Samifer's drabbles

Сэм не мог сказать точно, когда это началось. Просто в один прекрасный момент он осознал, что лицо Дьявола не вызывает у него ненависти, а пытки не приносят должного эффекта. Охотник не знал, как такое могло случиться. Так бывает: живешь себе, а потом зачем–то смотришь назад и видишь совершенно другого человека. Вот и Сэм не узнавал, не понимал, как мог противиться Люциферу, как смел его ненавидеть. Падший, впрочем, тоже не стоял на месте в своем развитии. Ему, несомненно, хотелось причинить боль охотнику, что вернул его в это место. Но он понимал, что благодаря этому парню весь Божий план горит адским пламенем, а сам Винчестер здесь, беззащитный и слабый. С такой компанией в клетке в разы веселее, крики боли ласкают слух, а кровь приятно греет пальцы. Падший архангел наслаждался тем, что он делает, и параллельно наблюдал за тем, как влюбляется в боль его жертва. Сэма выворачивали наизнанку, заставляли давиться собственной печенью, держать в руке медленно бьющееся умирающее сердце. Собственная кровь заменяла воду, а разум неумолимо тонул в холодном взгляде мучителя, что был схож с тонким льдом на реке – Винчестер давно провалился и пошел ко дну. Сознание менялось, выбрасывало новые сюрпризы в виде тихого «Еще», после серии ударов кнутом, что рассекал кожу и шипами вырывал мясо - обычная разминка после недолгого перерыва для них обоих. Сэм любил, фанатично обожал чувство, когда нервные окончания хаотично сообщают о новом повреждении уже давно пропавшему хозяину. Так сладко, тягуче невыносимо, желанно, восхитительно. Жертва истязания стала наслаждаться болью сильнее мучителя. Люциферу тоже нравилось. Не ощущение рукояти кнута или очередного средневекового приспособления для пыток. Дьяволу до острых искр удовольствия где–то в глубине его прожженного естества нравилось касаться этого тела своими пальцами, ощущать гладкость наращенной им самим кожи, мягкий хруст костей, только проступающую кровь, когда он надавит ногтями или лезвием слишком сильно, разрезая, разрывая хрупкие ткани. Незабываемо. Падшему нравилось смотреть на то, как скалиться, плачет Сэм, часто дыша, изгибаясь и судорожно шепча дрожащим голосом: «Да, еще, еще...» – и его приводило в экстаз одно слово среди этого бреда: «Люцифер,» – которое Винчестер произносил почти с благоговением, превращая свой лепет в извращенную молитву Дьяволу. «А ведь раньше, – думал падший, – так же он молился Отцу.» И, довольный, давал Сэму еще больше, заставляя его срывать голос, дрожать, умирать раз за разом от боли, а после воскрешал, с садистским удовольствием наблюдая за проблеском осмысленности на дне глаз растерянного Сэмми, того, который, казалось, совсем недавно был с братом, они пили пиво и спорили кто круче – Чужой или Хищник. Но после охотник вспоминал, как давно это было, как далеко эти моменты от него, а рядом лишь изгнанник Рая и тьма. Сэм не искал боли в самом начале. Он лишь не хотел быть поглощенным чудовищной, давящей силой клетки, а Люцифер казался маяком в черном тумане. Маяком, что привел его к скалам.

TheMorningStar | TMS