«Случайная встреча — самая неслучайная вещь на свете.» Фридрих Ницше
Вода была везде — забивалась в уши, сплошным потоком лилась в нос, мешая сделать вдох. Кира сдавленно засипела и очнулась, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина. Над ней склонилась фигура, с ног до головы затянутая в темное одеяние. Судя по характерным анатомическим формам, фигура явно принадлежала женщине. Только что за чудной наряд? Черная кожа обтягивала тело как перчатка пальцы. На голове капюшон, на лице — некое подобие маски. Только голубые глаза смотрят пристально, словно оценивают. «Что за садо-мазо? — была первая шальная мысль, пришедшая в голову, от которой Кира содрогнулась. — О, нет! Этого еще только не хватало!» — Вставай, — голос незнакомки был властный, пронизанный звенящими сталью нотками. Она отступила на шаг и отбросила в сторону деревянное ведерко, из которого только что так старательно поливала свою пленницу. Кира села, отерла рукавом лицо, откинула с глаз мокрые сосульки волос. Как она очутилась здесь, женщина помнила смутно — в памяти сохранились только неотчетливые ощущения тряски и звук цокота копыт. — Кто ты такая? Что тебе нужно? — Кира задала вполне резонный вопрос, какие обычно задают в таких случаях. — Меня зовут Астрид. Я — глава Темного Братства, ты наверняка о нас слышала, — женщина в черном замолчала, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. О Темном Братстве не слышал разве что глухой или младенец. За те неполные четыре недели, что Кира прожила в Рифтене, она успела наслушаться животрепещущих историй о легендарном клане убийц, посвятивших себя служению темному богу. Женщина внутренне сжалась. — Меня… заказали? — одними губами прошептала Кира. — Не будь дурой. Если бы тебя заказали, то просто тихо прирезали в том пропахшем плесенью погребе, который ты называешь домом, — хлестко отрезала та, что назвалась Астрид. — Включай мозги и не прикидывайся, ты здесь совсем по другой причине. — По какой же? Я не понимаю… — Так уж и не понимаешь? — нараспев сказала глава гильдии убийц. Кира помотала головой. Попыталась найти в голове хотя бы одну зацепку, хоть одну причину, объясняющую ее нахождение здесь — и не могла. — Ты перехватила наш контракт, — снизошла до ответа Астрид и, не дождавшись реакции своей собеседницы, продолжила, — Авентус Аретино из Виндхельма заказал убийство Грелод Доброй. Заказал по всем правилам. Но когда темный брат прибыл в Рифтен, чтобы выполнить контракт, знаешь, что он обнаружил? Кира обреченно поморщилась, но промолчала — вопрос был явно риторический и не требовал ее ответа. — Он обнаружил, что старуха уже мертва, — продолжила глава Братства и картинно вздохнула. — Бедняжка. Лекарь списал ее кончину на возраст и слабое сердце, но ходят слухи, что старушка приняла какое-то снадобье, после чего скоропостижно скончалась, прохворав всего пару часов. «Ходят слухи? — Кира припомнила краснощекую толстуху, которая да диво метко угадала причину смерти старой Грелод. — Или может тот мальчишка проболтался на радостях?» От размышлений женщину отвлек посторонний звук, как будто кто-то тихо всхлипнул. Кира обернулась и вздрогнула — кроме нее и Астрид, в помещении находилось еще трое. Пленники — в этом не было сомнений — стояли на коленях, руки их были связаны за спиной, а на головах красовались глухие мешки-капюшоны, точно такие же, какой совсем недавно нахлобучили на голову Кире. Радовало только то, что ее руки не были связаны, в отличии от этой троицы. Один из пленников — плечистый здоровяк — продолжал всхлипывать, дрожа, как осиновый лист. — А ну, цыц! — шикнула на него глава убийц и продолжила, — так