Еще более секретный эпилог

Я просыпаюсь от звука шагов. Тей проходит мимо меня на кухню. Странно: обычно я, по-моему, вообще его не слышу. Постель рядом со мной пуста. Может быть, Ёнхо уже встал? Может, он уже ушел? Может, его вообще никогда не было? Не выйдет: я очень хорошо помню наш ночной разговор. Я молча смотрю на смятую постель и тут замечаю, что из-под подушки что-то торчит. Что-то темное. Опять печенье? Я протягиваю руку и выдергиваю – Дневник. Скромную тетрадку в темной обложке, которую я держал в руках столько раз, которую рвал столько раз, отчаянно желая, чтобы написанное в ней никогда не стало правдой. Вот она, снова передо мной. Но ведь дневник должен быть у нее. Я раскрываю тетрадку. Яичница в форме кролика… Ждал меня допоздна… Пошел дождь…. Ну конечно. Это ее дневник, который она вела, когда искала элемент Доверия. Теперь можно быть уверенным: Волшебник тут ни при чем. Он никогда бы не бросил воспоминания валяться вот так, как ненужную сброшенную шкурку. Я захлопываю дневник. Зачем дальше читать, и так все ясно. При этом страницы схлопываются между собой, все, кроме обложки – она немного отлетает в сторону, и на первой странице становится виден силуэт длинного белого пера: оттиск, как от печати, вдавленной в лист. Сегодня очередь Тея ее будить. Когда они заходят на кухню, он окидывает нас беглым взглядом и хмурится. Все молчат. - А где Ёнхо? – спрашивает она. Это тоже часть игры. Если бы она сказала: «А Ёнхо, наверное, уже ушел?», или «Какая замечательная сегодня погода!», или «Тей, пахнет очень вкусно!», кто-нибудь смог бы сказать что-нибудь подходящее, и мы вернулись бы к нашей игре, по крайней мере на это утро. Но она говорит: «Где Ёнхо?» - и разбивает в пух и прах попытки делать вид, что ничего не произошло. Ред первым откладывает палочки. - Героиня… - говорит он, и в голосе его такая буря эмоций, какой хватило бы на целую речь. Она бледнеет и опускается на стул. Я искоса смотрю на нее. Она обводит нас всех взглядом и пытается улыбнуться: - Мы ведь найдем его, правда? Он… он не мог далеко уйти… Может быть, он встретится с Лансом? Тогда за них нечего волноваться, Ланс его выведет… Я вижу, как дрожат ее губы. Ленточка на шее завязана как-то криво: одна половина банта больше другой, а узел съехал набок. - Дорогая, - начинает Юри. Но Тей его перебивает: - Конечно, найдем. – Он внимательно смотрит на каждого из нас. – Прошел всего только день. У них очень приметная внешность. Мы развесим повсюду объявления, и тогда кто-нибудь обязательно их узнает. Мы вернем их. - Нет. За столом на мгновение воцаряется тишина, а потом все, должно быть, смотрят на меня. Я не могу отвести взгляда от ее лица. Не потому, что мне это нравится. - Они не вернутся, - зло повторяю я. – Не вернутся, и все. Кто-то со свистом втягивает воздух сквозь зубы, а потом Тей очень спокойным голосом интересуется: - Почему ты так думаешь? Он называет меня по имени впервые с того дня, как увидел в этом доме. Но я не смотрю на него. Стараясь не шевелить левой рукой, я лезу за пазуху, достаю дневник и кладу его на стол перед ней. Ее глаза оживают. Расширяются. Я говорю: - Это твое. Поначалу они мне не верят. До тех пор, пока Ред не убегает в свою комнату и н возвращается несколько минут спустя, взъерошенный, с точно таким же (ну, может, чуть более помятым) дневником в руках. Она заглядывает внутрь и молча кивает. Этого достаточно. В школу сегодня никто не идет. Юри звонит туда и наспех сочиняет какую-то дикую историю про болезнь, которой мы все заразились. Он говорит серьезным голосом (сегодня у него другие голоса получаются хуже), и ему верят. Со вздохом, в котором на самом деле не слышно никакого