POV CHRIS
Все тело ныло от многочисленных ударов, что оно перетерпело на очередной встрече с Якудзами. Рассеченная губа болезненно пульсировала, заставляя морщиться каждый раз, когда я проходился по ней языком, слизывая кровь. Несколько ссадин на разбитой скуле и над бровью горели огнем. Выдавить из себя обадривающую улыбку стоило больших усилий, но пристальный взгляд друга, в котором яснее ясного читалась безграничная вина за отсутствие на потасовке, вызывал острое желание всечь и ему, но остатки здравого смысла подсказывали, что на сегодня с меня хватит. Я сидел на диване, пока Вильям прощался со своей блондинкой, от их нежностей тянуло блевать, и я старался как можно реже смотреть в их сторону. Именно из-за нее сегодня мы потерпели позорное поражение, именно она, лежа на коленках Магнуссона, упрашивала его прекратить постоянные разборки с Якудзами, именно ее он в конце концов послушался, и именно из-за его отсутствия мы сегодня получили знатной пизды. Я крепко сжал руки в кулаки из-за злости. —Блять, Магнуссон, кончайте, — вспыхиваю я, и Магнуссон слушается, выставляя испуганную блондинку за дверь. Пенетратор возвращается ко мне уже с аптечкой и помогает обрабатывать раны. — Разумнее было бы поехать в больницу, тебе нехило досталось, — я не могу сдержать кривую ироничную усмешку. Друг предугадывает мою последующую реплику и больно прижигает одну из ссадин, отчего я с силой сжимаю зубы, а пальцы рьяно впиваются в диван. — Я должен сказать тебе спасибо, Магнуссон, в каком-то роде это твоя заслуга, — и снова тот виноватый взгляд, от которого я презрительно морщусь. Держу пари, он брал уроки у своей мерзкой подружки. Блять, каким же несносным долбоебом она делает его. Слабым и нежным, сука. Если любовь именно так воздействует на людей, то я благодарен, что ей нет места в моей жизни. Вокруг миллионы девушек на любой вкус, каждый день можно пробовать новое, а он зациклился на ничем непримечательной блондинке с завышенной самооценкой и острым языком, которая, казалось бы, глубоко ненавидела его вначале, но была готова расстелиться перед ним уже после первого же свидания. Сатре омерзительна. Из кожи вон лезет, чтобы показаться умнее и рассудительнее остальных, но на деле обычная тупая пизда с плоской задницей и тусклыми блондинистыми волосами. — Заткнись, Крис, такого больше не повторится, — отстраненно проговорил брюнет, собирая лекарства обратно в ящик. Я подошел к столу и налил себе немного виски, чтобы успокоиться и предотвратить разгорающийся конфликт между Вильямом и мной, не хватало только потерять друга из-за этой сучки. — Прекращай быть верным псом Сатре, мне нужен мой друг. — Прекращай быть конченным ебанатом, который никак не может повзрослеть. Серьезно, Шистад, ты действительно думаешь, что парни пострадали из-за меня? Пошевели, блять, мозгами, и пойми наконец, что если бы ты не провоцировал Якудз, они давно забыли бы про нас, — чаша терпения переполнилась, я мгновенно оказался около друга, грубо отталкивая его в стену. — Ты совсем ебанулся со своейСатре? Якудзы бы забыли про нас? Они разбили машину Томасу на прошлой неделе, пытались изнасиловать девушку Марка. Вылезай из своего пряничного домика и бросай ебанушкуСатре, ты нам нужен, — я держу брюнета за футболку и ядовито выплевываю каждое слово, губа начинает ныть, но злоба и ярость затмевают боль. Я всматриваюсь в лицо Магнуссона в надежде отыскать прежнего друга, но когда я опускаюсь до прямых оскорблений предмета его влюбленности, кулак Вильяма встречается с моим лицом, и я отступаю на несколько шагов назад, опираюсь на диван, чтобы удержаться на ногах. Кровь с новой силой хлестнула из губы и брови, в глазах плыло, я никак не мог сфокусироваться на Пенетраторе. — Я не хотел этого, Крис, но ты должен следить за своим языком. Она моя девушка. — Да пошел ты на хуй, Магнуссон. Я забираю толстовку и вылетаю из дома, закуриваю сразу же, как только оказываюсь на улице. Порция никотина не успокаивает. В висках пульсирует из-за напряжения. Стиснув зубы, прокручиваю