на чем мы остановились? Ах, да! Грелод. Как символично — убить старуху руками ребенка… Признаться, я поражена. Кира вздохнула. Вот она — расплата, которой она так страшилась. Вот как ей аукнулось. Тем не менее, она все еще жива. Женщина набрала побольше воздуха в легкие и попыталась оправдаться: — Смерть Грелод была случайностью. Как бы нелепо это не звучало, но это так. И ни с каким Аретино я не знакома. Кто бы ни дал вам наводку на меня — это была не самая лучшая его работа. Ваш контракт я не перехватывала, — хрипло, но твердо проговорила Кира, заведомо понимая, что лгать и отрицать свою причастность не лучший в данном случае вариант. — Да я даже никогда в Виндхельме-то и не была. Прибыла в Скайрим примерно месяц назад, и все это время прожила в Рифтене. — Знаю, — отмахнулась Астрид. — Информатор доложил, правда, слишком поздно — мои люди уже доставили тебя сюда. Но суть вовсе не в этом. — А в чем же? — В том, что никто не смеет переходить дорогу Темному братству, — отчеканила женщина, голос ее звенел и вибрировал. — Никто! Убила ли ты старуху по собственной инициативе или по стечению обстоятельств — это ничего не меняет — ты по-прежнему должна нам контракт. — Да не выполняла я никаких контрактов! — воскликнула Кира, в которой негодование перемешалось поровну со страхом. — Тогда тебе просто не повезло. — Чего же ты хочешь? — Кира поерзала на мокрой кровати, неуверенно глядя на собеседницу. Вместо ответа Астрид хмыкнула, неприметно двинула рукою — и в матрас, на котором сидела Кира, буквально в дюйме от нее, мягко вонзился нож, войдя по самую рукоять. — Все очень просто: перед тобой три пленника, — Астрид кивнула в сторону тех несчастных, что стояли на коленях в ожидании своей участи. — Хочешь выйти отсюда — выбери одного — и убей… Кира неверяще замотала головой, словно отрицая сам факт происходящего. —… или умри сама, — закончила глава Братства и, увидев, что ей собираются возразить, добавила, — других вариантов нет. — Но зачем? — Затем, что мне так хочется! — отрезала Астрид, всем своим видом показывая, что она уж точно в поводах не нуждается. Изредка Кира совершала в жизни необдуманные поступки, могла быть неосторожной или несдержанной, порой даже легкомысленной, но идиоткой она не была. Женщина с пугающей четкостью понимала, что сейчас с ней затеяли какую-то извращенную игру и объяснили правила. И живой отсюда ей не выйти. Что она могла сделать? Освободить пленников и уповать на них? Банально не успеет — глава Братства пристально следит за каждым ее шагом. Напасть на нее? Не осилит, Астрид — спец, отпетая душегубка, а она — Кира — даже нож в руках держать толком не умеет. Единственное, что она могла — это потянуть время. Как сказал один мудрец: «Если тебя хотят повесить — попроси стакан воды. Кто знает, что может случиться, пока за ним будут ходить.» — Долго ждать еще? — голос главы сочился раздражением. Кира сглотнула, медленно подобрала кинжал и на негнущихся ногах подошла поближе к пленникам, присмотрелась к ближайшему. Из-под ворота добротного стеганого камзола, какие носят торговцы или зажиточные горожане, дыбом торчал серый мех, а вокруг ног колечком овивался хвост, кончик которого едва заметно подрагивал. Беглого взгляда хватило, чтобы понять — пленник явно принадлежал к одним из тех кошкоподобных существ, кочующих по просторам Скайрима, о которых с таким восхищением толковала Свана. Котов Кира обожала, но только обычных, а вот на счет шестифутовых, разумно мыслящих и говорящих она не была уверена. «У огромного кота должны быть огромные когти. И зубы, — женщина прикинула габариты его клыков. — Нет, даже смотреть не стану, что