Breaking through the atmosphere

Чуть дыша от волнения, Гарри стоял в дверях гаража, перебирая пальцами подол платья. Сердце не просто учащенно билось — трепетало от предвкушения. Он знал, что Луи его поймет. Знал, что Луи увидит его, но не мог просто так ворваться в этот счастливый миг. Гарри словно обрел нечто давно утерянное и теперь ему нужна была лишняя секунда, прежде чем он смог бы поделиться этим с возлюбленным — глоток воздуха перед погружением в чарующий океан. Чтобы привлечь внимание Луи, Гарри тихо кашлянул. Он мог бы сказать: «Это я» или «Привет», но от возбуждения не смог произнести ни слова. В этот миг речь казалась чем-то диковинным, а вот собственное дыхание звучало громко, как далекая песнь китов. Луи взглянул на него рассеянно, даже немного устало, но всё изменилось в мгновение ока, когда он осознал, что глаза его не обманывают. Теперь в его взгляде ясно читалось восхищение — зрачки двигались вверх и вниз, влево и вправо. Он пытался рассмотреть Гарри, как следует, не упустив ни одной детали, вновь и вновь возвращался к тому, что уже увидел, чтобы лучше запомнить. Гарри напоминал красивую фигурку, сделанную талантливым мастером игрушечных дел. Гарри не сдержался и медленно повернулся в одну сторону, потом — в другую, демонстрируя платье. Ему хотелось показать всё: и крохотные цветочки на ткани, и воздушный, летящий подол, и тонкое кружево, создающее эффект легкости. Но ещё больше ему хотелось показать себя. Он тоже был легким и воздушным. – Матерь божья, – медленно прошептал Луи, не отводя глаз, и покачал головой, словно всё ещё не мог поверить в то, что увидел. – Матерь божья. – Что ты думаешь? – с волнением спросил Гарри, вновь цепляясь руками в подол. – Думаю, это единственный раз, когда у меня встал на девушку, – проговорил Луи, как завороженный. Гарри захихикал, с наслаждением ощущая, как грудную клетку приятно щекочет счастье, и медленно подошел ближе. Полулежащий на неразобранной постели Луи мягко притянул его к себе на колени, с удовольствием забираясь руками под подол платья. Это было чарующее прикосновение — он мог легко трогать его, не нужно было расстегивать штаны или просовывать ладони под ремень, и платье по-прежнему продолжало мягко струиться по ногам. Несколько минут Луи просто щупал его, наблюдая за тем, как Гарри меняется в лице, быстро возбуждаясь. Никогда Гарри не чувствовал себя таким разнузданным. Подол платья порхал, точно крылья бабочки, когда он торопливо опускался на Луи, и если бы Гарри мог сфокусировать взгляд, это зрелище загипнотизировало бы его. Жар, блуждающий по телу, казался живым и диким. Луи контролировал его, словно умелый кузнец, и Гарри, как податливое изделие, обретал в его руках форму. Раньше он, действительно, был бесформенным — просто груда необработанного металла. Сейчас Гарри чувствовал себя красивым. Он кончил быстрее, чем Луи, полностью растворяясь в изумительном моменте наслаждения. Некоторое время он ещё продолжал рвано опускаться на член Луи, полностью выпуская из себя жаркое томление, пока не ощутил, как Томлинсон похлопал его по бедрам, с удовольствием выдыхая. – Ты такой красивый, – тихо пробормотал Луи, рассматривая Гарри снизу вверх. Когда Луи говорил так, у Гарри не было никаких причин не верить. Пусть сейчас он был взмокшим, растрепанным, покрасневшим, и его прекрасное платье измялось и перепачкалось семенем, Гарри ощущал себя самым прекрасным существом на земле. И самым-самым счастливым. – Правда? – растроганно спросил Гарри, не отводя взгляда от чарующих голубых глаз. Он ещё ни разу не видел океан, но был уверен, что именно так и должны выглядеть его неспокойные воды. – Да, – кивнул Луи, на миг сплетая их пальцы. Это