурился, прикрыл глаза, ожидая дальнейших действий бывшего партнера. — Ты всегда такой терпеливый… — отстраняясь, проговорил Дадзай и прошелся подушечками пальцев по щеке Чуи. — Покорный, — тронул подбородок, опускаясь на шею и слегка сжав ее своей ладонью. — Послушная зверушка, — на его лице проскользнула та самая улыбка. Властная, самонадеянная. Чую как ледяной водой окатили. Он вмиг опомнился и поспешил дать отпор, вырывая свои руки из захвата, воспользовавшись расслабленным состоянием Дадзая. — Дадзай!.. — оскалившись, Накахара заехал Дадзаю в скулу, тем самым скидывая его с себя. Парень отлетел и чудом не упал с кровати. Не дав Дадзаю времени опомниться, Чуя уселся сверху, крепко обхватив коленями бока шатена. Упираясь руками в его плечи, Накахара взглянул в лицо Осаму, на щеке которого уже проступил синяк. Взгляд опустился ниже, на его приоткрытые губы, которые будто призывали к определенным действиям. И тогда Чуя не выдержал. Цыкнул раздраженно, наклонился и сам его поцеловал.***
Вечера, когда Накахара и Осаму задерживались на работе, казались такими обыденными. Они практически всегда работали вместе, пускай в этом и не было особой необходимости. Дадзай не нуждался в напарнике, как и Чуя. Оба справились бы отлично и друг без друга. Но что-то заставляло их действовать сообща. И дело было даже не в приказах босса. У черного цвета бывают разные оттенки. Но что представляли собой эти двое — это просто невообразимый цвет. Поглощающий все на своем пути двойной черный. Два настолько разных, но в то же время чем-то похожих человека. И как бы ни хотелось признавать, но Накахара гордился их дуэтом. Хуже приобретения Дадзая в лице врага может быть только устрашающий облик этих двоих. Последнее, что можно увидеть перед смертью. — Пора уже заканчивать с этим, Дадзай, — недовольно проворчал Чуя, хлопая крышкой ноутбука. В последнее время в дела Портовой Мафии вмешалась какая-то левая организация одаренных, провоцирующая конфликты между другими коалициями. Они будто пытались изничтожить Мафию потихоньку, изнутри, подрывая доверие сотрудников друг к другу. — Знаю, — только и сказал Дадзай, просматривая содержимое какой-то папки. Накахара без проблем обогнул рабочий стол Осаму и нависнул над ним. — Тогда давай нападем! — он ударил ладонью по поверхности стола. — Мы справимся с ними за считанные минуты, — настаивал Чуя. — Нет, — категорично ответил Дадзай. — Мы не будем нападать. Спешка ни к чему, — бесстрастно произнес он, лениво листая содержимое папки. Его не волновала какая-то незначительная организация. Его волновал тот, кто заправляет всем этим за кулисами. — И что теперь собираешься делать? Так и будешь сидеть сложа руки?! Сволочь… Мои люди, между прочим, попали под удар! — сжимая кулаки до хруста в костяшках, прорычал Чуя. — Успокойся, Накахара. Мои люди тоже пострадали. После стольких опрометчивых поступков мы быстро выведем их на чистую воду, — кротко пояснил Осаму, отбрасывая папку на стол. — Давай лучше отложим работу и займемся другими делами, м? — шептал Дадзай бархатным голосом, будто заманивая. Атмосфера вмиг изменилась, накаляясь до предела. Ладонью он уверенно провел по талии Чуи, привлекая его ближе к себе. Накахара прекрасно понимал, чего именно сейчас хотел Осаму. Он также прекрасно понимал и тот факт, что может отказаться. Но, несмотря на бушующую внутри злость, он покорно забрался на колени Дадзая, обхватывая ногами его бедра. Шатен довольно ухмыльнулся, не отрывая взгляда от недовольного лица парня, будто