там за морда под этим мешком.» «Кот» тем временем чуть подался вперед и шумно втянул воздух. — А-а-а, Ваша чует человека, женщину, — на удивление приятным грудным голосом протянул он. — Пахнешь вересковым мылом. И сырной похлебкой. Кира попятилась. Она и в самом деле накануне варила вышеупомянутую похлебку для постояльцев ночлежки и вполне могла насквозь пропахнуть луком и адским запахом плесневелого Эйдарского сыра. Но это было еще до полудня, задолго до ее похищения. Женщина невольно отступила еще на шаг — неизвестно, что он еще может унюхать — и тихо проронила: — А не слишком ли ты спокоен для смертника? — Ваша не боится, он уже привык, — «кот» пожал плечами. — Не проходит и дня, чтобы Вашу не пытались убить. Наемные головорезы, подосланные убийцы — все они уже пытались, и не смогли. И ты не сможешь. А знаешь почему? — из под надетого на голову мешка раздался тихий хрипловатый смех. Кира повела подбородком, напрочь забыв, что собеседник не может видеть ее. — Ты пахнешь страхом, — прошелестел пленник, а хвост его резко взметнулся и ударил о дощатый пол. — Ваша освободится. Да-да, освободится, а после… После он вырежет свое имя на твоей груди. В честь нашей встречи! И, словно почуяв слабинку, неспособность Киры совершить убийство, остальные пленники зашевелились, даже плечистый здоровяк перестал всхлипывать и вытянул голову, прислушиваясь. Надеялся? — Развяжи меня! — тут же заверещала пленница в грязно-желтом платье. — Немедленно! Звук ее голоса странно подействовал на Киру и словно выдернул ее из оцепенения. Догадка уже крутилась на краю сознания, вот-вот готовая сложиться в осмысленный образ. — Я Алея Квинт, одинокая мать шестерых детей, — тем временем гнула свое пленница, гнусаво причитая. — Оставишь моих кровиночек без кормилицы? О, Мара, да я бы тебе в рожу плюнула, если бы не этот капюшон! Ты не можешь, не посмеешь убить меня! — Не может быть… Ты! Кира даже на миг позабыла, где находится. От злости пальцы ее сами сжались в кулак, а порядком притупившаяся, но вовсе не позабытая обида вновь расцвела пышным цветом. Она подскочила к пленнице и рывком стянула с ее головы мешок. — Нет у тебя никаких детей! — выкрикнула Кира и вцепилась в грязный ворот обманщицы. — Где мои серьги, аферистка? Такого поворота не ожидал никто: ни сама вороватая хозяйка лачуги близ Рифтена, ни даже с ленивым интересом наблюдавшая за ними до этого момента Астрид. — Эти серьги — единственное, что осталось у меня от отца, — процедила Кира, и встряхнула свою жертву, от чего потрепанный воротник ее платья жалобно затрещал. — Они мне дороги! — Дороги? — тонко взвизгнула Алея, — да враки все это! Торговец отказался дать за них больше сотни. А за твое драное колечко и того меньше. — Это память! Но тебе ведь такие вещи не понять, верно? Ты своим скуденьким умишком способна думать только о наживе, да? — с горечью проговорила Кира и недобро прищурилась. — Куда ты их дела? Куда ты дела все мои вещи? Украшения? Клатч? — Не знаю я никакой клячи, — Алея с опаской следила за маячившим перед лицом кинжалом, который Кира зажала в кулак. — А побрякушки твои я сразу и сбагрила бродячим торговцам. Вряд ли ты их уже найдешь… — Сука! — прошипела Кира и многообещающе приставила острие к дрожащему горлу обманщицы Квинт. Разумеется, обещанного она никогда бы не сделала — не смогла бы так вот запросто перерезать лезвием живую плоть. Нет, Кире совершенно по-ребячьи захотелось хорошенько пугнуть шарлатанку, пощекотать нервишки. Хоть так отыграться, раз уж вернуть украденные пожитки не удалось. Но Алея, увидев люто перекошенное лицо своей недавней гостьи, а кожей почуяв холод метала