был короткий, тихий миг, на всю жизнь отпечатавшийся в голове Гарри сладостным воспоминанием. Нет, на самом деле Гарри не нужны были ни океаны, ни просторы, ни вершины, ни глубины, пока он мог видеть Луи, ощущать шершавое тепло его ласковых ладоней, слышать его шелковый смех. Луи потянулся за косяком — Гарри пришлось аккуратно приподняться, выпуская его обмякший член из себя. Ощущение пустоты накатило волной, и Гарри поспешил устроиться рядом с Томлинсоном. Он старался не обращать внимание на неприятную липкость по всему телу. Подол платья измазался спермой спереди и сзади, и ему пришлось немного сдвинуть его в сторону, чтобы не отвлекаться. – Слушай, Луи, – Гарри осторожно устроил ладонь на груди Луи, наблюдая за тем, как его парень с наслаждением затягивается. – Я практически ничего не помню из того, что было позавчера ночью. – Мм, – протянул Луи и откинул голову, медленно выпуская дым. – Я тоже. Не было похоже, что он сожалеет об этом. Луи казался расслабленным и очень довольным. Таким он всегда был после секса, а теперь и после травки. Гарри не был уверен, что доволен этим, хотя ему нравилось видеть Луи счастливым. В последнее время он улыбался всё реже и реже — слишком много забот навалилось с тех пор, как Джоанна и Марк решили, что у них «непримиримые разногласия». – Мне совсем не понравилось, – честно признался Гарри и слегка приподнял голову, чтобы видеть лицо Луи. – Мне вчера было плохо весь день, и к тому же... – Малыш, ты просто переборщил, – сказал Луи, ласково погладив Гарри по затылку. Движение было успокаивающим и каким-то естественным — Томлинсон всегда дарил ему умиротворение своими прикосновениями. – Мы оба переборщили. Надо было остановиться на тех таблах, что мы приняли в клубе, и не пить столько, – размеренно объяснил он. – Всё хорошо в меру. Это моя вина — я слишком увлекся, потому что употребил вместе с тобой. Захотелось показать тебе, как это бывает. Будто они говорили о кислых конфетах, после которых слегка пощипывал язык. Гарри любил экспериментировать вместе с Луи, но обычно это не заканчивалось тем, что он лежал на полу, в холле, рискуя захлебнуться собственной рвотой. Похоже, это было то, что Гарри должен принять во взрослой жизни. То, что принимать совершенно не хотелось, потому что сладкий туман удовольствия был обманчив — за ним прятались острые камни, о которые легко можно пораниться. – Прости, но я не уверен, что хочу повторять это снова, даже немного, – Гарри трусливо прислонился щекой к груди Луи, боясь, что Томлинсон может над ним посмеяться. Абсолютно необоснованный страх, потому что он никогда не смеялся — всегда воспринимал всё, что происходило с Гарри, серьезно. – Было... любопытно, но я люблю быть с тобой рядом и осознавать всё, что происходит. Это была одна из тех фраз, после которых Джулс говорил, что с Гарри ужасно скучно. Возможно, он был прав, и Гарри, действительно, не являл собой эталон веселья. Он лишь надеялся, что Луи это устраивает. Что его любовь сильнее желания веселиться. – Ты просто чудо, Гарри! – с чувством воскликнул Луи, слегка повернувшись, чтобы сжать его в объятиях. – Как же я люблю тебя. – Правда, любишь? – спросил Гарри. Видеть лицо Луи перед собой было так же прекрасно, как ощущать его объятия. – Люблю, – Луи нежно поцеловал его в губы. Он держал одну руку на весу, чтобы не выпускать косячок. Остаток дня они провели вместе. С детства они почти не расставались и — о, удивление! — у них до сих пор находились темы для разговоров, не сводящиеся к воспоминаниям. Каждый момент друг с другом казался стоящим того, чтобы его прожить. Гарри разглядывал гараж, как в первый раз, и ему всё нравилось — красочные постеры, легкий