Грехи Нефариуса

— Значит, Наварро — твоя бывшая подружка, — не сдержала Исбьорг ядовитой усмешки, хотя из последних сил старалась не злорадствовать. — Всегда знала, что ты больной. — Не понимаю, чему ты удивляешься, — в том же язвительном тоне произнес он. — Испанки как никто хороши в постели. — Так значит, хотя бы во время ночей любви она нема, как рыба? Да, соглашусь, тогда и впрямь идеал. Люцифер, заслышав такой ответ, неожиданно для себя искренне улыбнулся. Все-таки Исбьорг, несмотря на сходство с механической куклой, глубоко внутри еще сохраняла эмоции, присущие живому человеку. Другое дело, что разбудить их могли только негативные чувства. — Ненавидишь ее, — утвердительно сказал Люцифер, словно подтверждений ему вовсе не требовалось. — У меня иммунитет на заурядных людей. — Выходит, я незауряден? — Нет, — поспешно выдохнула Исбьорг, едва встретившись с его изучающим взглядом. — Просто я недолюбливаю мужчин. Будь добр, отвернись. Ощущаю себя под микроскопом. Люцифер, чрезвычайно довольный тем, как легко она говорит ему правду, выполнил просьбу беспрекословно. Их совместное приключение обещало быть плодотворным и интересным, а Исбьорг хотя бы теперь притворялась покладистой девочкой, так что он не имел права нарушать ее спокойствие, даже если очень хотелось позабавиться. Однако любопытство Люцифер побороть не мог. — Занимательно. А что насчет твоего брата? Его ты тоже боишься? — Саргон — другой разговор, — отрезала она. — Больше я тебе ничего не скажу. Так что оставшийся путь до сгоревшего особняка пришлось пребывать в молчании. Исбьорг, ошеломленная верной оценкой ее отношения к мужчинам, не собиралась и дальше раскрывать свои слабые стороны, а Люцифер предпочитал действовать аккуратно, дожидаясь очередного благоприятного момента, и потому разумно держал дистанцию. Он знал — терпение могло стать его самым мощным оружием, особенно когда в запасе было столько времени. Ограничивалось оно лишь вероятностью скорой смерти, подстерегавшей обоих за каждым углом. Как ни крути, а маньяк не обещал, что оставит кого-то в живых. Люцифер повел плечами. За два года затишья он успел забыть неприятное, холодное чувство настоящей угрозы. Ему следовало подумать о безопасности и отбросить в сторону привычную беспечность, однако непросто было в один миг поменять манеру поведения. Вместо того, чтобы подготовить надежный план, Люцифер принялся донимать Исбьорг бесполезными разговорами, потому что хотел скрыть одолевавшее его волнение. — Эй, зимоглядка! Давай узнаем друг друга получше, а? У меня к тебе куча вопросов, между прочим, и я нутром чую — ты мне рассказала не все, пока я сидел у тебя в гостях. — А почему я должна рвать перед тобой душу и ничего не получать взамен? — последовал ее раздраженный ответ. — Что значит ничего? Я тебе помогаю. — Ради своей выгоды, — фыркнула Исбьорг, не одарив его даже мимолетным взглядом. — Мы идем в этот долбаный дом каждый ради себя. — Начнем с того, что одним туда лучше не соваться, — трезво заметил Люцифер. — Там может произойти что-то похлеще, чем… — Вырубание света? «Свет несущий» боится темноты, какая ирония. — Тебе весело? — Ничуть. Просто ты мне не нравишься, вот и все. «У нее определенно есть проблемы с мужским полом», — устало подумал Люцифер, но не стал развивать щекотливую тему вслух. Раз уж они оба знали об изъянах друг в друге, это должно было даже помогать им. Как в тот раз, когда Исбьорг вытащила его безвольное тело из темной квартиры и позаботилась, чтобы он точно добрался до дома невредимым. Может, она и недолюбливала мужчин, но все же преодолевала неприязнь ради дела. Люцифер бесшумно вздохнул. Он по-прежнему видел в людях лишь корысть и лживость, хотя