у горла — поверила, задергалась. — Погоди! — на самой высокой ноте взвыла пленница и скороговоркой выпалила, — в хижине, в моей хижине, под половицей, возле кровати… Там золото, которое я выручила за твое барахло. Почти все. Забирай, все забирай, только не губи! Кира открыла рот, чтобы ответить, но боковым зрением уловила движение справа от себя. За то время, пока она изливала свой праведный гнев и устраивала разборки с Алеей, кошкоподобный пленник не сидел зря и успел распутать веревки. С жутким шипением бросился он в сторону женщины, силясь достать ее своими когтистыми лапами. Кира охнула и отшатнулась, но недостаточно быстро — «лев» успел полоснуть ее по руке. Женщина завизжала и ударила наотмашь, целясь по когтистым лапам, с ужасом отмечая, что когти зверочеловека окованы в металл. «Котяра» взревел и замахнулся снова. Задача его, впрочем, затруднялась тем, что на голове его все еще находился мешок и он пока что ориентировался только на звук. Кира отскочила и быстро обернулась, наивно ожидая, что ее похитительница придет ей на выручку. Как бы не так! Та даже не почесалась, так и сидела, лениво постукивая ножкой, обутой в черно-красный щегольской сапог. Только подалась немного вперед — происходящее ее явно забавляло. В ответ на умоляющий кирин взгляд Астрид кивнула в сторону «кота»: давай, мол, заканчивай. «Если он сдернет мешок — мне крышка…» — женщина прекрасно понимала, что ей не выстоять против создания, чьи инстинкты и реакция наверняка в разы превышают человеческие. Когда изогнутые железные когти вновь пронеслись в дюйме от ее лица, Кира закусила губу и ударила еще раз. Потом еще. И еще. И понеслось. Словно в сомнамбулическом сне она наносила удар за ударом, никуда особенно не целясь. Еще дома, сидя на собственной уютной кухне за ноутбуком и попивая крепкий кофе, Кира иногда из любопытства листала ленту криминальных новостей городского сайта. Тогда она поражалась: кем нужно быть, чтобы нанести сорок ножевых ранений или отрезать человеку голову? Состояние аффекта? Чушь! Женщина не верила в такую ерунду, искренне считая, что так преступники попросту пытались оправдать собственные бесчинства. А теперь она сама не понимала что творит — в голове раненым зверем билась мысль: защититься, кромсать. Наотмашь, по живому, не обращая внимания на брызжущую фонтаном кровь. И снова. И снова. И снова. Остановилась она только тогда, когда поняла, что тело, в которое она раз за разом вонзала нож, уже давно не проявляет признаки жизни. Как только этот факт дошел до затянутого гневом сознания — будто пелена спала с глаз. Кинжал выпал из враз ослабевших пальцев, гулко звякнув о дощатый пол. Ноги стали словно ватные. — Хо-хо! Да ты просто не знаешь пощады! — осклабилась Астрид, приблизилась и покачала головой. — Грубо сработано, грязно и непрофессионально. Но зрелищно. Хм, возможно, я ошибалась на счет тебя. Она спокойно подошла к остальным притихшим пленникам и двумя точными, отработанными годами практики движениями прирезала их. Обыденно и безэмоционально, словно кухарка, что режет курят к ужину. Кира невидящим взглядом смотрела на ее действия. Астрид говорила что-то еще, но очень скоро поняла, что ее попросту не слышат. — Ладно… Остынь немного, — почти дружелюбно сказала она. Кира смотрела, как будто сквозь нее. Нет-нет, она запоминала каждое сказанное слово, каждую инструкцию, но только вот запоминала «на потом», когда успокоится и придет в себя, сейчас ее мозг отказывался обрабатывать любую информацию. Как душевнобольная она опустилась на кровать, обхватив себя руками и даже не заметила момент, когда Астрид покинула хижину. Могилы копала, не