беспорядок, необработанные стены, напоминающие о том, что это изначально нежилое помещение. Живым гараж делал Луи. Он всё делал живым. Гарри хорошо помнил, как страдал, пока Томлинсон не появился в его жизни — он сразу привнес в его жизнь яркие краски. Он сделал его существование жизнью. Постепенно Гарри перестал ощущать стыд и неловкость, когда одалживал из гардероба Джеммы очередное платье. Джемма не перезвонила. Она не собиралась возвращаться. Эти чудесные, очаровательные платья не были нужны ей так же, как не был нужен Гарри, как не была нужна мама, как не был нужен этот печальный, угрюмый дом со скрипучими половицами и паутиной по углам пустых комнат. Готовясь к вечеру в компании друзей, Гарри сомневался, стоит ли надевать платье. Ему хотелось покрасоваться, выйти в свет нарядным, но он побаивался реакции приятелей. Обычно их с Луи не задирали, но Гарри подозревал — это лишь потому что они давние знакомые. Какие-то другие педики не пришлись бы им по душе, тем более, иногда друзья позволяли себе шутки, которые Гарри не очень нравилось слышать. Прекрасное платье нежно-голубого цвета так и осталось висеть в гардеробе. Гарри ощутил легкую досаду, но всё-таки спустился вниз по лестнице, радуя себя мыслью, что вечер и без того пройдет замечательно. В гостиной по-прежнему тосковала мама. Она почти не ела, из-за чего некогда красивая одежда висела на ней, как лохмотья. Теперь ей всегда было холодно, так что Гарри взял с кресла большой клетчатый плед и расстелил у Энн на коленях, аккуратно заправляя по краям, чтобы не пропускать воздух. Грудь прожгли обида и боль. Хотелось не просто жить с мамой в одном доме, но и разговаривать. Ощущать её любовь. Не быть пустым местом — очередным предметом мебели, на который она не обращала внимание. Тут и зазвонил телефон. Джемма! Ну, наконец-то! Гарри немедленно сорвался с места, чуть не поскользнувшись на полу, стремительно подбежал к телефону, стоящему в холле на высокой тумбе, снял трубку с рычажков и торопливо поднес её к уху, тяжело дыша от волнения. Боже, неужели это, наконец, случилось? Неужели сейчас он услышит голос сестры? Неужели сейчас он ей всё-всё расскажет? – Да? Алло? Алло? – поспешно спросил он, прислушиваясь к шороху в трубке. Сестра звонила из-за границы, поэтому связь всегда была не очень хорошая, и приходилось старательно прислушиваться, чтобы не пропустить ни единого её слова. – Гарри? – уточнил какой-то незнакомец степенным голосом диктора. – Привет, Гарри! Это папа. Трубка чуть не выскользнула из в миг повлажневших рук. Внутри Гарри всё обмерло — он ощутил, как вместе с треском несовершенной телефонной связи в уши проникает легкий стук — биение его собственного пульса. С каждой секундой он становился громче и громче, отрезая Гарри от остального мира. Он выдохнул тяжело, пытаясь понять, что услышал мгновение назад. Нет, этого просто не может быть! Дес не звонил — никогда не звонил. Он не звонил ни разу за все эти годы. Не мог позвонить и сейчас. – Гарри? – настойчиво допытывался незнакомец. – Гарри! Ты меня слышишь? Гарри! – Его нет. До свидания, – опомнившись, ответил Гарри и швырнул трубку на рычажки с такой силой, будто держал в руках ядовитую кобру. Ладони предательски дрожали. Раздался пронзительный звон — такой громкий, словно звонарь Собора Парижской Богоматери совсем разошелся. Мама закряхтела из гостиной, мучительно скривившись от назойливого шума. – Извини, я не специально, – быстро проговорил Гарри, плотнее запахнул теплую рубашку и торопливо вышел из дома. Он боялся, что Дес позвонит снова. Удивительное дело, но снаружи Луи не было, хотя обычно он всегда поджидал Гарри под окнами, медленно прохаживаясь взад-вперед и смоля сигарету. Гарри