Привет, зануда!

      Бесконечные улицы города и плотный поток машин наконец сменяются двором лицея, и я с радостью смотрю на брата, который всё ещё явно в состоянии настоящего шока.       — Поверить не могу, что ты реально не опоздала! Чёрт, Лайла, да тебя точно подменили! — рычит Алекс от удовольствия, потому что мы в кое-то веки смогли приехать задолго до начала первого урока.       — Ага! Не Лайла, а женщина-робот, братишка, — подхватываю я. — Успела и собраться, и заплести косу по-новому, и даже нанесла макияж за рекордные тридцать минут!       — Всегда бы так, ну! — улыбаясь, говорит Алекс и откидывается на сиденье. — Так, давай уже! Освобождай мне мою малышку, я прокачусь на ней перед одной красоткой из параллели.       — Чтобы кого-то закадрить таким способом, сначала купи себе машину получше, донжуан! — вырывается у меня со смехом от очередной попытки брата произвести впечатление на девушку. — А то эта развалюха даже мне бы не сгодилась, хотя я не особо привередлива!       — Кыш отсюда! — шикает на меня брат, и я послушно выхожу из машины, напоследок показав этому дамскому угоднику язык.       Взглянув на время, я понимаю, что сейчас предстоит сильно удивить ещё одного человека — Жасмин, которая тоже не верит в легенду, гласящую, что я могу быть пунктуальной. И почему бы мифу вдруг не стать былью, верно?       Перешагнув порог входных дверей, я сразу же обращаю внимание на немногочисленные лица: в здании учеников раз, два и обчёлся — видимо, приходить позже — конёк не только мой, но и большей части обучающихся. Хотя, может, я слегка пуще остальных в этом вопросе… Но сейчас я здесь! Одна из первых! Можно уже считать это большим достижением.       Надо чем-то себя занять. Повторить домашнее задание перед уроком? Да уж, Лайла, когда ты занималась подобным? Так… Может, рассмотреть доску объявлений со скуки? Ох, если бы там обновлялись хоть какие-то новости, кроме анонсов игр баскетбольного клуба, был бы смысл, но нынешние объявления всё равно не представляют из себя никакого интереса… И даже копаться в телефоне без толку — надоели всяческие игры, интернета попросту нет, а уж привычки высматривать каждую мелочь на фотографии любимого артиста я не имею… Надеюсь, Жасмин икает, когда я вспоминаю её маленькую слабость.       И всё-таки в таком раннем приходе есть огромный минус — я не могу говорить! Все знают, что я болтушка, каких свет не видывал, а в ситуациях, когда поблизости нет никого, я начинаю сходить с ума от нереализованной потребности почесать языком. Надо срочно найти кого-то, с кем можно скоротать время до прибытия Жасмин.       Я оглядываюсь по сторонам. Большинство пришедших в такую рань — ребята из младших классов, которые стоят в своих кучках и о чём-то оживлённо болтают, также у окна стоит парочка из параллельного класса и… конечно же, как назло, индюк по имени Генри, по стандарту подпирающий стену с книгой в руках. Так, я лучше уж пойду поговорю с мелкотнёй, ведь от них и то больше толку, чем от этого ворчливого остолопа, который, вероятно, даже и слова мне не скажет!       Решаюсь пойти к крохам, но тут же останавливаюсь. Безусловно, с маленькими ребятишками я не найду общих тем, кроме мультиков и игр, но на это я сейчас совсем не настроена. С учениками из параллели я никогда толком и не общалась, максимум, что бывало, — короткое «привет», и то далеко не всегда, так что будет странным просто подойти и начать разговор… Но разве это хуже, чем говорить с очкариком, у которого очень высокое самомнение?! Конечно же, нет!       Однако, как показывает это утро, особой сообразительностью я не отличаюсь или же просто люблю поднабрать проблем на одно место. Голос разума, только что порешивший важную вещь, успешно игнорируется, и мои ноги ведут меня прямиком к парню, не видящему дальше собственного носа за чтением книги.       Вспомнив наш последний разговор, а вернее, короткий и обидный переброс фразами в коридоре после «нападения» Энзо, я невольно морщусь от противного поведения одноклассника, но решаюсь не подать виду, понимая, что это нужно принять и пережить.       Подойдя к нему, я ещё несколько секунд не могу собраться мыслями и хотя бы пискнуть. Он же не обращает на меня никакого внимания. Сейчас я это исправлю!       — Привет, зануда! — с довольной улыбкой выдаю я, а после понимаю, что это, наверное, было не слишком корректно, поэтому решаюсь исправиться. — Ой, прости! Ну, ты знаешь, ведь я «неправильно веду себя», где мои манеры, воспитание и всё такое…       Смысл сказанного мною доходит до меня спустя пару секунд, и я осознаю, что напортачила ещё больше. Браво, Лайла! Только ты так можешь, красотка! Так держать! Как стыдно…       Парень безэмоционально поднимает на меня глаза, еле оторвавшись от книги, а затем снова возвращается к поиску знакомых букв на бумажном листе, всем видом показывая, что какая-то тяфкалка, стоящая рядом, абсолютно его не интересует. Ну нет, ты не можешь просто игнорировать меня, белобрысая всезнайка! Да, я облажалась, но я хочу всё исправить!       — Прости, иногда я совсем не думаю, что говорю, — с грустью в голове произношу я, обращаясь к нему с новой силой. — И что делаю тоже! Так что ты извини, если тогда с этим дураком, вступившись за тебя, я сделала тебе только хуже! Ты ведь новенький, только пришёл к нам, и я правда хотела, чтобы твой первый день здесь прошел без каких-либо происшествий, понимаешь? А тут сразу такое, и…       Я не успеваю договорить, потому что тембр его голоса прерывает мой глупый монолог.       — Какая же ты приставучая, — продолжая всматриваться в книгу, устало произносит он.       Мой рот расползается в весёлой улыбке, а в глазах, скорее всего, появляется огонёк надежды на то, что этого болвана ещё можно разговорить. Да, Лайла, не давай ему спокойного житья! А то ещё будет тебя тут культурности учить! Нашёлся, блин, аристократ!       — Да я та ещё прилипала! — задорно выдаю я ему в ответ, думая, какие слова подобрать дальше, и решаюсь продолжать нести околесицу. — Если уж я к кому-то прилипла, то точно не отлипну, как ни пытайся! Вот знаешь, иногда люди думают, что от меня легко отделаться, а я сразу даю им понять, что они не правы, и тогда они…       — Чего ты хочешь от меня? Списать домашку? — снова прервав меня, тяжко выдыхает блондин, поправив очки, теперь уже смотря на меня с укором и презрительностью.       — Знаешь, — начинаю я, прекрасно понимая, что всё это его раздражает. — Теоретически, у меня проблемы с английским, так что это бы не помешало, но… нет, я лезу к тебе не за домашней работой, а затем, чтобы ты хотя бы на секунду прекратил вести себя как полная задница!       — Well, that’s never going to happen.       Я мгновенно столбенею, впадая в ступор, но затем смекаю, что он всё-таки нашёл способ меня остановить. Точнее, попытаться остановить. Я не поняла ни слова из того, что он сказал, но это точно не значит ничего хорошего… И я не оставлю это так! Если он думает, что после этого я спокойно отойду и больше не буду мешать ему читать, он ошибается! Сильно ошибается!       — Это ты чем сейчас на меня выругался, нахал?! — раздражённо выговариваю я, уперев руки в боки. Его это, похоже, ничуть не выводит из равновесия, словно я стою за стеной и не представляю для него никакой угрозы.       — Я проверил твои знания в английском, — спокойно отвечает он, глядя на меня с высоты. — Всё действительно плохо.       Ах, плохо?! Сейчас я покажу тебе, что по-настоящему плохо, зубрила!       — А у тебя всё отвратительно с навыками общения! Особенно с теми людьми, кто вполне бы этого хотел! — выкрикиваю я на весь почти пустой холл, в котором эхом отдаётся мой звонкий визг. — Ах, да, Генри, кстати! Вчера в столовой ты пялился на нас, хотя сам до этого сказал мне, что «так рассматривать человека неприлично»! Ну и что ты теперь мне скажешь?!       — Вы ужасно громко кричали, это отвлекало меня от чтения, — выдержанно проговаривает парень, и я удивляюсь его спокойствию после всего, что я тут ему вылила.       — В столовой едят, а не читают, умник! — продолжаю гнуть своё.       Он прикладывает руку ко лбу, стоя так секунд пять, а затем снова возвращается в предыдущее положение.       — Я предпочитаю совмещать приятное с полезным.       — А сам при этом остаёшься малоприятной вреднючестью!       Парень молчит, вероятно, потому, что его моё замечание ничуть не колышет. Наверное, для него это не представляет такой ценности, ведь он нелюдим и малообщителен ещё со вчерашнего дня. Я тут же вспоминаю инцидент в столовой, когда Жасмин сказала мне, что компания книг ему приятнее разговора с человеком, и на мгновение мой мозг вдруг посещает мысль, что ему и вправду не нужно живое общение, но… если я сдамся, то перестану быть Лайлой, и поэтому я пойду до конца!       — На самом деле я не такая уж и плохая, как ты мог себе вообразить по моим не особо умным поступкам!       