сговариваясь со своим внутренним голосом — совесть загрызла. Рыхлая болотная почва еще не успела промерзнуть от недавнего заморозка и поддавалась легко. Кусая губы в попытке заглушить истеричные всхлипы, Кира вырыла три неглубокие ямы, на большее ее едва бы хватило. Протащила их хижины тела, стараясь не смотреть на багряный след, тянущийся по половицам — и забросала землей. За каким лешим ей это сдалось? Она сожалела? Или так она наказывала себя? Кира не знала. Действовала она непроизвольно, была готова сделать что угодно, только бы не видеть этих тел. Ей бы бежать из этого ужасного места подальше и постараться забыть все, как недобрый сон. Память милосердна, она со временем стирает то, что разум изо всех сил старается забыть. Но как же тут забудешь, когда ей дали четкие инструкции и объяснили, что с ней станет при их невыполнении. На погребение ушел практически весь остаток дня. После женщина еще долго сидела у берега на мелководье, раздевшись до пояса, и отмывала кровь с собственной кожи, отстирывала платье. Зачерпывала полные пригоршни илистой воды и терла, отскабливала засохшие потеки чужой оборвавшейся жизни. Вернувшись в хижину, Кира заперла дверь на ключ, который ее похитительница оставила в замочной скважине. Огонь в очаге уже давно потух, а развести новый ей было нечем. Упав на кровать, она почти мгновенно провалилась в глубокий сон, граничащий с обмороком.***
Серый облезлый воробьишка воровато вертел головой и клевал огрызок зачерствелого калача, оброненного на дороге невесть сколько времени назад. Он был настолько поглощен удачно подвернувшейся трапезой, что не сразу заметил опасность. Воробей возмущенно чирикнул и вспорхнул, вспугнутый одинокой путницей, спешно шагающей по пыльному тракту. — Крепко же я влипла, — с досадой бормотала Кира. После продолжительных нелегких размышлений женщина решила, что будет целесообразнее все же последовать указанию ее похитительницы и теперь направлялась в Фолкрит, в окрестностях которого, по словам Астрид, располагалось укрытие легендарного клана убийц. Ассасинша упоминала об осведомителях, наверняка у нее свои информаторы в каждом городе, которые разведывают, вынюхивают и следят за каждым мало-мальски важным событием. Именно через них Братство и вышло на Киру. Значит, куда бы она ни направилась, Астрид об этом узнает, рано или поздно. Да и сама она отнюдь не тонко намекнула, что за Кирой будут приглядывать поначалу. Это наводило женщину на мысль, что попытайся она скрыться, уехать в другой город или даже покинуть страну — ее живо отыщут и убьют. Теперь ей был известен пароль и расположение их базы — Астрид сообщила, тем самым перекрыв все пути к отступлению. Это было очень опасное знание. Кира была безмерно удивлена, что ее вообще оставили в живых. «И теперь я у нее на крючке…» — женщина мысленно подвела итог, вглядываясь в холмистую степь. Солнце уже начало клониться к закату и животрепещущий вопрос, который преследовал женщину с момента ее появления в Скайриме: где остановиться с ночевкой, вновь встал острым ребром. А потому Кира, нацепив на лицо самое доброжелательное выражение, на которое была способна, свернула с дороги в сторону ближайшей фермы и стала проситься на ночлег. Всеми правдами и неправдами уговаривала она хозяина дома, который оказался весьма упрямым малым. Но на ее удачу Кюрви — жена фермера — узнала ее. Не далее, чем на прошлой неделе она была в Рифтене и даже перекинулась с Кирой парой слов на рынке. Путницу не только впустили, но и пообещали накормить вкусным ужином. Аромат свежайшей домашней выпечки приятно защекотал ноздри, а желудок требовательно заныл. Кира переступала