Исбьорг всегда честно заявляла ему, что путешествовать с таким наглецом удовольствия ей совсем не доставляет. — Да уж, коротко и ясно… — Зато мне — нет, — не дала закончить мысль Исбьорг и дернула его за куртку для привлечения внимания. — Зачем ты за мной увязался? Я не смогу постоянно освещать твой путь и вообще не стала бы полагаться на фонарик. Хочешь снова словить приступ никтофобии? Люцифер скрипнул зубами. Спокойствие и рассудительность постепенно уступали место бурному негодованию, которое накрывало с головой всегда, стоило кому-нибудь указать на его бесполезность. Да какого черта? Она понятия не имела, в каких передрягах он бывал и сколько раз оказывался на краю гибели! Работа журналиста всегда предполагала риск, так что об опасностях Люцифер знал очень многое. Никто не смел обвинять его в никчемности. — Послушай, милашка, если ты забыла, мы оба назвали одно и то же место, — грубо начал он. — Увидели его одновременно, словно прочитали мысли друг друга. Для тебя это нисколько не странно? — Для меня все давно закономерно, — не растерялась Исбьорг, хотя не ожидала, что Люцифер выйдет из себя. — Я смирилась. Смирись и ты. Ее каменная невозмутимость была заразительна. Темно-голубые глаза будто источали гипнотический свет. — Если и смирюсь, все равно придется разбираться, — уже сдержанно изрек Люцифер. — Потому мы, собственно, и следуем указаниям сумасшедшего поэта. Исбьорг чуть нахмурилась. — Меня никак не покидает ощущение, что ты замешан. — Замешан в чем? — Знаешь слишком много. Мое среднее имя, хотя оно нигде не светилось. Знаешь латынь, знаешь имя Бога, а ведь их не десяток. Почему именно Тетраграмматон? Люцифер почувствовал внезапное облегчение и даже рассмеялся. Рассказывать о себе было едва ли не самым любимым его занятием, а уж исходящая от Исбьорг инициатива только подогревала непомерное тщеславие. — Я говорил, откуда знаю латынь, разве нет? А вот вопрос про имя Бога интересный, не спорю. Тетраграмматон — имя из каббалы. Знаки на ламене, который мы благополучно оставили на двери квартиры мисс Коул, — также относятся к каббале. — Я ничего не поняла, — покачала головой Исбьорг, прислонившись к чахлому дереву. Похоже, идти дальше без должных объяснений она не собиралась. — Мы имеем дело с каббалой, — заливался соловьем Люцифер, явно наслаждаясь своей эрудированностью. — Если ты сопоставишь все, что мы имеем на сегодня, придешь к очевидному ответу. Белиал, Велиал — все это вариации одного имени одного и того же демона, но их гораздо больше. Велиал — демон из каббалы. Гексаграмма Соломона — из каббалы. Слово «Agla», выбитое на ламене, — из нотарикона, а нотарикон — каббалистический метод шифровки. Засранец, который за нами охотится, судя по всему, очень интересуется этим учением. Он вряд ли выбрал бы другое имя Бога. По лицу Исбьорг трудно было прочитать, поняла ли она что-нибудь, но по долгому молчанию Люцифер заключил, что у нее еще оставались вопросы. — Ты так старался произвести впечатление, а я стала подозревать тебя только сильнее, — наконец высказала Исбьорг. — Твои обширные познания вселяют в меня неуверенность. Вдруг ты связан с сектантами? — Мой дядя похож на сектанта, тут оправдываться не буду, — хмыкнул Люцифер, — но он слишком ленивый для ежедневных походов в Девотийский лес и уж тем более — жертвоприношений. Его привлекает моя лежанка и всякая эзотерическая ерунда, от него я и нахватался. Если бы знал, что эти бесполезные рассказы неожиданно мне пригодятся, слушал бы внимательнее. — Да уж, — задумчиво протянула Исбьорг. — Очень неожиданно. — Никак не поверишь? — Не-а. Я иду с тобой, потому что ничего другого мне не остается. «Ладно», — мысленно согласился Люцифер