Последнее КИНО Ли Мин Хо

Снизу звонят Саша с Кешей, и Паша отправляется за корейцами, пока Леша с Колей разбираются с сумками. — Оба-на! Это еще кто? — делает восхищенную стойку проститутка возле минивэна при появлении Мин Хо с бодигардом. — Да у вас тут свой самовар, мальчики… — Он из корейской индустрии развлечений, — терпеливо, как малому ребенку, разъясняет Паша. — У них там почти все так выглядят. — Эвона! Если они дают, то я прям завидую тамошним извращенцам, кудряво живут. А если не дают, то сочувствую… Ну, ладно, с ним все ясно. А с вами-то что не так, парни? — У меня ипотека, — говорит Кеша, забираясь на переднее сиденье, — и, вообще, плохая переносимость большинства антибиотиков. Остальные и вовсе даже не находят нужным объясняться по данному вопросу. — Считайте, что мужская солидарность, — не желая быть грубым с дамой, примирительно произносит Леша. — Студенты! Во как надо отмазываться! — одобрительно кивает интердевочка. — Культура, ёптэ! — Заткните уже эту шалаву кто-нибудь, — рычит Николай Владимирович. — Что, папочка, сам планы имеешь?.. — начинает борзеть потаскушка. — Я сщас ей въ…бу! — почти взрывается Николай Владимирович. — И совсем не в привычном для нее смысле! — А я уже почти и не сомневаюсь, — ухмыляется приблудная шалава и умильно косится на высокого корейца. — Нет, но мне уже интересно, что вы с ним делать собираетесь?.. У-ти, божечки, как смотрит-то, сладенький… Леша рассказывает как есть. Шалава ухмыляется еще шире: — Цой? Из этого кексика? Х…я се! Сравнили хрен с пальцем! — и сочувственно подмигивает «кексику». — Ну, удачи вам в полезном начинании. — Переведи! — уверенно требует Мин Хо. — Нет, — отрезает Паша. — Да брось! После всего, что между нами было? И потом, основную мысль я уже, кажется, начинаю улавливать. Ну? Что там эта женщина говорит? — Ничего, что стоило бы внимания, — стоит насмерть Людоед, всем своим видом давая понять, что тема закрыта. Я знаю — мое дерево завтра может сломать школьник, Я знаю — мое дерево скоро оставит меня, Но, пока оно есть, я всегда рядом с ним. Мне с ним радостно, мне с ним больно. Мне кажется, что это мой мир, Мне кажется, что это мой сын. — Ну, как хочешь, — пожимает плечами Мин Хо, втихаря строя коварные планы на чудодейственные свойства крепкого местного алкоголя. Саша садится за руль, одновременно успевая забронировать по телефону столик в ресторане. Проститутка вдруг вспоминает, что ей будут нужны кое-какие личные вещи и уносится на пять минут в неизвестном направлении. Компания начинает грузиться в минивэн, а Мин Хо замечает, что спортивная сумка в руках Николая Владимировича доверху набита купюрами и удивленно приподнимает брови: — А я-то думал, мы в цивилизованной стране. Паша, спроси его, зачем нам этот мешок с деньгами. Паша, не подумавши, на автомате переводит вопрос и на следующие три минуты зависает над формулировкой перевода для любознательного азиата после ворчливого Колиного: — Ты, бл… голову включать не пробовал? Мы ближайшие дни на этой гробовозке на какой скорости и в каком состоянии, по-твоему, собираемся перемещаться? Трезвыми и на разрешенной? Зачем нам столько денег… — Дорогой Николай Владимирович, я в это средство передвижения не сяду, пока вы мне в красках не опишите все его преимущества и недостатки, — улыбается Леша. Коля не выспался, устал, не в духе, не настроен на шутливый треп. Где твой мундир, генерал… — Лезь молча, старый хрен. — Ну вот почему ты иногда такой пид…рас, а? — Потому что кругом одни идиоты! Где там ваша бл…ь? Проститутка лихо запрыгивает в машину и занимает место напротив Ли Мин Хо. Машина трогается. Покачиваясь в такт движению и блудливо поглядывая на корейца, шалава с сексуальной хрипотцой напевает: Когда я вижу, как ты заходишь, Малыш, ты меня заводишь, Когда ты смотришь так серьезно… — Заткнись! — дружно взвиваются