порог гостеприимного дома с твердой уверенностью, что здесь-то она уж точно не впутается в неприятности, которые в последнее время преследовали ее на каждом шагу — Лореи показались ей приятными людьми. Семья как раз собралась за стол, и порядком проголодавшаяся Кира, с удовольствием наворачивая хозяйские пироги, принялась рассказывать последние рифтенские байки. В двери постучали, хозяин дома пошел открывать. Кира отложила недоеденную булку и с интересом поглядывала наружу через распахнутую настежь дверь. Мужчина, стоявший на крыльце, выглядел необычно даже для Скайрима. Приземистый и юркий, с плутоватого вида физиономией — при взгляде на него Кире вспомнились рисунки из детских книжек. Скоморохи — кажется так в старину называли бродячих шутов, комедиантов, выступающих на потеху толпе. Шут корчил умильные рожи, картинно заламывал руки и о чем-то спорил с хозяином фермы. — Забавный, — хмыкнула Кира, издали разглядывая незваного гостя. — Смурной какой-то, странный, — заключила Кюрви. — Тут, в Скайриме, скоморохов давненько не видали. Другое дело в Сиродиле… И что ему надо? «Ну да, говорящие ящеры и кошко-люди — это норма, а шуты для них в диковинку,» — скептически подумала про себя Кира, с любопытством наблюдая за энергичной жестикуляцией фигляра. Потеряв интерес к паяцу, Кира вернулась к трапезе. Вскоре показался и сам хозяин дома. — Мать он везет, как же! Мать-перемать, — Лорей ворчливо бубнил себе под нос. — Так я тебе и поверил, шут гороховый! — Что там, Ванций? — полюбопытствовала у него супруга, щедро подкладывая мужу в миску тушеных овощей. — Странствующий скоморох… Сказал, что везет свою усопшую мамашу в новый склеп, а у его телеги ось просела и колесо отвалилось. Просил починить, — объяснил Лорей, за обе щеки уплетая женину стряпню. — Да только треп все это да бабкины сказки. Ты видела тот ящик на телеге? Здоровенный. А вдруг там и не гроб вовсе, а контрабанда какая? — А если там и правда гроб? — подала голос Кира. — Да брось, — Лорей только отмахнулся и потянулся к блюду, ловко подцепив на вилку аппетитно зажаристую куриную ножку. — Ты что, не видела этого психа в колпаке? Он же совершенно чокнутый. Ненормальный! Как пить дать — скуму везет. А может заодно и употребляет. Или еще хуже — оружие для разбойничьей шайки. Кире взгрустнулось. Шут вовсе не показался ей таким уж опасным. Чудным немного — да — но ведь на то он и шут. Не так давно и она отчаянно нуждалась в помощи, но наткнулась на точно такое же недоверие и безразличие. Таков уж был скайримский люд — подозрительный и малодушный. Женщина вздохнула, но спорить не стала — она сама находилась здесь на птичьих правах. — Ох, чует мое сердце, не к добру это! Не связывался бы ты с этим малохольным, — заохала Кюрви, как всегда поддерживая мужа. — Так ведь я и отрядил его куда подальше. Делегировал, так сказать, в дальние дали, — Лорей крякнул, потешаясь над собственной шуткой. В дверь опять забарабанили, причем весьма настойчиво. — О, милосердная Мара! Что еще? — фермер поплелся открывать. — Бедный Цицерон все еще здесь, — раздался с улицы заискивающий голос. — Милая моя мамочка, она и так уже уже долго жде-е-ет… Почему, ну почему фермер не хочет помочь Цицерону починить колесо? Может, фермер передумает? — Нашел дурака! Я же тебе сказал «нет», а ты опять за свое! Не хочу я с тобой связываться, что неясно? Не успел несчастный хозяин дома запереть дверь, усесться за стол и облегченно выдохнуть, как стук в двери раздался вновь. Кюрви нахмурилась. Лорей взвился с лавки, словно ему вожжа под хвост попала, и с небывалой прытью помчался в сени, хлопнув дверью так, что с потолочных