пытаясь его еще больше взбесить, и отклонил спинку рабочего кресла. Дадзай практически не предпринимал каких-либо действий. Заставлял Чую действовать самостоятельно. Наблюдал, как он, сохраняя остатки дерзости, откидывает пальто, как избавляется от брюк, стаскивая заодно и ботинки. Как непослушными пальцами расстегивает пуговицу на брюках Дадзая. Созерцание этой внутренней борьбы Накахары возбуждало Осаму. — Какое милое выражение лица, — ухмыльнулся он, убирая выбившуюся рыжую прядь за ухо. — Заткнись… — сквозь зубы процедил Чуя и, признавая свое поражение, принимал плоть Дадзая в себя. Лишь на пару минут он застывал, пытаясь справиться с болью и сбившимся дыханием. Только Дадзай ждать не хотел. — Шевели бедрами. Ты же не хочешь, чтобы я заскучал? — спрашивал он, явно издеваясь. — Ненавижу… — шептал Чуя, приподнимаясь. — Как же… Ты… — держась за плечи Дадзая, Накахара отклонялся назад, насаживаясь до упора. — Меня бесишь… — прерывисто выдыхал он. — Взаимно, — отвечал Осаму, болезненно сжав волосы на затылке Чуи и легонько поцеловав его в висок.***
Сколько раз Чуя думал о том, каковы на вкус эти губы. Дадзай никогда не целовал его по-настоящему, практически не придерживался даже элементарной прелюдии. Хотелось наконец стереть эту чертову ухмылку с его лица. Заставить посмотреть на себя по-другому. Избить до неузнаваемости, искалечить. Или зацеловать, искусать эти губы до одурения. Без лишних церемоний, Чуя проник языком в рот Дадзая. Прошелся по ровному ряду зубов, исследовал небо и только спустя пару секунд почувствовал солоноватый привкус крови. Похоже, когда Накахара ударил его, Дадзай прикусил щеку. Парень слегка отстранился и едва ощутимо прижался губами к скуле Осаму, где бордово-лиловым пятном расположилась ссадина от его удара. В тот же момент Чуя вскрикнул от неожиданности, когда шатен одним ловким движением вновь подмял его под себя и приник к губам, жадно воруя кислород. Параллельно Осаму беспрепятственно расстегнул жилет парня, а после забрался под рубашку, задирая ее до упора. Когда воздуха стало катастрофически не хватать и губы покалывало от грубых укусов, Дадзай отстранился. Накахара бросил мимолетный взгляд из-под полуопущенных ресниц и отвернулся, уставившись куда-то в стену, ведь она сейчас вызывала куда больший интерес. Пожалуйста, пускай он просто посмеется над ним, опустит очередную колкость, и тогда Чуя сможет дать отпор. Пусть растопчет его чувства, унизит, уничтожит их раз и навсегда. — Чуя, — низким, чуть охрипшим голосом позвал Дадзай. Только вот от этого чертового голоса сердце предательски забилось загнанной птицей в груди. А когда Дадзай приник губами к виску, так трепетно и нежно, Чуя окончательно растерялся. Осаму продолжил спускаться цепочкой поцелуев ниже. Поцеловал щеку, прошелся языком по губам, шее, оставляя выделяющиеся на бледной коже алые следы. Приник к груди, ощущая бешеное биение сердца, чмокнул впалый, напрягшийся живот, пока не добрался до паха. — Стой, кретин!.. Что ты?.. — от внезапно возникшего ощущения паники Накахара схватил Дадзая за волосы, пытаясь оттянуть, однако тот обрек все его попытки на провал. — Расслабься. Иначе я тебя укушу, — пробормотал Дадзай, до половины вбирая его в рот, выводя языком известные только ему узоры. Накахара непроизвольно изогнулся, подаваясь вперед. Не сумев сдержать протяжного стона, Чуя прикусил кулак чуть ли не до крови. Брыкнулся, однако Осаму крепко схватил его за бедра. Ряд нервных импульсов пронизывал тело Накахары миллионом тонких