У семейного психотерапевта

Молчать несложно. Особенно когда нечего сказать. Внешних звуков вполне достаточно: гул проходящей торопливой толпы, шум механизмов и выхлопов поезда, скрип подошвы о дикий снег, который хрустит под натиском туристов. Супруги не чувствуют, что тишину обязательно и необходимо заполнить, а скорее наоборот, хотят использовать это окно для поиска нужных и правильных слов. И каждый из них справился с поставленной задачей. Смит вовремя забирает из секции для хранения вещей тот злополучный конверт, который несёт в себе серьёзную угрозу не только его спокойствию, но и благополучию их семьи, а Аккерман строит решительные планы на их ближайший досуг. И собирается претворить их как можно скорее. — Дом небольшой, но уютный, — отворяя двери их временного жилища, Смит пропускает вперёд младшего супруга, а потом проходит сам, таща за собой чемоданы. — Нам вдвоём с тобой много и не надо. — Он суетливо стряхивает с себя хлопья снега, ненароком проверив внутренний карман пальто. К выбору дома Смит подошел в излюбленной своей манере, то есть тщательно и придирчиво, и выбрал дом с номинальными опциями, чтобы сохранить атмосферу уюта швейцарского колорита. Дом выполнен из сруба, внутри ощущается запах древесного массива, мебели здесь самый минимум, зато огромное количество скандинавских элементов интерьера: кресла-качалки, огромный мраморный камин цвета эмперадор, шкуры диких животных, их чучела и другие охотничьи трофеи. — Эрвин, ты был прав, — Леви оборачивается к мужу лицом, откидывая чуть влажную чёлку назад, — конверт с твоим секретом действительно ещё не пришло время раскрывать. Но раз уж мы это сделали, то сейчас я хочу забыть ту информацию хотя бы на время. — Омега скидывает с себя верхнюю одежду, не отрывая взгляда от мужа, что полностью обратился в слух и даже не успел затворить входную дверь. — Пожалуйста, заставь меня забыть тот факт, что ты хотел окончательно порвать со мной. Смит чётко слышит в тихом шёпоте супруга его напускное спокойствие и решительность. Но теперь ещё и в более насыщенном аромате он различает лёгкую панику от той лживой правды из конверта и опасение, прикрытое этим самым безразличием. А решительность всё больше и больше набирает обороты, однако источник её скоро иссякнет, если альфа не предпримет никаких действий и не отзовется на зов своей омеги. Вобрав в грудь больше воздуха, альфа подходит ближе к младшему супругу. Он источает тонкий запах возбуждения и страха и ещё чуть-чуть недоверия. Смит тяжёлой тенью склоняется над ним и глубоко целует, сразу же стирая всякую неуверенность. Он не допустит и малой толики каких бы то ни было сомнений. — Скажи мне, Леви, в чём ты сомневаешься? — говорит Смит в самые губы, вынужденный оторваться от них. — В моих намерениях строить семью с тобой и дальше учиться быть достойным мужем? Так вот послушай меня. Теперь мне не нужен ни доктор Йегер, ни его карточки, пропади они пропадом, чтобы оставаться с тобой честным и считаться с твоим мнением. Мне не нужны никакие секреты, я хочу доверять тебе полностью. Более того, мне нет надобности что-либо скрывать от тебя или умалчивать. Да, я спал с женщиной, намеренно изменял тебе, снимал обручальное кольцо, искал утешение, жалел себя, ныл родителям, выставлял себя жертвой. Тот Эрвин Смит абсолютно не состоялся, как семьянин. Он чуть не прохерил всё, ещё и перекладывал ответственность на других. Мол, Леви во всеё виноват, Леви не понимает, Леви спровоцировал! Но всё, теперь баста. Я прекрасно вижу, к чему всё это привело. Семьи так не строятся, а я хочу семью. С тобой, Леви, слышишь? — Альфа снова целует супруга, сразу же оглаживая языком до самого нёба, чувствуя, как послушно для него раскрывают рот и ответно толкаются. — Я своими поступками так запутал себя, что чуть не упустил самого главного. И помог мне это понять не Григорий Йегер, а ты, Леви Аккерман. Не на терапии, а дома. И тогда я всё осознал. Ты — мой супруг. Единственный. Больше такого в моей жизни никогда не произойдёт. Поэтому… — Возьми меня, Эрвин. Прямо сейчас. Смит в секунду прерывает монолог, чтобы вдохнуть побольше омежьего аромата и понять, насколько Леви сейчас возбуждён. Так ярко и насыщенно он пах для него в Кембридже, когда течка застала их врасплох и стала мучительной лихорадкой для обоих. Сейчас он пахнет так же, как и в момент, когда Смит отворил двери номера, погружаясь в накопленную концентрированную истому. Правильная мысль пока ненавязчиво проходит мимо сознания, поскольку сейчас пока не до неё. Кровать не пришлось искать долго, она нашлась за ближайшей дверью. Леви нетерпеливо, словно боясь, что его отпустит возбуждение, раскрывает полы пальто мужа и откидывает предмет одежды за ненадобностью. Смит уже избавляется от рубашки, однако отвлекается, чтобы прижаться