и жестом предложил упрямой спутнице наконец выдвинуться в путь. Мокрая трава уже успела замочить обоим ноги, а продолжать стыть под проливным дождем было плохой идеей. Тем временем лес густел и быстро погружался во мрак. Из-за обилия ветвей и высоких деревьев небо прослеживалось лишь рваными кусками, так что дневной свет больше напоминал тусклые блики фонарей в глубокой ночи, и потому зрение у Люцифера портилось мгновенно. Исбьорг, хотя и не пришла в восторг оттого, что ее опять схватили за локоть, проигнорировала возникшую внутри неприязнь и все-таки позволила ему цепляться за себя. Сейчас именно она была его глазами. — Слушай, это какая-то болезнь? — неожиданно поинтересовалась Исбьорг, отламывая очередную большую ветку, что перегородила дорогу. — Или ты просто так боишься темноты, что она тебя дезориентирует? — Куриная слепота, — без тени иронии ответил Люцифер. — Врожденный дефект зрения. Ни черта не вижу при плохой освещенности. Как ни странно, он сразу замолчал и даже не попытался перевести сказанное в шутку. Очевидно, эта тема задевала его куда больнее, чем предполагала Исбьорг, или же Люцифер перестраховывался и намеренно не хотел привлекать чужое внимание. Здешние леса всегда были излюбленным местом для собраний сектантов, а другого пути к сгоревшему особняку просто не существовало. Исбьорг оставалось только гадать, каким образом ей удавалось пробираться незамеченной к заброшенному дому несколько лет назад. Почти все воспоминания о прошлой жизни словно украли, а попытки восстановить потерянную память по неизвестной причине приносили только невыносимую боль. — Никого не слышишь? — решила удостовериться Исбьорг. — Дождь разве что, — прошептал Люцифер, подтверждая ее догадку о том, что он всего-навсего соблюдал безопасность и старался не шуметь лишний раз. Но лес и так поглощал любые звуки. Даже шорох опавшей листвы под ногами слабо доносился до ушей, и сама почва была твердой, как мраморный пол. «Она замерзла…» — поняла Исбьорг, стоило ее блуждающему взгляду наткнуться на поднимающийся от земли туман. Крошечные кристаллы льда изредка переливались в блеклом дневном свете, и за плотной дымкой постепенно исчезали частые деревья. Бор будто тонул в молоке, и теперь выбираться отсюда стало почти невозможно. Исбьорг сжала руку Люцифера крепче и выдохнула. Он все еще находился рядом с ней, хотя зрение его по-прежнему подводило. Так странно… неужели из них, двух калек, и впрямь могла получиться сносная команда? «Слепого спасти — раз плюнуть, а если я снова превращусь в одержимую?» — покачала головой Исбьорг, но не стала высказывать свои опасения вслух. В конце концов, она неоднократно предупреждала Люцифера о существующих трудностях и ничего не добилась. Никто не воспринял бы слова городской сумасшедшей всерьез, и в этом была полностью повинна ее мать. «Давай, бунтуй! Бунтуй, чертово отродье! — истерически надрывалась миссис Лэнгхофф на всю округу, когда дочь в очередной раз сбегала из дома с побоями. — Я на тебя, мразоту, управу найду, можешь не сомневаться! А ты чего на меня так смотришь, ну, чего? Сам ее распустил, она мать вообще не слушает! Может, хочешь за ней вслед поскакать, а?» Исбьорг инстинктивно прикрыла ухо рукой, и ее нервный жест от Люцифера не укрылся. Дрожь, вызванная ужасными воспоминаниями, постепенно поднималась от кончиков пальцев до самой макушки. Момент — и в голову поступил еще один болевой импульс. «Отвали! Отвали от меня, психованная! Я что, твоя игрушка?! Марионетка?! Айронсайд совсем охренел — и все из-за тебя! Думаешь, я сломаюсь? Думаешь, если он, наконец, трахнет меня прямо в коридоре школы, я растаю и скажу ему «да»?! Ты меня не знаешь! Я скорее его грохну