«Увидимся в аду, дорогой».
Такую записку увидел Сергей наутро на соседней подушке.***
Какие же вы, люди, сложные. Всё бегаете, как муравьи, туда-сюда. Думаете о всякой ерунде вроде годовых отчётов, курсовых, курсе доллара, списке продуктов, выборах в Госдуму. После прогулки по центру, у меня сложилось четкое впечатление, что ещё немного и у меня вскипит мозг. Получается, что у вас забот больше, чем у греха. Вы носитесь, как укушенные, выполняя чужие поручения. Много себя накручиваете, представляя наихудший исход событий. Сдаёте что-то по учебе, через пять минут забыв что сдали. Человеческая жизнь слишком коротка, и обидно видеть, как вы просто тратите драгоценное время. Ещё более обидно слышать, как вы думаете о том, что всё делаете правильно, делаете "как положено". Кому положено, я так и не понял... Липовые общественные правила, витающие где-то в воздухе, настолько чётко соблюдаются, что у нас в аду бы просто позавидовали. Ещё одна тенденция, которая лидировала в ваших мыслях — это деньги. Бабки, капуста, бабло, лаве. Сколько новых синонимов я только не узнал к этому простому слову. Работать сутки напролёт, лизать жопу начальству, пойти на панель, подставить конкурента, украсть, продать, обмануть, занять. Желание получить хрустящие бумажки затмевало всё мыслимое и немыслимое. Но зато я понял, почему Алчность так сильно любит Россию и XXI век... О сексе почти никто не думал. Стало даже как-то обидно. Нет бы подумать о чём-нибудь приятном, помечтать о ближайшей ночи. Но нет, лучше строить планы на пятницу и представлять, как вы ужираетесь в хламину в каком-то дешевом баре. Мне стало грустно и одиноко от всего этого безумного потока информации. Поэтому я взял (читай: украл) шоколадку из магазина, сел на ближайшую автобусную остановку и стал наблюдать за быстро проезжавшими мимо машинами и окутывающими город сумерками. Неожиданно для самого себя я почувствовал дикий жар, от которого меня сразу бросило в озноб. И в эту же самую секунду я почувствовал страх и желание рвануть как можно дальше, дабы сбежать от этих ощущений и от того, Кто несет эти ощущения. «— Пожалуйста, будь осторожен.» С остановки как по команде начинают уходить люди. Машины так и вообще перестали проезжать мимо. Вокруг ни души. Давящую тишину нарушало только мое часто бьющееся сердце и шумные вдохи и выдохи. Напротив останавливается черный автомобиль. С водительского сиденья выходит высокий мужчина с надвинутой на глаза черной фуражкой. Лица я разглядеть не мог. Хотя и так знал кто он, резкий запах серы говорил сам за себя. Он обходит машину и открывает дверь на заднее сиденье. В салоне настолько темно, что не видно сидит ли там кто-то. Я на негнущихся ногах иду к машине. Я не могу ослушаться, если Он пришёл, значит уже не сбежать. Как только я сажусь в машину, дверь сразу же захлопывается. Я шумно сглатываю и пытаюсь хоть как-то успокоиться. Но блуждающий по моему профилю взгляд карих глаз просто не даёт этого сделать. — Здравствуй... — Он делает паузу и тихо усмехается, — Арсений... — Здравствуйте, Господин, — чеканю я, сжимая кожаную обивку сиденья. В салоне автомобиля душно и пахнет чем-то жжённым. Я просто смотрю перед собой, боясь встретиться взглядом с Ним. — Чем тебе не угодило твоё собственное имя? — Один раз я уже назвался Асмодеем и меня сожгли, — ворчу я. Господин заливается громким смехом, от которого жар снова проходит по телу, неприятно покалывая в кончиках пальцев. — Да, я помню эту историю, знатно мы тогда повеселились... — отсмеявшись, говорит Господин. — А я в этот раз Дмитрий... — Красивое имя, — тихо говорю я. Машина плавно трогается с места. На дороге не было ни души. Небо потемнело с невероятной скоростью. — И какими же судьбами ты на земле, Арсений? — делая ударение на моём человеческом имени, спрашивает Он. Этот вопрос был неизбежен, но его я боялся больше всего. Дело в том, что любой сущности, независимо от того, из Ада она или из Рая, нужно разрешение на посещение земли. Тем более грехам. Обе стороны очень бережно хранят равновесие в мире и души людей. Мы всегда стараемся воздействовать на вас косвенно. Но, как вы сами понимаете, грех, явившийся на землю в человеческом обличии, напрямую даёт вам вкусить запретный плод. — Чего молчишь? Сказать нечего? — Дмитрий говорит нарочито спокойно, но металл в Его голосе вызывает желание провалиться сквозь землю (иронично, да?). — Как Вы узнали, что я здесь? — низко опуская голову, спрашиваю я. — Во-первых, я знаю всё, — усмехается