иголок, сгущая весь жар внизу живота, скручиваясь спиралью все сильнее и сильнее, заставляя толкаться бедрами в податливый рот. В уголках глаз выступили слезы. Чуя мог подумать, что это всего лишь сон, его больное воображение, если бы не четкое осознание реальности. Как же странно было ощущать эти влажные губы, обхватывающие его плоть, горячий язык, затрагивающий самые чувствительные точки, жаркую тесноту его горла, заглатывающего полностью. Так странно, но в то же время чертовски возбуждающе. — Постой… Хватит!!! — выкрикнул парень, дернув шатена за волосы и в ту же секунду чувственно выгнулся в пояснице, достигнув высшей точки эйфории.***
Неважно, где это происходило: на работе, в номере отеля или у него дома. Чуя знал, что в любом случае будет больно. Боль смешается со странным ощущением удовольствия, и он еще долго не сможет забыть прикосновений Дадзая и горячего дыхания над ухом. Они редко делали это лицом к лицу — только тогда, когда Накахаре было позволено вести. Осаму лишь наблюдал за тем, как Чуя стягивает с себя одежду, а затем без всяких церемоний валил на кровать, когда сам от силы избавлялся лишь от пиджака и приспускал брюки. Жестоко врывался в него, заставляя сильнее прогибаться и тяжело дышать. — Не сжимайся, — приказывал он. — Или будет еще больнее, — с этими словами Дадзай не переставал толкаться в худощавое тело, вовсе не заботясь о самочувствии Чуи и не думая о том, получает он удовольствие или нет. А когда Чуя все же срывался на болезненный стон, Дадзай наваливался на него всем весом, закрывая рот рукой. — Тише. Не кричи, — выдыхал он ему в ухо, слегка прикусив, будто в наказание.***
Лучше бы он просто грубо оттрахал его, как раньше. Лучше бы сломал его, причинив очередную боль. Возможно, тогда бы Чуя наконец осмелился убить в себе эти чувства, странную привязанность к этому не менее странному человеку, навсегда уничтожить пустую надежду на то, что Дадзай выберет его. Не Портовую Мафию, не Детективное Агентство, а именно его. — Как быстро. Ты и правда по мне очень скучал, — довольный голос Осаму вывел из прострации. Накахара поджал губы. — Захлопнись… — голос предательски дрогнул, и от этого еще сильнее захотелось слиться с постелью. — Ненавижу тебя. Зачем ты пришел? К чему все эти нежности? — не понимал он. Казалось, от этих жалящих прикосновений он сойдет с ума. Уже сошел. — Тебе не кажется, что ты заслуживаешь большего? — ответил вопросом на вопрос Дадзай. — Только не говори мне, что ты решил извиниться за все то время… — начал было Чуя, но Осаму его перебил: — Нет. Но я хочу, чтобы ты увидел и другую сторону меня, — уверенно произнес он, прикрыв глаза. — Я правда по тебе очень скучал, — Дадзай взглянул на Чую из-под растрепанной челки. На миг Чуе показалось, что он увидел прежнего Дадзая: бесстрашного, хладнокровного, с пустым жестким взглядом. Но мог ли тот Дадзай смотреть на него так по-доброму? Взглядом, полным уверенности и целеустремленности, будто говоря, что ты дорогой ему человек и что он ни за что тебя не отпустит. Вот уж неадекватные бредни. Кажется, Накахара заразился бестолковостью от этого кретина. «Ты бросил меня…. Дважды», — хотелось бы ему сказать это. Ведь Чуе до сих пор было по-детски обидно, что его бросили, как ненужную собаку. Но он знал, что если посмеет жаловаться, если позволит себе эту слабость, то Дадзай лишь посмеется над ним. Чуя не услышит извинений, ведь Осаму не сожалел о своих проступках. Да и нужны ли были Чуе эти извинения? Вряд ли они заглушат его нелепую обиду