и тебя за компанию, лишь бы никогда больше не слышать твои бредни о богатстве! Не подходи ко мне!» Вспышка, вопли и тяжелый взмах руки. Первая удавшаяся пощечина. Исбьорг все-таки ударила мать, но вожделенного облегчения не получила. Вместо этого — лишь новые страхи, сильнее предыдущих, а с ними — прилив гордости. За себя, за то, что она наконец преодолела ненавистный рубеж, а может, даже стала чуть смелее. Никто не смел вить из нее веревки, никто не смел принуждать ее ко всяким мерзостям и уж тем более — развлекаться с идиотами вроде Натана Айронсайда. Тогда-то побеги из дома и начали превращаться в традицию. Ежедневные скандалы, алкоголизм мистера Лэнгхоффа, бесконечное отчаяние, затопившее их дом, — Исбьорг погибала, наблюдая, как рушится семейная жизнь и как некогда уважаемый ею отец превращается в безвольное нечто под гнетом нестабильной матери. Она понимала: если останется дома хоть на мгновение — непременно заразится всеобщим безумием, съедет с катушек окончательно, и Саргон никогда ее не спасет. Саргон — тряпка, мать — помешанная, а папа — опустившийся человек, для которого больше не было пути назад. И в городе об этом знали абсолютно все. «О, снова дымим! — весело провозгласил давний приятель Исбьорг, немало удивившись ее появлению в лесу в столь позднее время суток. — Вот уж не думал, что ты придешь. Судя по твоему лицу, у тебя дикие проблемы с предками, да? А я как раз кое-что принес. Взгляни-ка!» Она пустыми глазами уставилась на Скотта и с раздражением отметила, что тот действительно в восторге от своей дурацкой затеи. Впрочем, нарастающую нервозность тут же погасила черная усталость. Сигарета в безвольных руках практически истлела, прежде чем Исбьорг снова сделала небольшую затяжку и откинулась на ствол дерева. «Травка?» «Ага! — с гордостью подтвердил парень. — Не желаешь?» «У меня, конечно, депрессняк, Скотт, и вообще фляга от злости свистит, но я еще в своем уме, — горько ухмыльнулась она. — Прибереги косячок для какой-нибудь безмозглой дуры, пусть хоть до ухода в астрал укурится». «Думаешь, простая сигарка сделает тебя круче?» — возмутился Скотт, совершенно не ожидая, что его широкий жест не оценят. «Я ничего не думаю, дубина. Я даже больше скажу: ни травка, ни сигареты, ни распитие дешевого бухла не превратят тебя ни в гения, ни в пресловутого плейбоя. Я курю, потому что охренеть как хочу вздернуться, а твое присутствие только давит на меня. Свали, ты загораживаешь вид на реку». Исбьорг в гневе не заметила, как подорвалась с места, а потому не сразу поняла, почему Скотт попятился назад. Выглядел парень задетым, хотя явно пытался проявить сочувствие и оправдать в своих глазах ее буйное поведение, но Исбьорг, напротив, не мучили угрызения совести. «Да ты ж утопишься в таком состоянии!» «Ты только что подал мне отличную идею». «Психопатка», — выдавил он напоследок, но все же взял на себя ответственность уйти по ее просьбе. Тогда Скотт понятия не имел, что за ними наблюдал посторонний человек, который своим вмешательством не просто навсегда изменит жизнь Исбьорг, а полностью уничтожит. Не знал он и о том, что его школьная подруга сама жаждала разгромить собственную судьбу, пока это не сделала мать. Тогда-то они и встретились. Исбьорг — намеревавшаяся спрыгнуть в реку с ущелья — и парень на мосту, не допустивший ее глупой смерти. Кто он? Почему она не помнила? — Исбьорг! Почему его лицо всегда скрывала тень? — Что за вечные обмороки… беременная ты, что ли? Ис! Безрезультатно. Он не слышал ее, не оборачивался. Синий свет слепил глаза. — Зимоглядка! Вот ведь… Исчез. Исчез и даже не попрощался. Бросил, как остальные. Забыл. Она ощущала себя словно в полусне. Сознание блуждало