в голове произошедшее. И признаю себя виноватым. Вильям был абсолютно прав в том, что Пенетраторам доставалось из-за меня. Надо было меньше иметь девушек Якудз, не бросать им откровенных вызовов, но сука. Я не могу жить иначе и, честно говоря, мне глубоко плевать, что из-за моих выходок страдают другие. Большие мальчики сами должны понимать, во что они ввязываются. Пути назад нет, хоть раз выступив против Якудз, ты не можешь отступить. И уж не знаю, что наплела тупица-СатреМагнуссону, но у него могут быть большие проблемы, мстить за трусость ему начнут не только Якудзы, но и свои. От воспоминаний о блондинке мое лицо искривилось в гримасе отвращения. Хочется набить кому-нибудь ебало, а после хорошо потрахаться. Вот мой несложный план на остаток этой бурной ночи. Сажусь в Audiи бросаю мимолетный взгляд на окно Магнуссона. Он внимательно смотрит на меня, и я одобрительно киваю. Пошла на хуй, Сатре, наша дружба терпела и не такое.***
Ассорти запахов в клубе вызывает тошноту, но я быстро привыкаю к этой вони. Меня моментально узнают, рядом уже вертится пьяная брюнетка, несексуально виляющая бедрами, от нее разит дешевыми духами и табаком, я тихо шепчу ей на ухо, что найду ее позже, но искать подобную легкодоступную шлюху не входило в мои планы, меня волнует нечто поинтересней. В глаза бросается рыжеволосая девушка, что сдержанно танцевала в центре танцпола. Приближаясь, я все яснее осознаю, что знаю ее, и когда вдыхаю кокосовый запах ее волос, широко улыбаюсь и наклоняюсь к уху, горячо выдыхая ее сладкое имя: —Э-ва. По спине пробегают приятные мурашки, когда рыжеволосая оборачивается, ее изумрудные глаза наполнены искренним удивлением, должно быть, из-за кровавого месива на моем лице. Приглушенный свет прожекторов играет мне наруку, но и его вполне хватает, чтобы Эва взволнованно охнула. Громкая музыка не дает ей говорить, и после нескольких попыток задать вопрос, Эва не выдерживает и уводит меня на улицу. Острый ветер беспощадно щиплет ссадины, но я стараюсь выглядеть как можно невозмутимей, когда Мун не может найти себе место. Разглядывает мое лицо и сильно закусывает нижнюю губу из-за жалости, ну нет, Мун, если хочешь пожалеть, могу предложить способ многим эффективней. —Когда ты приехала? Почему не позвонила? — я достаю сигарету, чтобы закурить, но Эва выдергивает ее из моих рук и выбрасывает в сторону. Все еще злится, сладкая. — Ты доходчиво объяснил мне в прошлый раз, что тебе плевать на меня, я и решила не ставить тебя в известность, — дерзит. У тебя есть на это право, милая. Но заявление о том, что мне плевать на тебя —чистая правда. А признание Мун было абсолютной глупостью, из-за которой я долго не оставлю ее в покое, пока вдоволь не наиграюсь. — И, тем не менее, я все равно нашел свою игрушку. —Крис, что с твоим лицом? — аккуратно поворачивает за подбородок и внимательно осматривает каждую ссадину. Заботливо и нежно, и я вижу, как в ее глазах собираются слезы, ей больно. И я ликую от этих теплых чувств Мун по отношению ко мне. Девочка сходит с ума от меня, глупая девочка, у которой не осталось даже сил оспаривать то, что она моя игрушка и принадлежит только мне. —Мун, только не рыдай. Уедем? Она молча кивает, и мы садимся в машину, едем по направлению к дому Мун. Сегодня я нашел свое успокоительное.***
Я не заметил, когда для Мун наш регулярный пятничный секс перерос в нечто большее и значительное. Мне нравилось быть с ней, нравилось трахать ее, нравились ее яркие волосы и нравилась ее безграничная любовь ко мне, что поселилась в ее чувственном и неопытном сердце. Нравилось, как она болтлива, когда пьяна, и с какой искренностью она признается мне в своих чувствах. Нравилось ее смущение на следующий день, когда она вспоминала детали прошлой ночи. Нравились ее выразительные изумрудные глаза, нравилась сумасшедшинка, что скрывалась в них и которую мог пробудить только я. Нравилось играть с ее чувствами, нравилось разбивать ее сердце, развлекаясь с другими, нравилось заставлять ее тело дрожать одним