Свинья

На четвертый день нахождения в больнице Брюс понял, что начинает сходить с ума. Снова. Его разум вернулся в прежнее цинично-саркастичное состояние, а окружающий медперсонал оказался совсем не готов к такого рода экстремальным ситуациям. Робертсон довел до белого каления всех вокруг и самого себя, хотя и внутренне поклялся, что с прежними замашками покончено. Так дальше продолжаться просто не могло! В этой бело-голубой преисподней он не обладал той властью, которой щедро пользовался вне её. Для того, чтобы вытребовать выписку, ему пришлось подключить все свое животное обаяние. "Роббо" позвонил Мэри и слезно убедил ее в том, что лечение стоит продолжить дома, ведь там ему и стены помогают. Мэри, конечно, спрашивала в ответ, все ли с ним в порядке и достаточно ли хорошо он себя чувствует. Он усмехался и говорил, что все хорошо. Поверила ли она ему? Конечно! Разве Брюс не водил за нос самого доктора Росси?! Обмануть милую женщину с небесно-голубыми глазами было гораздо проще, чем психиатра со стажем. Выписка Брюса здорово походила на побег. Он быстро собрал свои вещи, лежащие на видных местах, побросал их в спортивную сумку и ретировался из палаты. Часть его туалетных принадлежностей, он знал, осталась лежать в прикроватной тумбочке, но это уже не имело ни малейшего значения. По большому счету, "Роббо" наплевал даже на больничные документы, которые следовало подписать. Настолько он рвался на воздух! Настолько горел желанием пересмотреть все свои приоритеты в жизни! В кои-то-веки, по прошествии очень долгого времени после ухода жены, Брюс не чувствовал себя одиноким. Дома Робертсона ждали Мэри и Оуэн. Белобрысый мальчишка носился по дому с пластиковой моделью самолёта, а женщина хлопотала на кухне. Аппетитный аромат, доносящийся из духового шкафа, говорил о том, что там готовился пирог с яблоками. Брюс не стал входить на кухню, а лишь устало оперся о косяк двери, наблюдая за блондинкой в переднике. Он не мог вспомнить, когда успел отдать Мэри ключи от своего дома. Собственно говоря, он очень многое не мог вспомнить из того, что с ним происходило. Ему казалось, что больше половины его жизни прошло во мраке. - Привет! - Брюс хрипло поздоровался и вошел на кухню. В глаза бросались чистота и уют: не было грязной посуды и ужасающего количества бутылок, пол и, кажется, даже занавески на окнах были помыты. - Я, наверное, ошибся дверью, да? Это явно не мой дом и не моя кухня. - Привет, - блондинка порывисто повернулась к хозяину дома, развязывая передник и широко улыбаясь. - Мы с Оуэном хотели сделать Вам сюрприз, Брюс. Это определенно Ваш дом, просто... Белобрысый мальчуган подбежал к матери и вжался в её юбку лицом. Он всё еще немного стеснялся Робертсона и это, наверное, было естественной реакцией. Покойный отец мальчика - Колин - выглядел куда более безобидным, чем Брюс. - Я просто чуть-чуть приготовила его к возвращению хозяина. Проходите и мойте руки, Брюс! Пирог почти совсем готов, будем завтракать. "Роббо" покорно прошёл в ванную, украдкой вытирая тыльной стороной ладони увлажнившиеся глаза. Ни к чему было видеть Мэри эти слезы. Брюс твёрдо решил больше не вспоминать о бывшей жене и дочери, но память услужливо подкидывала те куски воспоминаний, в которых у них ещё всё было хорошо. Бороться с самим собой оказалось куда сложнее и больнее, чем просто начистить рыло кому-нибудь из эдинбургской братвы. Но кто сказал, что жеребцу Робертсону это не под силу?! Какое-то тёплое и сладкое ощущение в груди смутно подсказывало Брюсу, что теперь в его жизни будет нечто, ради чего стоит бороться. Даже с самим собой.