между явью и воспоминаниями и, казалось, не могло найти выход из временной ловушки. Что было настоящим, а что — прошлым? Что было выдумкой? Кто же так упорно звал ее, и почему она не двигалась с места? — Не иди в этот лес… — внезапно забормотала Исбьорг. — Не иди у него на поводу, беги… я хочу спасти тебя, хочу выплатить свой долг… тебе не нужно туда идти, правда… все из-за меня, все!.. Но я не знала! Люцифер перехватил ее руки и ужаснулся тому, какими ледяными они оказались на ощупь. Исбьорг продолжала нести невнятную чепуху, дергалась от каждого всхлипа и постепенно переходила на крик. Лес необъяснимым образом оживал вместе с ней. «Дерьмо…» — встрепенулся Люцифер и попытался в последний раз привести напарницу в чувство. — У меня внутри все горит… — вновь заговорила Исбьорг, прежде чем он успел к ней прикоснуться. — Наверное, потому что ты здесь, да? — Ты пугаешь меня похлеще всяких маньяков! — поспешил пожаловаться Люцифер, но все же не сдержал радости в голосе. — Вставай, тут становится небезопасно! Наваждение растворилось. Мир, который затянул ее сознание в себя, наконец пропал или же вовсе слился с реальностью — понять было сложно. Исбьорг видела тот же поросший мхом мост, те же гнилые деревья, безжизненные скалы у реки и даже трухлявое бревно у самой высокой сосны. Нет, это место ни капли не изменилось за много лет — разве что помрачнело, выцвело и постарело. Здесь больше не собирались веселые подростки пятнадцати лет, некому было обсуждать изрядно надоевших взрослых или искать уединения вдали от города. Шумные компании ушли отсюда, а после их заменили целые культы фанатиков, положившие начало массовым похищениям и убийствам. «Надо срочно валить», — озарило Исбьорг, хотя Люцифер уже давно тащил ее за руку прочь из леса. Картина моста и ущелья, стоявшая перед глазами все то время, оказалась простой игрой воображения и распалась на части, едва живот опять полоснула жгучая боль. Люцифер упал на колени. — Ах ты ж!.. — обессиленно прохрипел он, согнувшись пополам. — Так хреново еще не было, а ведь мы почти вышли! — В этом и дело, — Исбьорг опустилась рядом, чувствуя, как стремительно ее покидает энергия. — Похоже, мы приблизились к пункту назначения. Дальше поползем? Люцифер кивнул и с трудом поднялся на ноги, однако вскоре пожалел об опрометчивом решении продолжить путь. С каждым шагом ему становилось только хуже. Холодный пот градом стекал по шее вниз, жутко кружилась голова, а во рту стоял металлический привкус. — Я испытываю этот комплекс ощущений по двадцать раз в неделю, — сочла нужным пояснить Исбьорг, будто ее слова могли хоть немного ободрить. — Выходит, ты такой же ненормальный, как и я. — Дошло, наконец! — нашел силы съязвить Люцифер, однако был благодарен ей за очередное полезное знание, которое снова подтверждало их связь. «Значит, мы оба обладаем чем-то вроде природного радара», — сделал вывод он, и эта странная, но приятная мысль даже подняла ему настроение, несмотря на молниеносно портившееся самочувствие. Дальше все происходило как в тумане. Ощущение ледяных пальцев на запястье, приглушенный шум дождя, едва различимая песнь ветра и он — в самом центре сверкающего водоворота, невесомый, незначительный и крохотный в сравнении с бушующей стихией. Потоками воздуха его уносило все выше, к небу, но тем тяжелее становилось переносить интенсивное давление. Люцифер с ужасом осознавал, что не может ни прекратить звенящий гул в ушах, ни унять пульсацию в голове, ни заставить себя пошевелиться — тело будто впало в кому. Свистящий вихрь кружил его до тех пор, пока не свалил на сырую, жесткую землю, а затем растаял в сумрачной тиши. Полноценно дышать давалось с трудом — отбитые кости