Генри выгибает одну бровь и сверлит меня взглядом, немного прищуриваясь, явно не веря моим словам. Ну что ж, миленький, тебе предстоит узнать настоящую Лайлу. Куда ж ты денешься?!       — Ну, давай, поведай мне, что ты сказал там на своём англичанском! — выжидающе говорю я, смотря на него исподлобья.       Но блондин не думает издать и единого звука. Его холодное выражение лица выражает полною незаинтересованность в процессе беседы, а немного суженные глаза выдают пренебрежение. Такое положение дел меня расстраивает, потому что я и впрямь не хотела бы видеть его в лице своего врага, и только сейчас до меня начинает доходить, что я сама начала с ним беседу в неправильном язвительном тоне, приправленным каплей сарказма. Нужно было погладить его по шёрстке и снова лишь по-доброму попытаться заговорить. Вот только сработало бы это на такую ледышку, как он?       — Скажи, пожалуйста?.. — я уязвлённо произношу это, смотря на него почти щенячьими глазами в надежде хоть немного сгладить эту нелепую ситуацию.       — Лайла! — вдруг слышится голос позади меня, и я инстинктивно поворачиваюсь на источник звука.       Жасмин, стоящая посередине холла, еле машет мне рукой, видимо, пребывая в состоянии настоящего изумления. Конечно, я бы тоже выпала в осадок, если бы моя подруга, которая вчера разругалась с новеньким, сейчас стояла и говорила с ним, не крича и не нарываясь на драку. Правда, это только выглядит так со стороны, на самом-то деле мы уже успели поогрызаться… Даже боюсь представить, что эта придумщица там себе вообразила, увидев такую картину.       Я снова смотрю на парня, который, кажется, уже напрочь забыл о моём существовании: его взгляд, устремлённый в книгу, снова безучастен и смиренен, словно ничего вокруг не происходит. Теперь я точно понимаю, что продолжать тревожить его — занятие бесполезное, тратить время на которое совсем не хочется, и лучшим решением будет присоединиться к подруге. Тем более, что через пять минут начнётся урок.       — Извини, — кидаю ему я с виноватым видом и вижу, что он даже не шелохнулся.       Расстроенная собственной неудачей, я отхожу от парня и направляюсь к Жасмин. И почему он такой? Неужели ему не хочется нормально поговорить с кем-то? Почему он отвечает так, словно его заставляют? Или, может быть, проблема во мне?..       — На тебе лица нет… — с сожалением в голосе говорит Жасмин, аккуратно положив руку мне на плечо. — Что ты вообще там делала?       — Мне стало скучно стоять одной, и я решила пойти с ним поговорить, — отвечаю я ей, понимая, что он никак мне не даётся.       — Похоже, тебе нельзя приходить раньше, опаздушка… — улыбается Жасмин, и я тоже грустно улыбаюсь ей в ответ.       Звонок разносится по помещению противным звуком, и все ученики, прихода которых я не заметила, пока стояла рядом с Генри, тотчас расходятся по нужным кабинетам. У нас сегодня первый английский. Снова. Это расстраивает меня ещё больше, потому что трудно каждый раз присутствовать на уроке, который никоим образом тебе не даётся.       На пути к кабинету нам встречается Клеман. Поприветствовав его, я еле заметно улыбаюсь и оставляю Жасмин возможность поговорить с парнем. Теперь ясно, что я сажусь на этом уроке одна, ведь эта парочка после вчерашнего удачного примирения точно садится вместе.       Я всё ещё думаю о том, что сказал мне Генри. Ведь я не могу знать перевода этой фразы, я же дуб дубом в этом чёртовом языке! А вдруг он сказал мне, чтобы я больше не трогала его? Или, что ещё хуже, что я снова унизила его или что-то в этом роде? Ужасно хочется узнать… Конечно, я могла бы попросить Жасмин перевести эти несчастные пару слов, но в запале я даже не запомнила, как это звучало, так что у меня даже не получится это воспроизвести… Единственным выходом будет спросить у самого Генри, и я решаюсь как раз заняться этим на уроке.       Удача распоряжается сегодня в мою пользу — вторая парта первого ряда прямо за этим ботаником свободна, а это значит, что я смогу спокойно провернуть все свои делишки. Ну, а что? Мне всё равно будет дико скучно эти сорок пять минут, а он отличник, справится даже отвлекаясь!       Мадам Казанолия начинает урок, говоря на совершенно непонятном для меня языке. Господи, как они хоть что-то разбирают во всех этих словечках? Наверное, я никогда не пойму. За первые две минуты мне становится дико неинтересно, ведь никак нельзя интересоваться тем, чего ты не понимаешь! Правда, почему я тогда интересуюсь этим идиотом, сидящим впереди меня? Его ведь я тоже не понимаю, но почему-то пытаюсь выстроить с ним хоть какой-то разговор… Странно это всё.       