Господин. — А во-вторых, мне рассказала Зависть. Я громко выдыхаю и как можно сильнее сжимаю зубы, представляя какой разнос устрою сразу же, как вернусь домой. Машина останавливается у высотного здания, шпиль которого было даже не видно из-за низких туч. — Пойдем, — твёрдо командует Дмитрий. Сразу выйдя на улицу, я почувствовал дикую нехватку воздуха. Казалось, что все замерло на месте, даже кислород. Господин сразу направился в сторону здания, молча приказывая следовать за ним. В просторном холле сидела консьержка с зомбированным видом смотря телевизор, который показывал одни помехи. Как только мы подошли к лифтам, двери сразу же открылись, сопровождая это действие сильно барахлившей мелодией. Существа высшего порядка всегда, находясь на земле, пошатывали обычное течение жизни. Даже не потому, что хотели, а потому, что их сущности были гораздо глубже и больше. Человеческое тело просто не могло уместить и сдержать всей их силы. Что уж говорить о Дьяволе в человеческом обличии. Я бы не удивился, если бы под нами просто рухнуло здание. Лифт снова мелодией, больше похожей на скрежет, сообщает о прибытии на нужный этаж, и двери плавно открываются. Длинный коридор. Мигающая лампочка. Квартира под номером 13. Дмитрий легко толкает дверь вперёд, и та сразу же поддаётся. Помещение встречает нас темнотой и необходимой мне сейчас прохладой. Окна в большой гостиной не были закрыты. Потоки воздуха качали лёгкую белую ткань. Всё убранство квартиры напоминало мне моду царских времен: мраморные полы, на стенах висели огромные картины в золотых рамах, деревянная резная мебель, обшитый шелком диван. На потолке висела круглая хрустальная люстра, поблескивая от проникающего в широкие окна лунного света. — Коньяк или виски? — спокойно спрашивает Дмитрий, стоя напротив серванта спиной ко мне. — Ни то, ни другое. — Не действует? — усмехается Он и берет стеклянный графин, наполненный светлой янтарной жидкостью. — Абсолютно, — говорю я и сразу перевожу взгляд в пол, как только Дмитрий разворачивается ко мне. — И хорошо, — Господин садится на диван и ставит перед собой на низкий стеклянный столик графин и стакан. — Если бы Грехи могли ощущать и чувствовать всё то, что и люди. Боюсь, мне бы пришлось вас вытаскивать с земли силой. Дело в том, что любой грех, находясь в человеческом теле, ограничен своей сущностью. Гордыня не чувствует потребности в еде и воде, Гнев не испытывает сексуального возбуждения, я не нуждаюсь в различных материальных благах, Алчность не знает такого чувства, как скука или печаль. Может создали нас и люди, но воспитал и вскормил нас Дьявол. Поэтому Он с легкостью мог использовать нас в личных целях, как в человеческом обличии, так и в своём родном. — Ты на меня посмотришь сегодня или нет? — усмехается Дмитрий. И снова чувство страха начинает пожирать меня изнутри, будто перемешивая органы и заставляя сердце колотиться о грудную клетку. Я слышу, как стеклянный стакан соприкасается с деревянным столом, глухой шум одежды и короткие, но звонкие удары каблука о мраморный пол. Он обходит меня по кругу, медленно и плавно, словно акула. — Боишься, — не вопрос, утверждение. Дмитрий становится прямо передо мной шумно вдыхая. — Посмотри на меня. Приказ. Приказы нужно выполнять без промедлений. Особенно когда перед тобой сам Сатана. Поднимаю веки медленно, неуверенно и сразу падаю в темноту. Растворяюсь как сливки в чёрном кофе. В этих глазах вселенная, в них огонь, в них знание, смысл... — Зачем ты здесь? Господин даже не говорил со мной. Вопрос твёрдо прозвучал в моей голове. Ответить мне на это нечего. Я — Похоть, я пришёл за сексом, за человеческими телами и душами. — Неужели просто потрахаться? — криво усмехается Дмитрий и отворачивается. — Когда ты только появился, я думал, что ты станешь выдающимся грехом, — Он берёт в руки стеклянный стакан и отходит к окнам, стоя спиной ко мне. — Ты так близко к людям, ты всегда понимал их, тянулся к ним... Господин отпивает немного крепкой жидкости и поднимает свободную руку, проводя кончиками пальцев по лёгкой вздымающейся от ветра тюли. — Но потом ты стал забывать, — голос становится твёрже, рука ловит полупрозрачную ткань. — Стал забывать, что ты такое, и для чего тебя создали. Тюль безжалостно наматывается на кулак. Но мне кажется, что и меня так же сжимают в сильных руках, чтобы разорвать. — Ты вчера был с мужчиной, рассказывал ему о статусах и их неважности, — Дмитрий несильно тянет ткань на себя, будто проверяя насколько крепко