Home, Sweet Home

      Каждый год к Рождеству Лондон, словно по мановению волшебной палочки, преображался. Уже к концу ноября улицы, площади, витрины магазинов и рестораны были одеты в самые удивительные платья из гирлянд и всевозможных рождественских игрушек. Город был украшен тысячами огней, повсюду красовались вывески рождественских ярмарок и фестивалей.       Жители Лондона уже поставили в своих домах елки, наполнявшие комнаты восхитительным хвойным запахом и радовавшие глаз своей красотой и пышным убранством из различных игрушек и гирлянд. Помимо елок, дома украсили веточки остролиста и омелы, а также детские чулки, в которых юные хозяева мечтали найти подарки в рождественское утро.       Весь город пропитывала радостная атмосфера сладкого ожидания. Несмотря на всеобщий ажиотаж, Майкрофт Холмс чувствовать лишь раздражение. Мужчина искренне ненавидел Рождество со всеми его весельем, подарками, празднествами и прочими атрибутами.       До появления в его жизни Джейн Майкрофт всегда справлял Рождество в одиночестве, устроившись в кресле с бокалом виски. Всеобщий ажиотаж не затрагивал его, наступление праздников не меняло в жизни мужчины совершенно ничего: он даже дом не украшал к Рождеству.       Однако Джейн, переехав к Холмсу, сразу же постаралась это исправить. Теперь каждый год в их доме загоралось множество огней, в гостиной стояла высокая елка с пушистыми ветвями, тянущаяся до самого потолка, украшенная игрушками и гирляндами, которые однажды Парк почти целый день выбирала в канун Рождества.       Парк не настаивала на громком празднестве и множестве гостей, однако никогда не уступала Майкрофту, если тот пытался уговорить ее обойтись без украшений. Джейн сама наряжала дом, обходя каждую комнату и привнося в нее частичку праздника. Порой ей-таки удавалось привлечь Холмса, однако после этого Парк выслушивала длинную шуточную тираду о том, какой она тиран и деспот.       Джейн также готовила рождественский ужин, против которого Майкрофт ничего не имел (что, впрочем, не так уж и странно). Она крутилась на кухне, производя сложные махинации с различными блюдами и в конце концов накрывала на стол. Холмс всегда работал в Рождество, не считая праздник поводом для отдыха, но никогда не пропускал рождественский ужин с Парк. Они садились за стол вдвоем, отделенные от всего мира и наслаждающиеся компанией друг друга, и, вспоминая первое, проведенное вместе Рождество, приступали к ужину…

***

      — Ты ведь не обижаешься на меня, правда? — Марта счастливо крутилась у зеркала, разглядывая красивое красное платье чуть ниже колена, и, казалось, почти не обращала внимания не сидевшую позади нее, на кровати, сестру. Вопрос явно был задан из некой вежливости, ранее Марте не свойственной, и не имел под собой цели узнать истинное мнение Джейн, а потому девушка покачала головой и сказала:       — Не волнуйся, мы с Алеком справим Рождество и без тебя. Надеюсь, вы с Джеймсом хорошо проведете время, — Марта кивнула и радостно улыбнулась. Джейн никогда раньше не видела свою сестру такой счастливой. Каждый раз, возвращаясь домой после очередной встречи с Джеймсом, Марта словно светилась изнутри. Она улыбалась, смеялась, шутила, и создавалось ощущение, что от той, старой Марты, несколько грубой и до ужаса себялюбивой, не осталось и следа. Парк была искренне рада за сестру, сумевшую найти человека, готового ради нее на все и делающего ее такой по-настоящему счастливой.       — Кстати, удивлена, что Майкрофт не позвал тебя, — вдруг заметила Марта и, встретив рассерженный и недоуменный взгляд Джейн, добавила: — Уже все в округе знают, что ты ему нравишься. Как и он тебе, прошу заметить. Только вы все ведете себя, как школьники.       — Перестань, Марта, это все неправда, — щеки Парк покрылись румянцем. — Вовсе я ему не нравлюсь. Мы вообще почти два месяца не виделись, с чего ему приглашать меня отметить вместе Рождество… — голос Джейн скатился до шепота, а затем и вовсе стих. Девушка опустила голову и зажмурилась, словно пытаясь избавиться от воспоминаний о мужчине, так часто являвшегося ей во снах.       — Как знаешь, — Марта пожала плечами. — Но учти, Джейни, если продолжишь себя так вести, потеряешь его.       — Ты говоришь это, потому что я твоя сестра или потому что он безумно богат?       — Хм, — старшая Парк сделала вид, что задумалась, и после нескольких секунд молчания с самым серьезным видом, который только могла принять, ответила: — Второе. Ибо если что, у меня есть еще Алекс.       Джейн кинула в сестру подушкой и, посмотрев на часы и улыбнувшись, сказала:       — Иди уже, а то опоздаешь, и твой принц сбежит, пока будет возможность.       Марта закатила глаза и вышла из комнаты в коридор, где накинула на себя пальто и надела сапоги. Попрощавшись с сестрой и пожелав ей счастливого Рождества, девушка покинула квартиру, радостно напевая какую-то песенку.       Оставшись в гордом одиночестве, Джейн вздохнула, улыбнулась самой себе и ушла на кухню. Александра дома не было, он вышел в магазин, и Парк решила начать накрывать на стол. Рождественский ужин был почти готов, оставалось только запечь курицу вместо традиционной индейки.       Джейн включила небольшой телевизор, который Марта пару дней назад перенесла из гостиной в кухню, и принялась за готовку. Шла какая-то новогодняя передача, но Парк не обращала на нее внимания.       Как только девушка поставила курицу в духовку, раздался звонок в дверь. Джейн вышла в коридор и открыла. На пороге стоял Алекс с довольно большим пакетом в руках. Каштановые волосы, как и куртка парня, были покрыты снегом, который уже начал таять. Юноша явно был не в восторге от начавшегося снегопада, а потому морщился и тихо ругал снег на чем свет стоит.       Джейн улыбнулась, забрала у брата пакет и отнесла на кухню. Сняв куртку и ботинки, Александр последовал за сестрой. Он остановился в дверях кухни и замялся, словно не решаясь сделать шаг. Парк обернулась и с удивлением посмотрела на брата, а затем просто сказала:       — Выкладывай.       — Джейн, можно я справлю Рождество с друзьями? — Алекс резко опустил голову, не сумев посмотреть сестре в глаза, и теперь рассматривал старый, потрескавшийся пол.       — Я так много всего приготовила, — рассеянно проговорила Джейн. — Это ведь семейный праздник.       — Марта празднует со своим ухажером, — «веско» заметил парень. — Пожалуйста, Джейн, ты ведь моя самая любимая сестренка! — Александр поднял голову, легко улыбнулся, подошел к сестре и крепко обнял ее.       — Хорошо, иди, только выпусти меня, — Парк потрепала брата по макушке и нежно улыбнулась.       — Ты не обидишься?       — Нет. Иди, пока не передумала, — у девушки никогда не получалась роль строгой старшей сестры. Она очень сильно любила брата и была готова простить ему любую шалость, а потому в детстве, когда Александр вытворял что-нибудь, что злило маму или Марту, Джейн всегда вставала на его защиту. У них сложились крепкие доверительные отношения, и со временем Алек перестал спрашивать разрешения на что-либо у Марты, старавшейся держать брата в ежовых рукавицах, и стал всегда сразу обращаться к «Джейни», зная, что сестра никогда ему не откажет.       — Спасибо! — Алекс чмокнул Джейн в щеку, а затем, наспех надев ботинки и схватив куртку, выскочил из квартиры.       Девушка сама не понимала, отчего чувствовала себя так рассеянно. Ее словно бросил весь мир, оставил одну, и притом так неожиданно, что Джейн, казалось, могла захлебнуться в неоправданно-огромном количестве воздуха в квартире. Она чувствовала себя выброшенной на берег рыбой: беспомощной и растерянной, совершенно никому ненужной и одинокой.       Парк вытащила купленные братом продукты из пакета и убрала их. Праздновать Рождество в одиночестве ей, конечно, совершенно не хотелось, но выбора у девушки не было. Когда курица была готова, Джейн поставила ее на стол, достала из холодильника салаты и села на один из неудобных старых стульев с постоянно ломающимися ножками и неудобными жесткими спинками. Парк положила в тарелку куриную ножку и немного салата и, увеличив громкость на телевизоре, вместе с какими-то фальшиво улыбающимися и произносящими бессмысленную, призванную воодушевить людей чушь знаменитостями встретила Рождество.       