балок посыпалась труха. Фермерша вместе с гостьей, движимые исконно-женским любопытством, заняли наблюдательный пост у окна. На крыльце разразился настоящий, что ни на есть, скандал: Лорей орал и размахивал руками, потрясая в воздухе недоеденной куриной ножкой. Шут смотрел на все его потуги, выразительно сдвинув брови, досадливо морщился, но как ни в чем ни бывало продолжал гнуть свою линию. Заметив два женских лица, приникших с окошку, он ухмыльнулся и помахал им рукой. Вконец взбешенный Лорей, убедившись, что ни его угрозы, ни увещевания не возымели на шута ровным счетом никакого воздействия, сплюнул под ноги и ретировался в дом. На некоторое время воцарилось долгожданное спокойствие. На разговоры не тянуло, за столом был слышен лишь звонкий перестук вилок о миски, да звук пережевываемой пищи. Но когда дверь содрогнулась в четвертый раз — судя по всему, стучали ногой — Лорей, осерчав, приложил кулак о крепкую столешницу, так что склянки и чашки жалобно задрожали. Он решительно встал, снял с крюка дорожный плащ и, ругаясь, на чем свет стоит, вышел из дома. — Сейчас я тебе помогу! — бормотал он себе под нос. — Сейчас я тебе так помогу… И тебе, и твоей дохлой мамане. Ты только погоди чутка. Уж ты мою помощь надолго запомнишь, прощелыжник! Будешь знать, стервец, как добрым людям покоя не давать! Куда ходил Лорей и что предпринял против назойливого шута, осталось только гадать, но вскоре он вернулся и с довольной физиономией сообщил, что скоморох их больше не побеспокоит. Супруга одобрительно кивнула и стала убирать со стола, ужин и так затянулся почти до ночи. Лишних кроватей в доме не оказалось и Кире постелили на широкой лавке в дальней комнате, набросав оленьих шкур. Постель получилась неудобная и жесткая, но измученная недавними событиями женщина, немного поворочалась и заснула, невзирая на заливистый храп хозяев, доносившийся из-за стенки. Проснулась она под утро от тихого звука. Скрииип. Женщина приподняла голову с лавки, прислушиваясь. Скриип-скрип — плохо смазанные петли на ставнях заскрипели вновь. Звук доносился из соседней комнаты — кто-то явно пытался забраться в окно. Вжик-вжик — послышался скрежет металла о металл. — Прос-нись! — нараспев прозвучал в темноте выразительный голос, перемежаясь с металлическим скрежетом. — Просыпайся, Лорей, встава-а-ай! В спальне фермеров шумно завозились. Кира села на своем импровизированном ложе, сон как рукой сняло. — У-у-у… Что, не ожидал увидеть Дурака Червей? А Цицерон взял — да и пришел в гости к доброму фермеру! Ха-ха! Глупый землепашец верно думал, что его уже давно отволокли в темницу? Самодовольный болван! Думал так легко избавиться от Цицерона? — слащаво-ядовитый голос продолжал вещать, выводя нотки фальшивой радости. Судя по судорожным всхлипам Лорея, ответить он не мог. Возня возобновилось, что-то громыхнуло, покатилось, гулко звякнуло и затихло. «Шут! Это шут, тот самый, со сломанным колесом, — мелькнуло у Киры в голове. — Его голос трудно не узнать.» — Ах, Цицерон так зол! Так зол! Подлый Лорей! Оболгал! Унизил! Очерни-и-ил! — слова сыпались словно камни, каждое из них сопровождалось глухим ударом, каждый из ударов отзывался неприятным хлюпом от входящего в плоть оружия. — Сказал страже, будто бедный Цицерон сделал то, чего не делал! О, как же ты поплатишься за свое предательство! А-а-аргх! Кира сидела на своей лежанке с широко распахнутыми глазами, подобрав колени к груди. Она боялась не то что пошевелиться — но и даже вздохнуть. Шут все говорил и говорил. Лорей все хрипел. Жена Лорея проснулась и пронзительно завизжала, но визг ее оборвался на полуноте. Что-то