Я достаю листочек и царапаю на нём ручкой простое «что ты сказал той английской фразочкой?», а после аккуратно складываю его, пытаясь не попасться на глаза учительнице. Как только она отворачивается к доске, быстро кидаю его на переднюю парту и чувствую, как оторванный от работы заучка удивлён происходящим. Хотелось бы мне видеть его лицо в этот момент!       Он нехотя открывает «запечатанное письмецо», а после манерно и медленно пишет на нём что-то. Полная любопытства, я пытаюсь разглядеть хоть что-то прямо отсюда, но понимаю, что стоит дождаться, пока блондин вернёт мне мою несчастную писульку. Наконец он заканчивает писать, и я радуюсь, что сейчас всё наконец узнаю!       Парень передаёт мне вдвое сложенный листок неаккуратно и заметно, и я молюсь про себя, чтобы мадам Казанолия не видела этих манипуляций. Благо, всё обходится — она очень увлечена объяснением какого-то исключения из правил, поэтому мне удаётся открыть пришедшую весточку без страха быть пойманной.       «Учи английский.» — это всё, что было написано на бумаге ровным и красивым почерком. Ну он что, издевается?! Как можно было так долго выписывать на листочке всего два слова?! Черепаха!       «Вредина!» — снова пишу я и, уже неаккуратно скомкав этот несчастный бумажный лист, кидаю его этому придурку на парту. Тот, видимо, надеялся, что я больше не напишу, но, убедившись в обратном, показательно тяжко вздыхает.       Я сверлю его спину уничтожающим взглядом и замечаю, как он, увидев мой не очень-то лестный комментарий, начинает что-то чирикать на бумаге. Я выжидающе глазею на это действо, сердитая на то, что он просто издевается надо мной. Не понимаю, почему нельзя просто перевести одну единственную фразу!       Моя писулька оказывается в его руках. Он складывает её и просто кладёт мне на парту… при взгляде учителя. Генри не выжидает момента, когда мадам Казанолия отвёрнется, поэтому ей вдруг открывается чудесный вид на двух учеников, переписывающихся на уроке.       Вот же дурак! Сразу видно, отличник, и списывать за все эти годы так и не научился, потому и скрытности нет ни на йоту! Как вообще можно было так спалиться?!       Она строго смотрит на нас, пойманных с поличным, и в эту же секунду до меня доходит, что сейчас мы двоё схлопочем по самое не балуйся…       Мы оба замираем, а во всём классе слышны перешёптывания. Я слышу, как на втором ряду Клеман шепчет Жасмин, что мы конкретно влипли, и в мыслях произношу короткое «ты прав, Клем», осознавая, что нам светит серьёзное наказание.       — Генри и… Лила, — произносит мадам Казанолия, от чего я морщусь.       — Лайла, мадам, — тихо поправляю её я, уже не боясь нарваться на её гнев — всё равно уже не спасти ситуацию.       — Вы двое! Выпускной класс, а позволяете себе такое! Shame on you! — последнюю фразу она выделяет особенно громко, а я снова ничего не понимаю, но это точно что-то неодобрительное.       Генри лишь еле слышно выдыхает, а я соображаю, что сейчас он ненавидит меня ещё больше, чем до этого. За эти два дня я успела достать мальчишку так сильно, что, кажется, он уже не выносит меня. Сначала я пялилась на него вопреки «уставу о манерах», затем «ущемила» его мужественность, сегодня утром язвила и вела себя неподобающе, а сейчас и вовсе вовлекла его в большие неприятности. А если еще и учесть, что он круглый отличник и способный ученик, для него такое положение дел — вообще глобальная катастрофа! Даже не знаю, как теперь смотреть ему в глаза…       — В «награду» вам за отвратительное и несоответствующее прилежным ученикам поведение вы оба обязуетесь сделать проект. Вдвоём, — сурово изъясняет мадам Казанолия.       Я слышу это и ужасаюсь: какая беда для отличника работать с кем-то в паре, потому что он сразу чувствует, насколько его партнёр отстаёт по всем параметрам, и ему начинает казаться, что в одиночку он бы всё сделал лучше, а если этот человек ещё и полный ноль в предмете, по которому задана работа…       В общем, Генри, прости, но спокойной жизни тебе точно не будет. Как и мне. Ведь придётся как-то налаживать отношения. Хотя… это к лучшему. Наконец я найду способ сделать тебя общительней. И кажется, у меня уже есть план… Держись, всезнайка!