мимолетным прикосновением. Мун— моя любимая игрушка, послушная и покорная. И то, что она никак не может противостоять мне, вызывает у меня неподдельный восторг. Плачет, много пьет, постоянно курит, почти не ест, но никакими своими страданиями не может заглушить любовь к такому мудаку, как Крис Шистад. А мне плевать на нее и на то, как она изводит себя, любая игрушка заменима, Мун не исключение. Я не твой прекрасный принц, красавица, но это не мои проблемы, что ты никак не можешь понять это. Пользуюсь, пока ты сама позволяешь, никакого принуждения, никакого шантажа, я чист, и то, с какой злобой просят твои подружки не прикасаться к тебе, вызывает у меня истерический смех. Эва молчала всю дорогу, отвернувшись к окну, умело избегала разговора, отвечала сухо и односложно. Я сильно задел ее на нашей прошлой встрече, но даже несмотря на это она все равно едет помогать мне зализывать раны. Открывает дверь в дом и пропускает меня, я включаю свет и усаживаюсь на диван, освобождаясь от толстовки. Мун возвращается ко мне с аптечкой, собирает волосы в высокий хвост и внимательно осматривает лицо, обрабатывает раны бережно и нежно, никакого сравнения с криворуким Вильямом. —Мун, — обхватываю ее тонкое запястье, заставляя обратить внимание на себя. Она бросает испуганный взгляд и поспешно убирает лекарства обратно, останавливаясь у кухонной тумбы и замирая. На что ты рассчитываешь, Э-ва? На извинения? —Крис, я устала. Устала от игр, устала быть твоей марионеткой, устала терпеть тебя, устала, устала, устала… — плечи Мун дрожат, голос трясется, а на моих губах играет улыбка победителя. Очередной срыв Мун. Я подхожу к ней сзади и притягиваю к себе за талию, зарываясь носом в мягкие волосы, она вздрагивает от горячего дыхания, обжигающего ее чувствительную кожу. Невесомо провожу пальцами по ее рукам. — Посмотри на меня, Эва, — слушается и оборачивается, я поднимаю ее лицо за подбородок, заставляя смотреть в глаза, она с трудом сдерживает слезы. Когда я должен осознать, что я полный мудак, и перестать мучить бедную девочку? Не сегодня. Бережно вытираю слезу, скатывающую по щеке рыжеволосой, и осторожно накрываю ее губы своими. Мокрый поцелуй из-за бесконечного потока слез Мун, которая не могла сдерживаться дальше. Притягивает меня к себе, словно не говорила, что устала от меня, несколько минут назад, словно я — единственное, что нужно ей для здоровой жизнеспособности, словно я один могу спасти ее, а не усердно гублю из-за дня в день, словно я — ее кислород, а не табачный дым, прожигающий легкие насквозь. Она перебирает пряди моих волос и прижимается все ближе в поисках защиты и укрытия, и ведь знает, что выходит на минное поле без единого шанса выжить, но слабый отголосок надежды толкает ее на самые безрассудные поступки. Я усаживаю рыжеволосую на кухонную тумбу и сжимаю ее ягодицы, отчего Эва слабо вздыхает, сильнее вжимаясь в мое тело и углубляя поцелуй. Я перестаю чувствовать изнывающую боль во всем теле, потому что сосредоточен на великолепии Мун, ее манящих округлых формах и осиной талии. Обвожу контур ее изящной фигуры и отстраняюсь, облизывая губы. Из ее глаз по-прежнему сочатся слезы, что начинает порядком выводить из себя. —Мун, блять, хватит, — рычу, и Эва начинает всхлипывать сильнее, отводя взгляд в сторону и из-за всех сил стараясь совладать с собой. —Крис, я не могу, уходи, — нерешительным шепотом просит Мун. — Без проблем, — пожимаю плечами и резко отхожу, освобождая Эву из объятий и выходя на дистанцию. Она растерянно поднимает голову, и я читаю в ее взгляде немой протест, она ожидала другой реакции, возражений. —Крис, я… — До завтра, Мун, — она не успевает опомниться, когда я выхожу за пределы ее дома и сажусь в машину, заводя мотор. Я слышал, как какой-то стеклянный предмет с грохотом разбивается о стену, представлял, как Мун скатывается по стене, истерично всхлипывая и осуждая себя за совершенную ошибку, и вместо сожалений и жалости испытывал только удовлетворение. Очередной надлом в очередной игрушке, ничего более.