она держится. — А ты не забыл, мой милый друг, что это наш хлеб? Иерархия ссорит людей, порождает стычки, митинги, войны. А ты говоришь о всеобщей любви и толерантности?! — голос Господина становится всё громче, заставляя сжаться, кажется, не только меня, но и пространство вокруг. — Может быть ты ещё возьмёшь радужный флаг и пойдёшь бороться за права геев?! — тюль нещадно срывается с карниза, падая на пол. — Ты - грех! Ты - Похоть! — Дмитрий швыряет полупустой стакан в стену и сразу направляется ко мне. Я отступаю назад, но сразу чувствую за спиной стену, хотя её там нет. Он подходит вплотную ко мне и хватает за ворот футболки, грубо сминая ткань. — Ты - сотворён ради зла, ради хаоса! Чтобы развращать, растлять! — каждое слово вбивается в сознание, словно гвоздь, тело трясёт, и я чувствую, как по виску медленно стекает капля. — А ты пришёл на землю просто потрахаться! Господин буквально рычит последние слова. Сильная ладонь отвешивает мне звонкую обидную пощечину. Глаза сразу начинают слезиться. — Ты разочаровал меня, — слишком спокойно говорит Дмитрий и отталкивает меня назад. Невидимая стена сразу же пропадает. Я падаю прямо на спину, издавая непонятный скулёж и отползая куда-то в угол. — Господин, простите меня, — вою я, прикасаясь холодной ладонью к пылающей щеке, по которой течёт слеза. — Я устал вас прощать! — рявкает Дмитрий, стягивая с широких плеч чёрный пиджак. — Видимо пришло время наказывать, — усмехается Он. — Как насчёт заточения в аду без права посещения земли, веков, так, на пятьдесят? — Господин, пожалуйста, не делайте этого! — выкрикиваю я, подползая к самым ногам Дмитрия. — А чем тебе дом родной не угодил? — уже в открытую смеётся Он. — Посидишь в запрети вместе с Завистью, которая посмела усомниться в моём величии! А ты будешь наказан за непослушание и неправильное выполнение своих обязанностей. — Господин, я исправлюсь, прошу Вас, — вцепляюсь в ткань брюк Дмитрия, глядя в Его глаза самым преданным взглядом. — Сжальтесь, — почти шёпотом. Он молчит и задумчиво смотрит на меня. Кладёт ладонь мне на щёку, большим пальцем стирая под глазами слёзы. — Правильную ты себе внешность выбрал, паршивец, — как-то по-доброму усмехается Дмитрий. — Глаза красивые, цвет чистый. — Спасибо, Господин, — с придыханием говорю я и беру в свои руки Его ладонь, целуя. — Я хочу чтобы ты завтра дал мне душу, которая была невинной, но благодаря тебе стала порочной. — Всё, что угодно, мой Господин... — Если ты до завтра не сделаешь этого, будешь наказан, — спокойно говорит Дмитрий. — Сделаю, как Вы велели! — Всегда б ты был таким послушным, — смеётся Он. Не могу не улыбнуться в ответ. Я люблю своего Господина искренне и чисто. Он воспитал меня, вырастил. И я достану ему желанную душу, даже не из-за страха наказания, а для возврата доверия. Я всегда был любимчиком Дьявола, и своё место я просто так никому не уступлю. — Я могу сделать что-то ещё для Вас, Господин? — смотрю преданно, твёрдо. — Ну раз уж мы оба здесь, в человеческих телах, — усмехается Дмитрий, беря меня за подбородок. — Сделай своему Господину приятно. Ночь. Яркий лунный свет освещает большую спальню и два двигающихся тела на кровати. Моё и Его. Жарко, но проходящийся по мокрому телу прохладный ветер заставляет дрожать и стонать громче. Руки вытянуты над головой, будто чем-то привязанные к изголовью. Но на деле на них нет ни веревки, ни наручников. Господин полностью контролирует меня. Не даёт пускать в ход руки, а тем более забыться в оргазме. Время перестало существовать для меня, как понятие. Плевать. Есть только я, мой Господин и те ощущения, которые он мне дарил. Он двигался размашисто, выбивая весь воздух, заставляя вытягиваться в струну или выгибаться дугой. Но нет ничего приятнее слышать хриплые стоны над ухом и понимать, что Господин чувствует тоже самое. И заставляю Его испытывать эти ощущения Я. Ночь уступает утру. Дмитрий грубо переворачивает меня на живот, от чего напряженный член соприкасается с тканью простыней, срывая с моих губ протяжный вой. Он приподнимает меня и входит снова, хватая за волосы. — Теперь ты будешь послушным? — сбивчиво шепчет мне Господин на самое ухо, продолжая двигаться. — Да... — на выдохе. Непонятная сковывающая тяжесть с рук и тела пропадает. Свобода... Я снова падаю в темноту, словно опять смотрю в глаза Дмитрия. Где-то в отдалении слышится громкий рык. — Докажи мне свою преданность, — шёпот прямо над ухом. Это последнее, что я слышу, окончательно растворяясь во тьме.