облегчения, он вешает трубку и возвращается в комнату, где все сидят на диване вокруг столика, на котором лежат оба дневника. - Так, значит… - медленно начинает Тей. Юри садится на свое место рядом с ним. - Значит… все мы возвращаемся в наши миры. Если это правда… - Каких еще доказательств тебе нужно? – Юри фыркает. – Не можем же мы оставаться здесь навечно. Моя милая, конечно, прекрасна, но нас здесь пятеро, а она одна. Она краснеет. Я молча смотрю в пол. Я вижу его ошибку, но мне не хочется его поправлять. - Мы все еще не знаем, что случилось с Лансом и Ёнхо. Да, у нас есть дневники, но мы не можем поговорить с ними самими. Может быть, они превратились обратно в кукол, а эти дневники – все, что осталось… - Тей, - предостерегающе замечает Ред. Он проводит ладонью по лицу. - Простите. Я просто не могу не думать о том, что мы, кажется, исчезаем в том же порядке, в каком появились здесь. Сначала Ланс, потом Ёнхо. Если это правда, то следующим буду… Да, вот что не дает ему покоя. Он смотрит на нее. - Я не могу уйти до тех пор, пока не буду уверен, что с тобой все будет в порядке, - с силой произносит он, глядя ей в глаза. Я вижу, как она опускает голову. - Послушай, Тей, - говорит Юри. Когда у него такой голос, ему сложно не подчиниться. – Я знаю, ты никогда мне не доверял, но в моем мире без тебя у нас бы ничего не получилось. Мы дошли до конца и отдали ей свои фрагменты. Поэтому… мы сможем о ней позаботиться. - Пока сами не исчезнете. - Я – да. Но Ред – последний из нас. Кто-то ведь должен с ней остаться? Тей по-прежнему смотрит на нее. Юри ждет его ответа. Но Ред смотрит прямо на меня – и, что гораздо более удивительно, ничего не говорит. Я кривлю губы и отворачиваюсь. В груди у меня как будто натянулась огромная пружина. Я вдруг понимаю, что понятия не имею, чем это закончится. *** Свет в библиотеке горит далеко за полночь, и хотя обычно Юри жалуется, что из-за привычки Тея читать допоздна он не высыпается, а это отвратительно сказывается на коже, в этот раз он молчит. Тей сидит в кресле за столом и прилежно переворачивает страницу за страницей, но глаза его мечутся по строчкам, не видя их. Юри лежит, томно раскинувшись, на диване и рассеянно полирует ногти. - Думаешь, если ты не заснешь, то и не исчезнешь? Тей поднимает голову, прежде чем перевернуть очередную страницу. - Вовсе нет, - спокойно говорит он, - мне просто хотелось бы дочитать главу. Юри фыркает. - Вижу, ты не бросил старых привычек. Тей не отвечает, глядя в книгу. Юри отбрасывает пилку. - Да что с тобой? Неужели ты не можешь раз в жизни довериться кому-то, кроме себя? Или не можешь успокоиться, потому что этот кто-то – я? Тей аккуратно кладет книгу на стол и поднимает глаза на Юри. - Вовсе нет. Пожалуй, для тебя это прозвучит странно, но я скорее бы положился на тебя, чем на Реда. Если бы все было так просто. Помнишь, сегодня ты сказал, что Ред – последний из нас? - Помню. И что? - Это не совсем так. Юри недоумевающе смотрит на него. - Подожди, ты имеешь в виду… Тей без слов кивает. Юри хмыкает. - И что? У него нет собственной истории. Ты сам сказал, что он теперь не опасен. - Да. Но он начал эту игру. У него должна была быть своя цель, свой мотив. Ты заметил, что он всегда старается оказаться поближе к ней? Почти как… Ёнхо. - Хочешь сказать, что… Тей грустно качает головой: - Мы ни в чем не можем быть уверены. Он однажды уже пытался убить ее. Юри молча смотрит в потолок. - Тебе стоит поговорить с Редом, - произносит он наконец. Тей берет книгу со стола и, уже глядя в нее, отвечает: - Может быть. *** На следующее утро Тей не исчезает. Я снова просыпаюсь от его шагов. Вернее, от ненужной паузы в них – как будто бы он