мужики. — Я тя щас из фургона выкину, — грозится Коля. — Но не могу, не могу, извини, не могу… — щурясь, как кот на сметану, тянет интердевочка. — Только не пой! — взвывают парни, большинство из которых обладает развитым музыкальным слухом. Коля тихо звереет. Будучи озвученным, мероприятие в глазах старшего поколения стремительно теряет всю свою привлекательность. Уже заранее жалко печень и время, потраченное на молодые мировоззренческие откровения, предсказуемые до каждой паузы, драматической или технической. Николай Владимирович чувствует себя старым и циничным. Как эта еб…нутая шалава. Кореец начинает ему нравиться. Есть откуда-то в товарище Ли цоевская лиричность, которую не сыграть и не подделать. И Коля хочет это КИНО и этот проект. И ему самому перед собой неловко, с какой юной страстностью хочет этого старый циник, находясь в трезвом уме и твердой памяти. Как там этот узкоглазый говорит? «Ащщ»? Ну, да, полный ащщ… Расскажи мне историю этого мира, Удивись количеству прожитых лет, Расскажи, каково быть Мишенью в тире. У меня есть вопрос, на который Ты не дашь мне ответ. Коля перехватывает понимающий взгляд Леши и раздраженно отворачивается к окну. Твоего понимания еще не хватало, лысый пень… Надо накатить, и отпустит. В ресторане накатили, и понеслась.С сейшена на бессмысленную пьянку, с бессмысленной пьянки на философские посиделки, с философских посиделок на сейшен, и по новой. День первый. Мы вышли из дома, Когда во всех окнах Погасли огни, Один за одним, Мы видели, как уезжает Последний трамвай. Ездят такси, Но нам нечем платить, И нам незачем ехать, Мы гуляем одни, На нашем кассетнике Кончилась пленка, смотай. С ребятами из рок-группы, к которой, собственно и ехали, они познакомились. Ли Мин Хо они очень нравятся. — И что, ими никто не занимается? — наивно спрашивает он. — Ну, кто-нибудь будет, наверное, со временем, — пожимает плечами Алексей Анатольевич. — Но ведь классная группа. — Базаришь. Одни из лучших, — кивает Леша. — Я их даже нужным людям рекомендовал как-то. — И? — И никак. Не сошлись по условиям контракта. Заявили, что они не собираются изображать клоунов, что столько денег, сколько остается им по контракту, они и сами заработают и прочее. Послали потенциального продюсера на три советских и уехали. Теперь сами по себе. — Но ведь на них столько денег можно заработать! Просто гениальные! — удивляется Мин Хо. — Не то слово! Но никто с ними возиться не будет. Иногда легче сделать деньги из воздуха, чем заработать на чем-то действительно стоящем. В том виде, в котором они сейчас существуют, они никому не нужны — неформат. — Может, было бы разумнее пересмотреть ваши представления о «формате»? Если сделать из них «формат», разве они не станут менее индивидуальными и интересными? — Возможно, — соглашается Леша, уже теряя нить разговора. — Вот такой парадокс, когда пробиваться приходится не благодаря таланту, а вопреки. — Почему вы тогда сами их не возьмете? — А мне они зачем? Я этим не занимаюсь. Но если они добьются успеха, честное слово, я буду счастлив. — А они добьются? — Мне почем знать, — пожимает плечами Леша. — Поживем — увидим… Война — дело молодых, Лекарство против морщин. — А Цой? — вдруг интересуется Мин Хо. — Он тоже был «неформат»? — Да, в общем, почти все рокеры того поколения были неформат, — замечает Леша. — Как, впрочем, любой рок в любой стране тогда. Это же как движение протеста было. — Ага, — «просыпается» Саша, — только в большинстве стран, если перегнуть палку с протестом, то ставили крест только на карьере. А в Советском Союзе и по меньшему поводу можно было огрести реальный тюремный срок. — Поэтому сейчас рок никому не интересен, — ухмыляется Коля. — Люди потеряли надежду увидеть, как нас расстреляют за пару бездарных песенок. — Не бездарных, — спокойно возражает Паша. — Это смотря на чей