немного попрыгал на месте, стараясь согреться, прежде чем услышал, как открываются двери гаража. Луи шел к нему быстрым шагом, заложив руки в карманы, и его хмурое лицо прояснялось по мере того, как он приближался. – Прости, что заставил ждать, малыш, – Луи бегло поцеловал его в губы и слабо похлопал по плечам, чтобы согреть. Сразу стало приятно и тепло — это чувство зародилось в груди и быстро распространилось по всему телу. – Марк и мама ругались почти полтора часа — пришлось успокаивать девчонок. Сердце сжалось от боли. Гарри не слишком хорошо помнил развод родителей, а вот его последствия отпечатались в сознании навсегда. Он любил сестер Луи так же сильно, как Джемму, и совсем не хотел, чтобы они пережили тот же кошмар, что и он когда-то. – Как девочки? – спросил Гарри с искренним беспокойством. – Может, не стоило оставлять их одних? Мы могли бы поиграть вместе с ними в настольные игры... – Сейчас с ними Лотти, – мягко ответил Луи и внимательно посмотрел Гарри в глаза. – У тебя что-то случилось, милый? Сердце Гарри снова ухнуло вниз. Всего на миг он забыл про Деса, но теперь, стоило ему вспомнить, руки вновь затряслись. – Звонил папа, – проговорил Гарри, покосившись на свои ноги. Гарри не знал, как объяснить свои ощущения. Он сказал: «Звонил папа», будто это всё объясняло. Но Луи прекрасно его понял, потому что нежно погладил по щеке и приподнял лицо Гарри вверх, чтобы посмотреть в глаза. – Да? – ласково уточнил Луи, успокаивающе-мягко перебирая волосы Гарри пальцами. – Что он сказал? – Ничего, – ответил Гарри, зачем-то оттягивая край рубашки, хотя обычно ему не нравилось мусолить свою одежду. – Я повесил трубку. Думаешь, я глупо поступил и надо было поговорить с ним? Он искренне надеялся, что Луи скажет: «Нет». – Нет, – отрезал Луи и даже ударил ногой по земле, выпуская волну невесть откуда взявшегося раздражения. – Вот, что я тебе скажу, Гарри: пошел он к черту. Столько лет от него не было вестей, и тут вдруг он объявился, и ты должен, как собачка, бежать за ним? Как же, – Томлинсон вновь приподнял лицо Стайлса за подбородок, заставляя глядеть на себя. – Если бы позвонил мой папаша, я бы тоже повесил трубку. Но перед этим послал бы его куда подальше. Мой настоящий отец — это Марк, – заявил он, покосившись в сторону дома. – Он воспитывал меня, заботился... никогда не делал различий между мной и девочками. Сейчас у них с мамой трудные времена, но он хороший человек. – Жаль, в жизни моей мамы так и не появился хороший человек, – грустно улыбнулся Гарри, и тоже посмотрел в сторону дома Луи — он всегда казался ему уютнее и теплее. В нем было больше людей. Больше детей. В нем жила кошка. В нем позволяли шуметь, играть и бегать, не ругались, когда что-то ломалось. В этом доме всегда были всем рады. А ещё Джоанна никогда не отстранялась от своих близких — не пила вино, кутаясь в плед, сидя в кресле в гостиной. И мужчина из этого дома не уходил, до недавнего времени. – Пойдем? – спросил Гарри, беря Луи под руку. – Мы уже опаздываем. Джулс, наверное, снова на нас рассердится. – Знаешь, пусть сегодня ребята веселятся без нас, – сказал Луи, мягко толкнув Гарри плечом, и бегло поцеловал его в щеку. – Давай просто погуляем с тобой. Только ты и я. Ты и я, представляешь? Гарри расплылся в улыбке — это он представлял себе прекрасно. Для него весь мир состоял лишь из него и Луи. Всё остальное просто не имело значения, всё остальное приносило боль и обжигало холодом. Только Луи дарил ему счастье, только Луи дарил ему любовь. Они веселились до самой ночи, наслаждаясь бесконечным внимание друг друга, и, прощаясь на крыльце дома Стайлсов, Луи оставил на губах Гарри практически целомудренный поцелуй.