останавливается рядом с диваном и смотрит на меня. Я не шевелюсь, и скоро шаги возобновляются. Сегодня ничто не препятствует нам идти в школу. Мы сходим с автобуса и идем по дороге к воротам. Лимузин уже уехал, и народу не больше, чем обычно. Я видел, какая толпа собирается его встречать, только в первый день. Мне хватило. С того дня я заявил, что больше в эту адскую машину не сяду. Она рассказала мне про автобус, а потом сказала, что поедет со мной, чтобы я не заблудился. Мы идем рядом. На нас почти не обращают внимания. Кто-то косится, кто-то шепчется – но все это чепуха по сравнению с воплями, какими приветствовали смертников, выбирающихся из лимузина. Люди падки на внешность. - Не знаю, как я буду объяснять Сой, куда делись Ланс и Ёнхо, - озабоченно говорит она. - Скажи, что они вернулись за границу. - Тогда она меня убьет. Как гонца, приносящего дурные вести, и все такое. - Не бойся. Я ей не дам. - Правда? – она смотрит на меня так, будто не может понять, шучу я или говорю серьезно. – Спасибо. Я усмехаюсь. - Привет, мисс фантастический иммунитет, - объявляет Сой, когда мы входим в класс. - Привет. Почему фантастический? - Выздороветь от тяжелой заразной болезни за один день! Надеюсь, ты не пришла нас всех тут перезаражать? – Сой наклоняется вперед: - А Тей-сонбэ, он здоров? Мне показалось, он сегодня какой-то бледный… - Здоров, - улыбается она, но улыбка быстро тает. Она оглядывается на меня и нервно сплетает пальцы: - Сой, насчет Ланса и Ёнхо… - Что? Кого? - Ланса и Ёнхо, - слегка сбитая с толку, повторяет она. – Они сегодня не пришли, так вот… - Кто не пришел? Погоди-погоди, подруга. Ты хочешь сказать, что в этой академии появились симпатичные мальчики, о которых я не знаю? Она даже про волнение забывает. - Ты их знаешь! Мы учимся в одном классе. - Ну уж нет. – Сой встряхивает головой, отчего ее волосы переливаются на солнце. – Наш класс я знаю назубок, и единственный новенький, который тут недавно появился – это твой друг, - она кивает на меня. – Других я что-то не припомню. А теперь колись, о ком ты говоришь! Прозвеневший звонок избавляет ее от необходимости отвечать, и мы ретируемся к нашим партам. Я оглядываюсь и вижу, как Сой одними губами произносит нам вслед: «Я от тебя так просто не отстану». Этот мир переписывает себя быстрее, чем я думал. Посреди урока включается динамик, и приятный женский голос называет мое имя и сообщает, что меня просят подойти в медпункт. Сообщение повторяется. Я оглядываюсь на нее. - Не задерживайте урок, пожалуйста, - недовольно замечает учитель. - Извините, можно я его провожу? Он у нас третий день и, наверное, еще не успел запомнить, где медпункт… Учитель щурится: - А, ты дежурная по охране здоровья? Хорошо, иди. Только быстро! Она встает из-за парты и трогает меня за плечо. После секундной заминки я встаю и иду следом за ней. Ученики смотрят нам вслед. Я успеваю заметить на лице Сой неподдельный ужас и восхищение. Мы идем по коридору, непривычно пустому и тихому. Несмотря на то, что учитель велел возвращаться быстро, она не торопится. Я решаю воспользоваться этим. - Что такое медпункт? И зачем я им понадобился? - В медпункте нас лечат, если мы чем-нибудь заболеем. По крайней мере, в нормальных школах так. – Она вздыхает. – Наверное, наш медбрат просто решил тебя осмотреть. Его зовут господин Ючжин. Он немного… странный. Наверное, он не будет сильно до тебя докапываться, но если начнет расспрашивать… - О чем? - Твой глаз… и рука. – Она не смотрит на меня, когда произносит это. – Такие следы остаются от сильных травм. Наверное, нам надо было заранее подумать, что ты будешь говорить… А нападение бешеного животного сильной травмой не