Любовь страшнее, чем война

Он не был похож на остальных гостей. Юноша был со своей семьёй, людей с красивыми, бездонными серыми глазами, тёмным цветом волос и одежд всех цветов северного моря, цветов льдов и тоски. Старки. Стараясь не выдать себя, Эшара с интересом разглядывала волчье семейство, мирно болтавшее между собой: девушка в голубом платье, украшенного меховыми вставками, веселыми глазами глядела на братьев, не стеснялась смеяться и пробовать с ними вино. Лианна Старк была воплощением суровой северной красоты, утонченной, с дикими нотками свободолюбия. Ей ничего не стоило громко ругнуться, толкнуть старшего брата, залиться мелодичным смехом над свежей истории; и в это же время она была хрупкой розой, хорошо оберегаемой, недоступной и столь далёкой. Они с Бендженом и Брандоном о чём-то болтали, будто людей вокруг не существовало. Младший из Старков больше слушал, чем говорил, арослый мужчина с тяжёлым взглядом и фигурой воина много рассказывал своим слушателям, смеялся и успевал ловить восхищенные взгляды проходивших мимо него дам, попавших в его сети. Волка-вожака, несомненно, уже знали все прибывшие гости — гордость Старков, он был отличным бойцом и наследником Винтерфелла. Северяне были словно над всеми, неприступные, благородные. И только холодные глаза юного Эддарда, недавно воссоединившегося с семьей после обучения в Орлином Гнезде, касались дорнийку сквозь расстояние, словно металл. Игра музыкантов вдруг стихла. Гости увидели, как через громадную, избитую временем дверь входит королевская чета, заставляя подданных склонить голову и опуститься в глубоких поклонах. Словно солнечная тень, Элия плыла за королём и Рейегаром, пряча тёмные глаза от желавших на неё взглянуть людей. То ли врожденная скромность взяла своё, то ли король Эйерис одарил вновь одарил её обидной колкостью, но и без того хрупкая принцесса будто уменьшилась, угасла. Им с Эшарой определенно надо было поговорить наедине, когда официальная часть пира кончится. Но этому не предстояло случиться так быстро — хозяин Харренхолла, решивший оставить в памяти гостей достойные воспоминания о его приёме, сунул бокал с вином слуге и, растолкав застывших в молчаливом поклоне, довольно бодрым для его лет голосом объявил во всеуслышание: — Его Величество, Эйерис Таргариен! Никто не изменил своего положения — все чувствовали, что это чревато последствиями. Король обвёл тяжёлым взглядом полную залу. Он присматривался к мелочам, прошёлся по количеству зажженных массивных свечей, выставленных на столах и заправленных в подсвечники; огонь всегда приковывал его внимание больше, чем люди. Сухая рука, испепеленная старостью и морщинами, как добрый знак поднялась вверх — король Эйерис приветствовал своих подданных. На большую любезность старый безумец, преследуемый страхами и недоверием, уже не был способен. Под его длинными нечёсаными волосами, вызывающих ужасов у гостей, ранее никогда не видевших своего повелителя, был надет вышитый бархатистый кафтан алого цвета, обрамлённый головами ревущего дракона. В конце рядов послышался приглушенный смешок — сам Эйрис не напоминал величественное мудрое создание, о котором слагают легенды. Он был похож на пугливую ящерицу, убегающую от собственной тени в засушливый день. Но драконий род не кончался на Безумном Короле. Чуть позади его, ловя полные восхищения взгляды, шёл Рейегар со своей кроткой женой. Распустив свои серебристые волосы, подобные слезам морских нимф, он обнажил благородные черты своего лица, располагающие к себе своей правильностью. Даже когда король Эйерис не был истерзан старостью и безумием, он не был так красив, как его сын; не только фамилия Таргариенов, но и текущее в их жилах величие делали их потомками драконов. И Рейегар был им. Он был настоящим драконом. Многие мечтали видеть на его серебряной голове корону Семи Королевств, но Эйерис настолько ревностно относился ко всем