к спине омеги своим возбуждением и вновь вдохнуть сладкие ароматы изнывающей сущности. Такие знакомые и практически забытые в прошлом. — Леви, ты потёк? — улавливая ту самую мысль, спрашивает Смит на порозовевшее ухо, оттягивая ворот кардигана, чтобы приникнуть к оголённой белоснежной шее и не ошибиться в догадках. — Ещё слишком рано, — Леви торопливо избавляется от брюк, прижимаясь копчиком к паху мужа, однако чувствуя, что сознание практически уплывает из-под контроля, как в разгар течки. — Твой запах говорит об обратном, — альфа снова с шумом вдыхает аромат омеги, руками сжимая тонкую упругую талию, ощущая расходящиеся от прерывистого дыхания ребра. — Хватит болтать, — омега отталкивает супруга и взбирается на кровать. Скрестив руки и ухватив полы кардигана, он быстро снимает его через голову. Полностью обнажившись, приваливается спиной к мягкому изголовью и расставляет широко тонкие ноги. Омега не терпит медлительности, поэтому он широким мазком облизывает правую ладонь и охватывает свой болезненно ноющий член, тут же напряженно выдыхая разгорячённый воздух из лёгких. Он водит рукой по органу аккуратно, слегка массируя, не сводя напряжённого взгляда с мужа, который почему-то не торопится приступать к исполнению своего супружеского долга. Смит тормозит не долго, но ровно столько, чтобы хватило времени на планирование небольшой стратегии. Раздевается уже быстро, не смея заставлять омегу ждать, поэтому уже совсем скоро он располагается между гостеприимно расставленных ног, немного сместив омегу ниже и подложив небольшую подушку под его поясницу для удобства. От запаха Аккермана сносит крышу, как никогда. В последнее время он почти не пил медикаментов, поэтому пахнет сейчас так ярко и остро, почти как молодая омега. Точнее, зрелая и готовая к соитию и оплодотворению. — Если это действительно преждевременная течка, то давай без узла, — Леви скрещивает ступни за спиной мужа, ощущая горячую влагу между ягодиц. — Ты напоминаешь мне себя десятилетней давности: запах тот же и просьбы такие же, — усмехается Смит, поднимаясь корпусом и начиная массировать пальцами чувствительный вход омеги. Липкие соки нетерпеливо стекают прямо на простынь, застывая густыми каплями на поверхности. Внутри Леви всё готово для глубокого проникновения, его нутро буквально жаждет этой наполненности. Направляя свой член прямо к истекающей промежности, Смит лёгкими покачиваниями полностью погружается в супруга, всё так же глядя на него сверху вниз. Зрелище поистине возбуждающее, — как картина, написанная масляными красками, перед ним лежит совершенно открытая и такая же влажная разгорячённая омега. На пару мгновений Аккерман задерживает дыхание, ощущая небольшую тупую боль, но Эрвин не останавливается и продолжает лёгкие движения внутри него, как будто растирая и массируя внутренние неподготовленные мышцы. Вначале всегда больно и туго, от этого Леви не удается скрыть болезненный скулёж. Смит гладит руками его бока, бёдра, живот, утешая и прося прощение за причинённые неудобства. Если омежья сущность решила выстроить собственный график и в данный момент действительно началась течка, то, чёрт возьми, где та самая мощная порция гормонов в крови, благодаря которой организм сам себя обезболивает?! Но уже сейчас с каждым толчком дискомфорт чувствуется всё меньше. Отголосок боли растворяется в приятных ощущениях, а скоро и вовсе теряется. Альфа не выходя из горячих тисков, слоняется над супругом, погружаясь в него ещё глубже. Он чувствует, что, как и все первые заходы в начале течки, он не сможет растягивать удовольствие и в этот раз. Проход слишком узок, а течка только набирает обороты, поэтому и нет смысла томить омегу. Смит обхватывает руками за плечи своего супруга, практически прижимаясь всем корпусом кожей к коже, засасывает его губы, в очередной раз мазнув по нёбу, и входит в податливое тело максимально глубоко пока ещё не размашистыми толчками. — Ты мне там… матку пробить хочешь? — вдохнув кислорода, хрипит омега, расцепляя ступни и упираясь ими на бедра мужа, чтобы немного того скорректировать. — Прости, просто твой запах такой чистый и концентрированный. Как в наш первый раз, — альфа тяжело дышит, немного подав таз назад. — Да, из-за этого я на обезболивающих сейчас, которые сейчас не действуют, между прочим. Для Смита это сигнал к действию, поэтому он с силой сжимает зубами чувствительную область шеи супруга именно там, где пульсирует омежья жилка, вызывая недовольное болезненное шипение, а бёдрами, оставаясь глухим к просьбе, сильнее, толчок за толчком, погружается в напряжённое хрупкое тело. Комната будто заполняется высокой температурой тел, смесью запахов и возбуждающими интимными звуками: болезненными томными стонами и утробным рычанием. Семя альфы мощно бьёт в стенки горячего