ребер ныли, а кожа под колючим свитером горела, как на костре. Приятные ощущения оставляла лишь мокрая трава, щекотавшая руки и лицо, — и то холод капель дождя быстро пробирался под одежду, так что Люцифер недолго валялся пластом. — Твою-то мать! — он взбудораженно подскочил на четвереньки и вновь едва не рухнул в грязь от слабости. — Ис, ты здесь?! — Да не ори ты, — надтреснуто отозвалась Исбьорг и неожиданно испустила прерывистый вздох. Люцифер опасливо обернулся на звук. — Ничего не сломала? — он подполз к ней. — Я не видел тебя рядом… Она медленно покачала головой и показала ему свои содранные в кровь ладони. Очевидно, ее падение оказалось менее удачным — синяки на теле хотя бы не требовали оказания первой помощи. «Теряю хватку, — огорчился Люцифер. — Раньше я с собой в любой поход брал аптечку… а!» Исбьорг терпеливо ждала, пока он что-то искал в своей неизменной сумке, и даже немного удивилась, когда ее руки начали аккуратно полоскать водой из бутылки. В тот момент Люцифер ужасно напомнил ей Саргона, и она машинально отвела взгляд. Думать о брате сейчас было совершенно не время. — Лучше, чем ничего, — подытожил Люцифер и промокнул ее расцарапанные ладони платком. — Прости, бинтов у меня нет. Постарайся ни к чему не прикасаться. Вместо благодарности Исбьорг лишь сухо кивнула. Сейчас ее больше интересовало, как они перенеслись на такое далекое от моста расстояние и мгновенно очутились около сгоревшего особняка — места, до которого было весьма непросто добраться. «Я ведь искала его… — не понимала Исбьорг. — Я выходила на это поле, но кроме кучи прогнивших досок ничего не видела». Небольшая опушка ничуть не изменилась за последние несколько лет. Старинный деревянный дом, некогда красовавшийся посреди луга, высокой травы и кустарников вдоль примятой колесами дорожки, давно снесли, чтобы у городских детишек не возникало мыслей лазать где не следует. А теперь фамильный особняк вновь вырос словно из-под земли, и Исбьорг начала подозревать, что их не только переместили с одного края света в другой, но и вырвали из настоящего времени. — Слышал об инциденте с компанией подростков? — спросила она Люцифера, хотя очень не хотела ворошить тягостное прошлое. — Двое выжили, а остальных покромсали на тряпки. Полиция виновника так и не нашла. Единственное, что они сделали, — внесли интерьер в этот лес: разнесли домик, где все и произошло, в щепки. — Не слышал, но то, о чем ты говоришь, кажется мне ужасно знакомым, — не на шутку удивился Люцифер и оглянулся назад — туда, где сейчас царственно возвышался особняк, целый и невредимый. — Он не выглядит разрушенным! Исбьорг слабо кивнула, но разъяснять что-либо не торопилась. Зря она вообще заикнулась об истории, которую всегда избегала обсуждать. Стоило задуматься хоть на минуту о тех трагических смертях, как у нее начинала жутко болеть голова и безостановочно мелькало в глазах. Свет, тень, кровь, снова и снова — вот что преследовало Исбьорг на протяжении долгих лет, из-за чего спокойный сон превратился в неминуемую пытку, а лекарства лишь продлевали время кошмаров. «Тебе так хочется удрать от меня, скандинавка? — настигали ее слова Натана Айронсайда каждый раз, когда она засыпала. — Не лги себе, я-то знаю, что ты кайф словила, когда я тебе сиськи намял. Я же не виноват, что нас прервали! Мы можем продолжить в любой момент. Нет? А ну, вернись сюда, сука!» Тяжелая одышка, сип, свист выкидного ножа и следом — нервно-истерический девичий смех. Айронсайд называет ее психопаткой и трусливо убегает, а Исбьорг заливается еще громче, пока удушливый кашель не сдавливает горло. Она никогда не забудет его идиотское выражение лица, его вопли и плаксивые жалобы