считается? Я хмурюсь. Никак не пойму этих людей. Так же их легко сломать, как нас, или нет? - Тогда я ничего не буду говорить. Она нервно смеется. - Может сработать. Мы останавливаемся перед белой дверью, на которой висит табличка: «Медпункт». - Хочешь, я зайду с тобой? – предлагает она. Честно? Хочу. Когда она со мной, мне спокойнее. К тому же если я скажу или сделаю что-нибудь не то, лучше, чтобы рядом был кто-то, кто сможет это исправить. Но в то же время мне не хочется, чтобы она видела, как я ошибаюсь. Я хочу сам со всем справиться. Чтобы она гордилась мной и похвалила меня. Как сложно. - Нет, я сам, - говорю я. Она смотрит на меня с тревогой, но в то же время и с удивлением, даже восхищением. Или мне только так кажется? - Ладно. Подождать тебя? - Нет. Иди на урок. Тут недалеко, я сам найду дорогу. Если что, попрошу вашего медбрата проводить меня. - Это вряд ли, - говорит она с нервным смешком, но я молчу, и в конце концов она соглашается: - Ну хорошо. Если что, подожди лучше здесь, я после урока приду и найду тебя. От этих слов у меня в груди теплеет и отпускает что-то, натянутое еще со вчерашнего вечера. Становится легче дышать. - Что у тебя с лицом? – удивленно спрашивает она. Я дотрагиваюсь до щеки. На ощупь она горячая, как чашка с еще не остывшим чаем. - Ничего страшного, наверное. Иди. Она кивает. - Удачи! На полпути она еще раз оборачивается и машет мне рукой. Я стою перед дверью медпункта. В груди у меня что-то колотится, будто шарик на веревочке бьется о грудь и спину. Может, я и правда болен? Может, меня за этим сюда вызвали? Что за ерунда. Я даже не человек. И все, что у меня осталось – это старые шрамы, о которых никому нельзя говорить. Я берусь за ручку, поворачиваю ее и распахиваю дверь. В медпункте светло и тихо. Стол, шкафы, белая ширма, отгораживающая часть комнаты. Но в глаза мне бросается белая худая фигура у дальней стены. Я замираю. Волшебник? Через некоторое время, когда я вижу, что фигура не двигается и не делает попытки со мной заговорить, я осторожно подхожу ближе. Это не человек. Похоже на человека, но и только. Какая-то замысловатая конструкция в форме человека, собранная из несколько однообразных деталей белого цвета и непонятного происхождения. Тоже игрушка? Какие же еще игрушки научились делать эти люди? Я рассматриваю игрушку, наклонив голову, когда за спиной у меня раздается тихий смех. - Не думал, что Беатриче так тебя заинтересует. Знакомый голос. - Беатриче? – равнодушно переспрашиваю я, обернувшись. Из-за ширмы выходит Юри. В черном костюме и таких же очках он выглядит иным, более важным и строгим, чем дома, но я не очень-то поддаюсь его напору. - Только не трогай ее. Это возлюбленная Ючжина. Если он решит, что ты что-то с ней сделал, боюсь, даже я не смогу тебе помочь. - Здесь что, все люди влюбляются в кукол? Он смеется, но глаза за очками продолжают внимательно изучать меня. - Может быть. А иногда и наоборот. Впрочем, Беатриче – добрая душа, она еще никому не причинила зла. - А кто причинил? – спрашиваю я, начиная смутно догадываться, к чему все ведет. Никакого Ючжина нет, а может, и никогда не было. Есть только Юри, который считает, что мне не место рядом с ней. Не исключено, что он выражает общее мнение. - Ты все правильно понимаешь, - подтверждает он, будто слышит, о чем я думаю. – Тогда, может, будешь так любезен и объяснишь, что за игру ты затеял и что тебе нужно? Это даже не смешно. - Игру? – сухо повторяю я. – А с чего ты решил, что я веду какую-то игру? - С того, что ты играл с нами с самого начала. Ты использовал нас, чтобы добраться до нее, а потом выкинул. Как… как человек. И сейчас происходит то же самое. Нас убирают, потому