Затем, послушав речь королевы и громко поздравив саму себя, Джейн убрала со стола и, налив себе бокал вина (всего второй в ее жизни!) начала распаковывать подарки, оставленные Мартой и Алексом под маленькой елкой в гостиной. Марта подарила сестре набор косметики. Парк усмехнулась: она никогда не пользовалась косметикой, и сестра, конечно, знала это и всегда старалась исправить. Марта пыталась заставить Джейн «выглядеть как девушка, а не чернорабочий», но все ее попытки были тщетны и не увенчались успехом.       Коробочка Алекса была значительно меньше. В ней Парк нашла красивую открытку, в которой прочла искреннее поздравление, и красивый золотой кулон в форме сердечка. Джейн широко открытыми глазами смотрела на украшение, понимая, каких трудов стоило Александру купить его. Он ведь наверняка нашел себе работу, но не сказал сестрам, чтобы избежать лишних вопросов, а затем копил деньги, собирая Джейн и Марте (в чем Парк не сомневалась) на подарок.       Девушка нежно улыбнулась, пообещав себе поблагодарить брата и не забыв отвесить ему подзатыльник за такие траты, и надела кулон. Джейн аккуратно убрала подарок Марты, выбросила упаковки и вернулась в гостиную, решив почитать, раз уж она осталась одна, и совершенно неожиданно для себя увидела под елкой еще один, лишний подарок. Подарки, которые она приготовила Марте и Алеку лежали нетронутыми, те, что ее брат и сестра приготовили друг другу, — тоже, однако один подарок выбивался из общей картины.       Джейн подошла к елке, увешанной старыми игрушками, которые, казалось, были раз в десять старше Парк, и взяла подарок. Это была большая коробка, обернутая дорогой красно-зеленой бумагой. Догадаться, от кого подарок, было нетрудно, как и понять то, что он предназначался ей, однако девушка и вправду два месяца не видела Майкрофта и даже не говорила с ним, а потому она ума приложить не могла, как Холмс оставил подарок у них в гостиной. И Джейн отчего-то была уверена, что без Марты тут не обошлось…       Открыв коробку, девушка увидела игральную шахматную доску и сами шахматы. Конечно, Майкрофт догадался о ее увлечении. Парк разглядывала изящные фигурки из обсидиана и не могла поверить, что держит в руках такое сокровище. Джейн знала, сколько стоят хорошие шахматы, и знала, что за такую цену можно было бы купить целую квартиру, а потому не могла сдержать удивления. Она аккуратно сложила шахматы, взяла телефон и набрала номер Майкрофта. Раздалось несколько гудков, а затем трубку подняли.       — Спасибо за подарок, — сразу сказала Джейн, а после, затаив дыхание, ждала ответа.       — Рад, что тебе они тебе понравились.       — Как Вы… справляете Рождество?       — Я на работе, Джейн, — просто произнес Майкрофт, словно объясняя что-то ребенку.       — Как же можно работать в Рождество? — искренне удивилась Парк.       — Я не люблю Рождество, — терпеливо сказал Холмс. Джейн закусила губу, а затем неожиданно для самой себя предложила:       — Если хотите, приезжайте ко мне. Марта и Алек ушли, а я одна дома… можете приехать.       Он не ответил. Раздались протяжные гудки. Джейн отложила телефон и упала на диван, прикрыв глаза и прошептав: «Дура». Несколько минут Парк просто лежала на диване, мысленно ругая себя за такое смелое предложение Майкрофту, а потом встала, взяла книгу, чтобы отвлечься, и, вернувшись на диван, приступила к чтению.       Прошло примерно полтора часа, прежде чем раздался настойчивый звонок в дверь. Джейн вздрогнула и пошла открывать. Девушка думала, что вернулся Алек, потому что именно он обычно не щадил звонок, однако ошиблась. На пороге, в дорогом черном костюме в тонкую белую полоску стоял Майкрофт Холмс. Он выглядел, как и всегда, бесстрастно и холодно, но что-то в нем изменилось, словно появилась частичка тепла, предназначенная, впрочем, только ей, только Джейн.       Парк с удивлением глядела на мужчину и чувствовала, как загораются ее щеки румянцем смущения. Она пропустила Майкрофта в квартиру, робко улыбнувшись, и закрыла за ним дверь.       — Ты, кажется, звала меня, — Джейн посмотрела в стальные глаза и отметила, что в них появилась новая, тёплая искра. Парк покачала головой, напомнив себе, что вино вредно, и, посмотрев на Холмса, тихо, едва различимо сказала:       — Я рада, что Вы пришли.       Они прошли на кухню. Джейн предложила Майкрофту сесть за стол, поставила перед ним тарелку и, положив в неё салаты, поставила курицу греться. Девушка выглядела такой милой, несколько смущенной и… «домашней», что Холмс не смог сдержать почти незаметной улыбки, которую сразу скрыл, как только Парк повернулась к нему.       — Ты хорошо готовишь, — Майкрофт не умел вести обычные повседневные беседы и делал это крайне редко, а потому совершенно не знал, о чем говорить с Джейн.       — Мы с Мартой готовили вместе.       Воцарилось молчание, длившееся несколько довольно долгих минут. Парк вдруг с удивительной ясностью осознала, что они с мужчиной — совершенно разные люди: им было не о чем поговорить, у них даже не было общих интересов. Понимание этого ударило в голову девушки неожиданно-сильной, пьянящей волной. Джейн опустила голову, с трудом сдержав подступившие к глазам слезы. Она не знала, зачем пригласила Майкрофта к себе, не знала, как себя с ним вести, и не имела ни малейшего понятия о том, что ей следует говорить. Парк только знала, что они совершенно разные, совершенно непохожие друг на друга и не подходящие друг другу люди. И это знание больно ранило ее.       — Ты в порядке? — голос Майкрофта, раздавшийся так внезапно, заставил Джейн вздрогнуть и поднять на него грустный взгляд.       — Да, просто… задумалась, — выждав несколько секунд, за которые она пыталась собраться с мыслями, Парк выпалила: — Зачем Вы приехали?       Вопрос поставил Майкрофта в тупик. Если бы только он сам знал… Холмс ненавидел чего-то не знать, ненавидел больше всего на свете, но обо всем, что касалось его чувств к Джейн Парк, он не знал решительно ничего. С детства мужчина привык быть сдержанным и скупым на эмоции, привык скрывать свои истинные чувства и со временем и сам поверил в то, что у него их нет, однако все изменилось, когда он встретил ее… такую обычную, скучную, ничем не примечательную девушку, запавшую ему в душу, в существовании которой сомневался каждый, кто знал Майкрофта. Холмс чувствовал себя мальчишкой рядом с ней: так же неуверенно и робко, словно впервые общался с понравившейся ему девчонкой. Она была такой простой и в то же время такой необыкновенной из-за своей эмоциональности и искренности, что он не мог отказаться от возможности быть рядом с ней, хоть и совсем немного и редко.       — Не хочу, чтобы ты справляла Рождество одна, — наконец ответил Майкрофт. Джейн с недоверием посмотрела ему в глаза, словно подумала, что ей послышалось.              Они провели вместе весь оставшийся день, вечер и даже ночь. Они просто разговаривали, играли в шахматы, даже смотрели телевизор… Джейн украдкой любовалась Майкрофтом и чувствовала безмерную благодарность за то, что он не оставил ее одну в Рождество — ее любимый праздник. Парк наслаждалась обществом Холмса, редкими случайными прикосновениями, интересными беседами на самые различные темы. Она чувствовала себя ребёнком, маленькой девочкой, которую взял под опеку взрослый, умный человек, готовый защитить ее от всего мира, и это ощущение пьянило, сводило с ума и безумно сильно нравилось ей.       Неожиданно на один вечер границы между ними стёрлись. Все, что казалось нереальным и недостижимым было претворено в жизнь, все, что, казалось, разнило их, вдруг оказалось несущественным и неважным, стерлось из их памяти, не оставив и следа тревоги и волнения. Они были счастливы. От бесконечных бесед, переходящих в игру в шахматы. Майкрофт один раз позволил себе поддаться, за что получил недовольный взгляд, полный обиды за неуверенность в силах Джейн.       Это было их первое совместное Рождество, и каждому оно запомнилось тёплой и уютной домашней атмосферой, искренними и бесконечно долгими разговорами и волшебной искрой, зажегшейся в сердцах Джейн и Майкрофта.