учителям, но этот паршивый риск будет стоить ей целой жизни. Чьей же — Исбьорг так и не вспомнила. Герой из ее снов не обрел имя ни спустя неделю после смерти родителей, ни спустя год, ни спустя семь мучительных лет, проведенных в полусознательном состоянии. Память о нем превратилась в нелепую фантазию. Человека, который не раз спасал ее жизнь, врачи и полиция воспринимали как выдумку, ведь Исбьорг уже тогда считалась психически нездоровой девочкой, подвергшейся издевательствам сверстников, а главное — нападкам собственной матери. «Место, где все началось… — неустанно вертелось в голове. — Неужели нас унесло на семь лет назад? И если в записке говорилось обо мне и Люцифере, означает ли это, что он тоже был здесь?» Спрашивать о своих догадках Исбьорг не стала, иначе пришлось бы выложить все, о чем она молчала и что утаила даже от родного брата. Ее бы не поняли. А Люциферу хватало и других проблем. — Выглядишь неважно. «Еще бы», — помрачнела она, представляя, какое, должно быть, беспомощное и жалкое зрелище сейчас собой являет. Люцифер, однако, нисколько не издевался. То, что творилось с Исбьорг уже на протяжении получаса, логично объяснялось здешней атмосферой смерти и гниения. Каждой клеточкой тела он чувствовал, как по мере приближения к старому дому мягкое давление мало-помалу становится жестче, а кожу начинает знакомо покалывать, но продолжал идти напролом. Его не смутил ни запах разложения, ни неестественное свечение вокруг ветхого особняка, ни спертый воздух над их головами. Люциферу в одно мгновение пришлось признать: существовали вопросы, на которые ответить никто был не в силах. Он мог лишь надеяться, что этот будто вырванный из временного пространства дом откроет хотя бы часть потаенных секретов, напрямую связанных с его давно забытой жизнью. Но какой ценой? — Сбавь ход. Люцифер озадаченно обернулся и лишь сейчас понял, что Исбьорг еле поспевает за таким быстрым шагом, поминутно хватаясь за бок от боли. — Тебе всегда плохо, когда мы навещаем обители зла, — утвердительно проговорил он. — Я чувствую только легкое недомогание. Почему? Она покачала головой и вовсе остановилась. Идти дальше, превращая каждую минуту своего пребывания здесь в пытку, было немыслимо. Малейшее продвижение вперед — и ей овладевали настолько чудовищные видения, что хотелось, не задумываясь, повернуть обратно и забиться в самый дальний угол, куда не доберется никто. «Прятки закончились, моя дорогая, — доносилось зловещее шипение отовсюду. — Бежать бесполезно, потому что я так или иначе заполучу вас обоих». Бархатистый смех слился с сухим шелестом травы. Исбьорг полулежала на земле, неосознанно вцепившись в Люцифера и стоически сдерживаясь от крика. Она знала, что подобралась к истине вплотную, но уже не вполне понимала, нуждалась ли в правде, причинявшей только мучительную боль. — Я хочу назад… — шептала она обрывавшимся голосом. — Но мы не вернемся, потому что… этого времени… больше не существует… — О чем ты говоришь? — взволновался Люцифер. — Что значит «этого времени больше не существует»? Нас закинуло в прошлое? Вместо вразумительного ответа Исбьорг запрокинула голову назад и задрожала, как струнка. Лес, до сего момента мирно почивавший, вдруг угрожающе зашевелился и наполнился массой непонятных звуков, от которых Люциферу стало совсем не по себе. Он не впервые сталкивался с опасностями, но ему еще никогда не доводилось встревать в дела, где он бы сражался против невидимого врага или спасал девушек от неизвестных болезней. Исбьорг явно утаила какую-то очень важную мелочь, и у нее наверняка были на это не менее серьезные причины. Разве Люцифер мог повернуть назад, по уши увязнув в трясине таких фантастических