и злость на этого человека. На того, кого он ненавидел всей душой, но близости которого возжелал. Да и, по правде говоря… «Я правда по тебе очень скучал», — возможно, немного, всего чуть-чуть, но эти слова делали его счастливым. — Чуя, скажи, у тебя был кто-то после меня? Или ты предпочитаешь женщин? — Дадзай заботливо убрал челку со лба Чуи, полностью открывая его лицо. Жесткие слова вонзились в грудь острейшим лезвием ножа, отзываясь неприятной колющей болью. — Ублюдок, что ты такое говоришь… — процедил сквозь зубы Чуя, отворачиваясь. Осаму улыбнулся одними уголками губ, считывая эмоции Накахары, словно открытую книгу. Опасливо дерзкий и невероятно милый — Чуя без проблем объединял в себе два эти качества. — Ладно, прости, — Дадзай взял руку Накахары, которой тот прикрывал себе рот, задрал перчатку, практически снимая ее, и чувственно поцеловал в ладонь. Другую же руку он прислонил к своей груди, в область сердца, позволив почувствовать неестественно быстрое и громкое сердцебиение. Как и у самого Чуи. Будто бы у обоих случился внезапный приступ тахикардии. — Поможешь мне? — шатен легонько прикусил кончик среднего пальца Чуи, окончательно стягивая перчатку губами. Вторую руку он просунул себе за рубашку, заставляя пройтись шероховатой ладонью по перебинтованной груди. И, не успел Чуя что-либо подумать, как его тело само начало действовать: руки потянулись к жилету парня; подрагивающими пальцами он расстегивал пуговицу за пуговицей — казалось, время растянулось до бесконечности, а эти чертовы пуговицы никогда не закончатся. Дадзай не переставал целовать Чую, то проводя языком по бьющейся жилке на шее, то трепетно целуя в щеку, одобряя каждое его действие, отчего порой треклятые кругляшки выскальзывали из пальцев, заставляя предпринимать повторную спешную попытку избавить Дадзая от одежды. Наконец покончив с этим, затуманенным взором Чуя оглядел подтянутое тело, жадно прошелся по нему руками, впервые ощупывая его. Поддался импульсу и поцеловал в шею, в свободный участок кожи. Обхватил руками лицо Дадзая и поцеловал, сжимая в пальцах мягкие волосы. Одной рукой неловко стянул с него жилет вместе с рубашкой, отчего Дадзай приглушенно усмехнулся ему в губы. За что получил сильный, грубый укус в нижнюю губу. В ту же секунду Чуя прошелся по ней языком, слизывая солоноватую каплю крови. Накахара не смог сдержать стона, когда Дадзай потерся своим пахом о его. Машинально развел ноги шире, желая продлить удовольствие. Плевать уже на все. Пусть делает, что хочет. Осаму скользнул по возбужденной плоти Чуи, спустился к внутренней стороне бедер. Когда в Накахару проник один палец, он ткнулся в плечо Дадзая, не сдержав недовольного мычания. Шатен шептал какие-то несвязные успокаивающие слова, однако сознания Чуи они не достигали. И тогда Дадзай поцеловал его, пытаясь отвлечь от возникшего физического дискомфорта, сосредоточив все ощущения лишь спереди. — Ты как? — поинтересовался он, когда Чую растягивало уже два пальца. — С каких пор ты подобным интересуешься? — раздраженно проворчал Накахара. — Просто вставь его уже… Бесишь… — беззлобно буркнул он, обхватив ногами бедра Дадзая. Осаму хмыкнул, быстренько чмокнул Чую в лоб и, когда тот был в преддверии того, чтобы возмутиться, резко вошел. Накахара выгнул спину, застонав от пронзившей его боли. Чертовски больно, но как он этого ждал... Эта боль стоила того, чтобы после потерять голову в безудержном экстазе. Сколько раз он поддавался странному ощущению меланхолии, ублажая себя по