незначительным победам сына, что все пути для осуществления этой мечты были давно завалены останками сожженных интриганов. На Элию смотрели меньше всего. Она шла близ своего мужа, придерживая рукой подол яркого платья свободного покроя, не поднимая глаз. Много женщин Вестероса хотели оказаться на её месте сейчас. И даже сейчас, по застывшей зале, прокатился отрывистый шёпот, полный завистливых насмешок. Принцесса Мартелл не слышала этого. Или сделала вид, что не слышала. Эйерис и Рейегар заняли свои места за самым большим из столов, принимая подлее себя желавших представить себя и своих близких. Красный Змей поспешил к своей сестре, приняв её руку, словно приглашая на танец. — Мы уж думали, что вы не спуститесь, — нетерпеливо сказал Оберин, пытаясь разгадать причину грусти, поселившейся в глазах любимой сестры. Ответом ему стала слабая улыбка, нарисованная усталостью, вызванная закоренелым разочарованием. Он услышал её ответ в молчании и не стал больше спрашивать ничего. — Этот пир хорош, — отозвался подошедший Эртур Дейн, обращаясь к Мартеллам. Он позволял выпить себе по бокалу отборного вина, но всегда оставался трезв. Меч Зари всегда оставался начеку. — Но будет ли хорош турнир? Здесь много доблестных воинов, готовых помять друг-другу кости в поединке. — И тебе не терпится помять их кому-то в первую очередь! — рассмеялась Эшара, с любовью взглянув на брата. — На турнире в Ланниспорте принц Рейегар выбил из седла двух бывалых львов, ну а ты выбил из седла его, — её звонкий смех подхватила вся компания. Даже Элия улыбнулась, окончательно вернув Дейнов и Мартеллов в праздничное расположение духа. — Рейегар заслуживал это, — не без неприязни сказал Оберин, стараясь не глядеть на сестру. — Он любит свою арфу больше, чем жену. Повисло неловкое молчание. Но к всеобщему удивлению его нарушила сама Элия, проглотив колкую фразу, как и всегда. — Кажется, с тобой хочет потанцевать тот голубоглазый рыцарь, не спускающий с тебя из виду, — полушепотом кивнула в сторону Белого Меча Элия. — Подари ему танец. Сказав это, жена наследника направилась к королевскому столу. Этот вечер она всё равно проведёт в тени других дам, получая внимания лишь благодаря своему положению. Оберин и Эртур растворились в танцующей зале, как миражи в летний день. И она подарила сиру Барристану танец. Он еле поспевал за её складными движениям, с рыцарской выправкой путался в шлейфе шёлковых юбок, вдыхал аромат лавандового мыла, исходящий от её разгоряченной кожи, ловил каждый взгляд и томную улыбку, сводящую с ума. Она была одной из красивейших женщин на этом пиру, тягаясь лишь с волчицей Старк. Белый Меч надеялся, что на Харренхолльском турнире, в тени пиров и сражений, леди Звездопада будет принадлежать ему; свободная от клятв, с кричащей красотой, неизменно сияющая на хмуром небе. Но стоило ему предаться мечтам, как дорнийка выпорхнула из его сильных рук, начиная новый танец с Красным Змеем, бойким и горячим, весёлым и опасным. Со стороны они выглядели как любовники, опьяненные друг-другом: не переставали дарить друг-другу лучезарные улыбки, ловко меняли положения ног, растворяясь в танцевальных па. Оберин любил Эшару как родную сестру, а Эртура — как брата и друга. И пронзающий словно сталь ревностный взгляд серых глаз Неда Старка, неустанно наблюдающих за леди Дейн весь вечер, был напрасен. На пиру все занимали себя танцами и весельем, ожидая следующего турнирного дня. Там уже гости могли соревноваться не в лести и умению танцевать, а в боевом искусстве — способности врожденной, развитой годами тренировок с деревянными мечами и доживающими свой век удалыми мечниками, не передающейся с титулом и фамильным замком. Льющиеся вина, слетающие с уст комплименты и громкая музыка лишь подогревали пыл молодцов, жаждущих уже приложиться к мечам; но сейчас было время пылких речей и сладостных объятий, решающих не меньше, чем схватки чести и мужества.