событий? У них уже не оставалось выбора — лишь пробивать путь до конца. — Мы выясним природу твоих припадков, — вдохновенно пообещал он, вновь поднимая полуживую Исбьорг на руки. — Если нужно, я и экзорциста к тебе из Ватикана притащу, потому что с твоими внутренностями совершенно точно все в порядке. Блин, я заговорил как маньяк… атмосфера подходящая. Но Исбьорг, даже если и слышала его бормотания под нос, не просыпалась. Она не видела, как над ними сгущались тени, как пропадала заросшая дорожка, и не чувствовала, как вокруг уплотняется воздух. В мыслях бесконечно крутилось неразличимое нечто, а из миллиона голосов ярко выделялся только один. Он звал ее к себе и постепенно приближался, но чем сильнее Исбьорг проникалась этим богатым, чистым тембром, тем отчетливее ощущала раскрывавшиеся на своем теле кровавые язвы. «Ты не достойна боли, девочка, — сладко шептал чарующий голос. — Отринь ее, не сопротивляйся. Прими меня, как принял он, и больше не придется отчаянно страдать по любому пустяку, не придется искать правду». — Ты засунул нас туда, где никого не должно быть… — хрипела она, а по лицу скатывались слезы. — Я не спасла его тогда и не спасу сейчас, хотя предлагала взять себя вместо него. Ты забрал обоих. Я проклята. Он проклят. «Проклят или одарен? — продолжал вести диалог неизвестный. — Нам дано выбирать. Добро и зло — зыбкие понятия. Даже убийство порой находит достойное оправдание, и скоро ты убедишься, что не так далека от того, кого ненавидишь». — Я не виновата… — всхлипывала она. — Я не хотела, чтобы это коснулось еще кого-нибудь… — Ис! — Я только хотела помочь, хотела, чтобы он выжил… — Это ты следоку расскажешь, а я лично и так тебе верю! — пытался встряхнуть ее Люцифер, надеясь, что она слышит его слова. — Если ты меня здесь одного оставишь, я сгину, как твой предыдущий горе-друг! — Я… — запнулась Исбьорг и сжала кулаки. — Да, ты! Ты единственная знаешь, что тут происходит! Так уж и быть, поведешь меня под своим началом! Зимоглядка! Люцифер почти не сомневался, что она стояла одной ногой в реальности, но была неспособна побороть тяжелый сон, неистово цепляясь за гнетущее чувство вины. Возможно, в своих фантазиях Исбьорг видела, как спасает безымянного парня или хотя бы из последних сил старается ему помочь, и Люциферу не следовало будить ее, но он больше не мог смотреть. Непрекращающиеся слезы и жалобные всхлипы вызывали в нем тягостную неловкость и настороженность. «Врачей вызванивать бесполезно, — сразу отмел он, казалось бы, самый разумный вариант. — Если мы действительно в другом мире, тут и связь наверняка дохлая, и не выпустит нас никто, пока не использует по назначению. Знать бы еще, что у нас за назначение…» Стены старого особняка заскрипели на ветру, будто в напоминание о себе и об истинной цели прихода сюда. Люцифер, предчувствуя близкую беду, внимательно огляделся и обнаружил, что тропа, по которой он шел все это время, испарилась, а лес, казавшийся таким далеким, буквально подпирал его со спины. Из-за деревьев сочился густой мрак, но спасать Люцифера от слепоты было некому. Тогда-то он понял: этот дьявольский дом слишком долго ждал уготованные ему жертвы и, безусловно, не собирался упускать шанс полакомиться новоявленными глупцами. Колючие ветви уже царапали плечи, путь к отступлению стерли. К выходу вела только одна дорога. — Чтоб тебя!.. — нервно плюнул Люцифер и, сделав глубокий вдох, с разбегу влетел в массивную дверь. Проржавевшие петли оглушительно скрипнули, а затем пространство заполонила умиротворенная тишина, поглощавшая даже звуки дождя за разбитыми окнами. Все, что слышал Люцифер, — бешеное биение своего сердца. Страх темноты вышел на передний план.