вкус, — в тон ему отвечает Коля. — Это правда? — ежится Мин Хо. — Как же вы тогда жили? Ты смотришь назад, Но что ты можешь вернуть назад. Друзья один за одним превратились в машины. И ты уже знаешь, Что это судьба поколений, И если ты можешь бежать, То это твой плюс. — Лучше, чем сейчас, — улыбается Леша. — Настолько, что некоторые сломались после того, как стали разрешенными и востребованными. Когда не с чем бороться, протест, знаешь ли, мельчает или вовсе теряет смысл. Это, брат, целая культура накрылась медным тазом. Стало безопасно и неинтересно. В каждом из нас спит волк, В каждом из нас спит зверь, Я слышу его рычанье, когда танцую. В каждом из нас что-то есть, Но я не могу взять в толк, Почему мы стоим, а места вокруг нас пустуют. — Как безопасный секс, да, мальчики? Не те ощущения?.. — как поручику Ржевскому, надо все опошлить Ляле. — Ну, не чокаясь… И чего вы так скисли-то? Найдем мы новые поводы протестовать, выпивать и закусывать. Тоску прям нагоняете, молодежь… Музыка волн, музыка ветра. Кто из вас вспомнит о тех, кто сбился с дороги? Кто из вас вспомнит о тех, кто смеялся и пел? Кто из вас вспомнит, чувствуя холод приклада, Музыку волн, музыку ветра? День второй. Видели ночь, Гуляли всю ночь до утра. День третий. Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда, Обернулся — и не смог разглядеть следы. За четыре дня до отъезда. А дни идут чередом — день едим, а три пьем, И в общем весело живем, хотя и дождь за окном. Паша берет пронзительно звонящий телефон и искренне, хорошо отработанными фразами сообщает корейскому менеджеру со съемочной командой городские ориентиры и подробный адрес, где их найти и, наконец, долгожданно воссоединиться. Все равно по этому адресу через пару часов их уже не будет. Нехай ищут ветра в поле. Созвонимся, посокрушаемся и опять выразим искреннее желание скорого воссоединения. Зайди в телефонную будку, Скажи, чтоб закрыли дверь В квартире твоей, Сними свою обувь - Мы будем ходить босиком. Есть сигареты, спички, Бутылка вина, и она Поможет нам ждать, Поможет поверить, Что все спят, И мы здесь вдвоем. Видели ночь, Гуляли всю ночь до утра. Компания уже непонятно какая по счету и по составу, адрес забывается сразу после озвучивания. А никому и не интересно. В том состоянии, в котором они пребывают, все люди братья, а «мой адрес — не дом и не улица». Мы встретились чисто случайно, Я даже не помню, где. Вероятность второй нашей встречи Равна нулю. Кому-то в голову приходит внятная мысль ознакомиться с работами Ли Мин Хо. Не вопрос — осуществимо незамедлительно при современных технологиях. Мин Хо закономерно ожидает комментариев и дипломатических одобрений. Но культурные петербуржцы лишь сдержанно хмыкают, если в это самое время не ржут и не тычут в экран пальцами, требуя быстрее менять эпизоды. Его спутники из Москвы реагируют более сдержанно, подбадривающе пихая его в бока на самых слюнявых моментах карьеры. Он ждет большего оживления от «Городского охотника». Оживление возникает, но довольно вялое. Парни просто одобрительно чокаются бутылками на понравившихся кадрах, не снижая скорости просмотра — перематывают нещадно. И вообще, думает Мин Хо, почему-то ведут себя так, как могли бы вести себя… друзья. А не коллеги или руководители проекта, старающиеся заманить в него звезду. И от этого… некомфортно. Очень. Ему не восемнадцать лет — он не хочет фиг знает откуда взявшихся дружеских чувств, он не хочет потом скучать по чужим людям и чужой стране. Он понимает, что вся эта иллюзия развеется, стоит им вернуться в Москву. Он просто хочет отработать и уехать. Не печалься, гляди веселей. И я вернусь домой — Со щитом, а, может быть, на щите, В серебре, а, может быть, в нищете Но как можно скорей. К счастью, впадать в печальные размышления не позволяют ни время, ни обстоятельства. Погнали в рок-клуб на