заклокотало, булькнуло, послышался глухой тяжелый звук падающего тела. Кира зажала рот руками, чтобы не заорать. — Женщины… — фыркнул тем временем шут. — Почему они всегда визжат? А? Но теперь-то твоя женушка уже больше никогда-а-а не завизжит. Верно, Лорей? — спросил убийца и разразился хохотом, от которого волосы поднимались дыбом. Но бедный фермер ему не ответил — он уже перестал хрипеть. «Как быстро он поймет, что в доме еще кто-то есть? — соображала Кира, закусив губы. — Ни фермеру, ни его жене уже не помочь — это ясно, тут надо спасаться самой и винтить отсюда как можно скорее. Думай, Кира! Ду-май!» Путь к двери отрезан — ей нипочем не проскочить мимо убийцы и остаться при этом незамеченной. Оставалось окно. Ставни были приоткрыты, вот бы только добраться до него тихонько и выскользнуть наружу — а там уж… Кира твердо решила, что лучше уж она будет драпать от недружелюбной местной фауны, чем останется в одном доме с этим бесноватым клоуном, который лютовал сейчас в соседней комнате. Она стала осторожно пятиться вдоль стены, тихой сапой пробираясь к окошку. Старалась ступать как можно тише, но половица, на беду, предательски скрипнула, неминуемо привлекая внимание убийцы. Кира зажмурилась, и, наплевав на собственный атеизм, умоляла всех скайримских богов и богинь позволить ей пережить эту ночь. — Кто здесь? — шут замер, прислушиваясь. — Отзовись! «Ну уж дудки!» — подумала Кира и еще сильнее вжалась в стену. — О! Цицерон помнит! — шут хохотнул, его резкий голос противно разорвал воцарившуюся в доме тишину. — Добрый Лорей говорил, что впустил к себе путницу на ночлег. Помог ей. Но не помог Цицерону! — последнюю фразу он буквально выплевывал, неспешно направившись в сторону Киры. Шаги неумолимо приближались, в дверном проеме замаячил темный силуэт шута, еле различимый в мерклом лунном свете, проникающем через приоткрытые ставни. Кира сорвалась с места и опрометью бросилась к окну, путаясь в длинной юбке. С проворством и грацией бешеной белки взобралась на широкое подоконье и вывалилась из окна наружу — прямиком в необъятные кусты чертополоха, которым густо зарос задний двор фермы. Далее же она избрала самый простой, но верный способ, с помощью которого женщина, очутившаяся в столь опасной ситуации, может найти из нее выход — подобрала повыше юбки и побежала. Банально, быстро и без оглядки припустила прочь со двора.***
Матерый бурый волк залег в придорожных кустах в ожидании добычи. Это было его излюбленное место чтоб подкараулить ничего не подозревающего путника, наброситься молниеносно, впиться клыками в трепещущее горло. Легкий порывистый ветерок принес добрые вести — донес до хищника запах. По дороге к нему приближалось двуногое, причем довольно быстро. Волк навострил уши, подобрался и приник к земле в предвкушении охоты. Он высунул нос из кустов, всматриваясь желтыми глазами в предрассветную туманную дымку. Жертва приближалась. Не очень большая, судя по виду и запаху — самка двуногих, волк без труда с ней расправится. Стая будет довольна. Но что-то в ее дерганных движениях насторожило волка. Женщина бежала. Стремительно неслась, сломя голову, поминутно спотыкаясь о камни. Оступилась, упала, но тут же вскочила, как будто за нею гнались. Многолетние инстинкты и звериное чутье подсказало волку: так бежать может только тот, кого подстегивает нешуточный страх. Что-то жуткое преследовало ее — что-то или кто-то. Это может помешать славной охоте. Волк разочарованно зарычал, прижал уши к голове и попятился, забираясь подальше в кусты. Отбирать добычу у другого хищника было не в его привычках. Это было против правил охоты. Лучше волк подождет другую жертву.