что мы больше не нужны. Поэтому я спрашиваю тебя: что ты задумал? Юри надвигается на меня, и я вынужден отступать до тех пор, пока не упираюсь спиной в шкаф. Стекло дребезжит под напором. Юри холодно смотрит на меня сверху вниз. Из всех кукол он самый высокий. А я один. И до конца урока наверняка еще далеко. - Ну, - говорю я. – И что ты собираешься делать? Мы одни, ты сильнее меня. Пожалуйста, делай что хочешь. Только не забудь, что именно ты будешь потом объяснять ей, почему она лишилась еще одного члена семьи. «Семья» - это ее слово. Я ни разу его не использовал. Но сейчас, кажется, был самый правильный момент. Юри еще какое-то время сверлит меня взглядом, а потом вдруг резко разворачивается, отходит, опускается на стул у стола и закрывает лицо руками. Я осторожно отхожу от шкафа. - Что тебе нужно? – вдруг говорит он. Он все еще держит руки у лица, поэтому голос звучит глухо и не очень узнаваемо. – Что ты хочешь на самом деле? Он уже несколько раз задавал мне этот вопрос, но сейчас он говорит не так, будто обвиняет. Сейчас он говорит так, будто хочет узнать ответ. Я вспоминаю привязчивую карусельную мелодию, пыльную комнату, свет, пробившийся в щель приоткрытой двери. Любопытно: теперь я почти могу думать об этом спокойно. - С самого начала мне нужно было только одно. И я это получил. Юри изумленно поднимает на меня глаза. - Я получил то, что мне было нужно, - повторяю я уже громче, - и я не понимаю, почему вы так беспокоитесь из-за меня. Что я вам сделал? После того, как она позвала меня? - Дело не в нас, - начинает Юри, но я его прерываю: - А если не в вас, тогда что? Кто вы такие, чтобы решать за нее? Она сказала свое слово. Разве вы не отдали ей свои сердца? Разве не доверились ей? Я почти кричу. Юри снимает свои нелепые очки и медленно проводит рукой по лицу. - Это правда. Мы… Но откуда мы знаем, что можем доверять тебе? - А откуда я знаю, что могу доверять вам? Да вы могли все впятером ночью меня схватить и запихнуть обратно в тот проклятый шкаф! Нет. Нет. Зачем я это сказал? Юри смотрит на меня со странным выражением – так же смотрели Сой и тот мальчишка в первый день, когда я предложил поменяться местами. - Ты… все это время боялся нас? - Конечно, - огрызаюсь я, последней искрой затухающей бури. – Вас пятеро, вы новее, вы больше… а меня еще раньше чуть не бросили бестолковому животному. В тот день я впервые остро почувствовал свою беспомощность. Но тогда она хотя бы заступилась за меня. Потом, когда я пылился на полке, она обо мне и не вспоминала… а теперь я слез с полки, и мне нужно как-то учиться защищать себя. Юри поднимается со стула. - Урок скоро начнется, - бросает он. – Договорим дома. Он выходит в дверь, захлопнув ее за собой, но я замечаю, что держится он уже не так уверенно, как прежде. Я дожидаюсь далекой, едва слышной здесь трели звонка и, помахав Беатриче на прощанье, выхожу. Кажется, она мне улыбнулась. Коридор наполняется людьми. Я держусь у двери (которую большинство их почему-то предпочитает обходить по широкой дуге) и жду. Шарик в груди снова начинает отбивать свой ритм. Что, если она не придет? Она выныривает из толпы как раз напротив меня – красная, запыхавшаяся – и шарик, вместо того чтобы успокоиться, начинает колотиться как сумасшедший. - Тебя весь урок не было, - озвучивает очевидное она, беспокойно оглядывая меня со всех сторон. – Что он с тобой делал? Ничего… ненужного? Я легко улыбаюсь и, шагнув к ней, обхватываю ее руками. Совсем как она меня когда-то. На ощупь она не особенно мягкая, а моя правая рука все еще немного болит, но это ничего. - Ничего, - повторяю я вслух, все так же улыбаясь, хотя и знаю, что она не видит. – Совершенно ничего.