выступление полюбившейся им группы, а потом на банкет, на котором отмечался первый подписанный теми тур по окрестным городам и селам. Музыканты радостно и обильно запивают это знаменательное событие спиртным, называя Мин Хо и Кешу своими талисманами (Иннокентия они до этого прихватывали на переговоры, поскольку тот, не первый год занимая должность менеджера при заезжих звездах, всяко лучше них мог сформулировать райдер и прочитать договор). Утром, когда группа уже оперативно умотала на свои первые, пусть и не звездные, но настоящие гастроли, обнаруживается, что те в качестве талисмана прихватили с собой и не оказавшего достойного сопротивления Иннокентия. Спасибо, Господи! Что не Ли Мин Хо… Но Кешу надо было выручать. — Я не могу ехать, — упирается Ляля, — мой паспорт у сутенера. Без него я в другие города не поеду. Я возвращаюсь. Отправляются выкупать паспорт Ляли. Сутенер изображает неподкупность ровно до тех пор, пока Коля с Пашей не пускают в ход собственные весомые аргументы. По дороге Ляля с полчаса смотрит на свой паспорт так, словно давно с ним не виделась. — Господин Ли, можно я в своем резюме на сайте укажу, что являюсь высококлассной шлюхой, на которую Ли Мин Хо в России потратил все деньги спонсоров? — наконец проникновенно выдает она. Паша оторопело хлопает на нее глазами — совсем охренела?.. Ляля заразительно смеется: — Чё зассали? Шучу я, шучу, мальчики… Расслабьтесь, — и бережно убирает документ в сумку. Минивэн несется на почти безостановочных зверских скоростях. Паша сменяет за рулем Колю, Коля сменяет за рулем Пашу. Саша попеременно с Мин Хо, с их длинными ногами, на протяжении всей дороги пяткой придерживают вываливающуюся дверцу бардачка, который распирает от оставшейся налички. Нагоняют «бременских музыкантов» только на второй день бешеной гонки к вечеру. Приходится снова отстоять концерт и отсидеть банкет, к концу которого уже довольно смутно припоминается цель поездки. К счастью, для этого есть Ляля. Музыканты выдавать Кешу за просто так не согласны. Но в ходе длительных переговоров, взвесив за и против, прикинув преимущества дополнительных опций субститута, решаются обменять Кешу, уже практически бездыханного и бесполезного от непрекращающейся попойки, на проститутку Лялю. От нее всяко больше пользы будет. — А она справится? — заплетающимся языком выражает сомнение Иннокентий. Все с надеждой смотрят на Лялю. Ляля самоуверенно пожимает плечами: — Всего и делов — уметь договариваться с людьми и следить, чтобы никто не трахал бесплатно. Ничего нового, кроме спектра услуг и перераспределения профессиональных функций. Русские фыркают так выразительно, что Мин Хо, наплевав на приличия, снова требует перевести. А после безответственного пашиного перевода неожиданно констатирует: — И то правда. Универсальный закон выживания в любом хоть как-то социально структурированном сообществе. И да, про хрен с пальцем было очень образно, Ляля. Спасибо, Хе Джун. — Сдается мне, господа, — хмыкает немного смущенный комментарием корейца Леша, — нам, определенно, пора возвращаться в Москву. Миссия, кажется, даже перевыполнена… — Ты, сука, трезвый, что ли? — возмущается Коля. — Уже целый час как, — подтверждает Леша. — Тяжелый случай, — сокрушенно вздыхает Саша и откупоривает еще бутылочку. Пристроив приблудную шалаву Лялю к честному труду (менеджером в малоизвестной рок-группе), тепло попрощались и на всех парах помчались обратно в Питер к стоптавшей все ноги и проглядевшей все глаза съемочной бригаде и корейскому менеджеру Су Ману. С утра было пиво и снег за окном, Мне было легко покидать чужой дом… «Усё, кина не будет», — успевает промелькнуть в голове у Паши на очередном собственноручно заложенном головокружительном вираже. Если Кира и придет навестить его в больницу, то только для того, чтобы добить больничной уткой. Из милосердия.