ночам, представляя эту раздражающую рожу, воспроизводя голос Дазая в голове, собственными руками пытаясь воплотить фантазии в реальность. И сейчас Дадзай был здесь, будто вылез из его вымысла, материализовавшись по многочисленным прихотям. И боль давала понять, что это не сон. Он рядом, он вернулся. И пусть потом он снова его бросит. Реальность оказалось куда лучше жалкой фантазии. — Если… Если ты не начнешь двигаться, я сам тебя оприходую, — тяжело дыша, прошипел Чуя, подавшись бедрами вперед, вновь ощутив режущую боль. — Как страшно, — ехидно улыбнулся Дадзай, медленно двинувшись. — Что, боишься боли в заднице, Дадзай? — съязвил Накахара, оскалившись. — У тебя еще есть силы на разговоры? Мой промах, — скорее самому себе, чем Накахаре, невозмутимо произнес Дадзай, резко ускоряя темп. Чуя судорожно всхлипнул, прикусил губу, пытаясь сдержать стоны. Из глаз непроизвольно покатились слезы. — Не сдерживайся, — бархатным голосом шепнул Дадзай, опаляя дыханием его щеку и собирая губами его слезы. Чуя уперто отвернулся, лишь сильнее сомкнув губы. Осаму пустил добродушный смешок. — Тогда я заставлю тебя кричать, — беспечным голосом протянул он, меняя угол проникновения. Вошел до упора, зацепив чувствительную точку, отчего искры брызнули из голубых глаз, заставляя издать протяжный пошлый стон. Дадзаю нравилось выводить Чую из себя. Чувствовать его запах, быть рядом с ним. Быть причиной его ненависти, быть причиной его слез. Ему нравилось наблюдать за его внутренней борьбой, как он мучается, потому что Дадзай мучился не меньше. Только вот в этом он вряд ли когда-нибудь признается. Такой маленький и хрупкий, но злобный и показывающий зубки, Чуя напоминал маленького вредного рыжего котенка. Однако в то же время источающий запах смерти, дарящий предвкушение взбудораживающей опасности, похожий на грациозную кошку. Один дерзкий взгляд голубых глаз сквозь рыжие пряди заставлял терять голову. Мысли путались, заглушались стонами, дыхание смешалось, тела слились воедино. Несуразный шепот, слетавший с губ, но с чьих губ и чей шепот — неясно. Ясно одно — это были имя и просьба остаться.***
— Дадзай, ублюдок, ненавижу тебя, скотина, сдохни, — злостно причитал Накахара, пытаясь задушить Дадзая подушкой, однако тот не позволял ему это сделать, упираясь руками. — Чу-у-уя, разве тебе не понравилось? — скорчив виноватое выражение лица, беззаботно протянул Дадзай. — Черта с два!.. Да кто тебе разрешал… В меня… — сердито сопел он. Лицо залилось краской, мотивируя прибить этого ушлепка как можно скорее. — Тебе ведь понравилось, — лукаво заприметил шатен, с вызовом глядя Чуе в глаза. Накахара покраснел еще сильнее — то ли от смущения, то ли от злости к этому беспрецедентному человеку, что более вероятно. Там теперь все липко и мерзко. Черта с два он признается, что это было приятно! — Убейся, утырок, — прошипел Чуя, поворачиваясь спиной к Дадзаю, нагло стягивая с него одеяло и укутываясь в кокон из плотной ткани. Послышался очередной смешок, и Чуя почувствовал, как его обхватили крепкие руки. — Чуя, сегодня я буду рядом,— послышались негромкие, но все с теми же легкомысленными нотками в голосе слова. — Больно надо. Знай, что утром я тебя прирежу. Сейчас просто сил нет, — буркнул Чуя, глубже уткнувшись носом в теплый плед. По телу разлилась приятная нега, и он успокоился. Дождливые ночи оказались такими холодными, но сейчас было очень тепло. Это ведь не потому, что он рядом?.. В эту дождливую ночь могут ли они позволить себе быть обыкновенными людьми?