нутра, которое начало уже в сладких судорогах сжиматься вокруг растущего узла, однако обоим супругам удалось сознательно исключить момент сцепки. Смит освобождает из объятий Аккермана, который слегка вздрагивает в момент, когда ещё некрупный узел покидает его тело. Опустившись на пятки, альфа пытается восстановить дыхание и избавиться от лёгкой дрожи, что ещё не отпустила после пережитого холостого оргазма. Леви сводит колени вместе, после чего отклоняет их в сторону. Тело приятно ломит, голова непривычно пуста, но покалывание в области шеи навязчиво возвращает омегу в реальность. Он даже не помнит, как его оглушил оргазм; кажется, что и возбуждение толком не отпустило. — Ты нужен мне, Леви, — Смит смотрит прямо на супруга и решает произнести эти слова именно сейчас. — Прости, что спустя десять лет нашей совместной жизни я был преисполнен сомнениями. Но сейчас будь уверен, что я тебя никогда не отпущу. Леви кажется это неуместным. Во всяком случае, сейчас, когда он лежит перед мужем, с вытекающим семенем из задницы, сам по уши в сперме и смазке, вдобавок несколько парализованный в области шеи. А Смиту, наоборот, кажется этот момент единственно верным, когда можно дать понять Аккерману, чтобы тот и думать забыл о разводе. Ещё слово на эту тему, — и он всерьёз задумается вписать в брачный договор пункт о наложении табу на подобные разговоры. А ещё Эрвин хочет попросить прощения за ложь, за боль, за трусость и за тайну, которую не пожелал раскрыть. Но подходящих слов всё никак не находит для этого. Альфа теперь уже молча склоняет голову, намеренно разрывая зрительный контакт, чтобы оценить и навсегда запечатлеть в памяти прекрасный вид. Даже кровавый подтек на молочной коже шеи уместно дополняет эту картину. Если бы умел, Смит бы исполнил этот шедевр на холсте и назвал бы его «Только моё!». Удовлетворённая помеченная омега, которая в очередной раз позволила себя присвоить одному-единственному, по ее мнению, достойному альфе. Всё: кровь от свежей метки, белая липкая жидкость в области паха и промежности, алеющий румянец и сытый взгляд. Смит готов претворять эту картину в жизнь каждый день. — Прекрати на меня пялиться, Смит, — слегка смутившись, кидает Леви, привстав на предплечья. — Ты как себя чувствуешь? — серьёзно интересуется альфа. — Как оттраханная помеченная омега, как ещё я могу себя чувствовать? — беззлобно отвечает Аккерман, распрямляя свинцовые ноги. — Я принесу воды и закажу что-нибудь из еды. Что ты хочешь? — Я хочу в душ и спать, как ни странно. — Иди тогда первым, я пока тут всё приберу. Омега встаёт медленно и осторожно, странным образом получая удовольствие от тяжести во всём теле. В голове проясняется, однако некая поволока ещё присутствует, что значит, что вторая волна накроет его совсем скоро, поэтому следует отправиться в душ как можно скорей. Как расценить и разложить по полочкам все мысли, Аккерман абсолютно не представляет. Слова и действия мужа прямо отвечают на все вопросы, которых в его голове становится только больше. Он хотел всё прекратить в день первого сеанса, — неужели передумал? Да, и это было сказано неоднократно, как на пути в Тэш, так и здесь, в Церматте. Почему же он так просто передумал? Наверно, потому что терапия сделала свое дело и научила их осознанности? И сегодня они, как минимум, не остановились на конфликте. А искренен ли он? Во всяком случае, Леви отдаёт себе отчёт в том, что в момент близости он не почувствовал ни капли неискренности. Сейчас его способность считывать ощущения мужа несколько обострены, нежели ранее. Нет больше медикаментов, затупляющих обоняние, благодаря чему Леви теперь проще понять состояние мужа. И теперь омега понимает, как многого он себя лишал, глотая таблетки, чтобы заглушать течку. Однако сегодня Смит действительно во многом отличился. Он закрыл все его потребности. И ничего больше не нужно. Прямо-таки счастье какое-то. Как бы не потеряться в этом счастье. От горячей воды слегка закружилась голова, поэтому Леви лишь накидывает на себя халат и выходит в холл дома. Уютная прохлада мягко встречает его в просторном помещении, он усаживается в небольшое кресло-качалку, откидываясь спиной и прикрывая глаза. Течка оглушила очень не вовремя, совершенно не подчиняясь циклу. Теперь это становится их семейной традицией — каждую поездку сидеть взаперти и подчиняться потребностям течки? Хотя теперь Леви снова носит метку мужа, и можно не бояться мигреней и каких-либо ещё сюрпризов. Говорят, если не иметь метку во время беременности, то она будет проходить крайне тяжело и вырастет вероятность выкидыша в первый триместр… Странные мысли с лёгкостью развеиваются с появлением мужа. Он одет в домашнюю одежду: белую майку, не скрывающую развитую мускулатуру альфы, и свободные серые штаны. Смит бросает почему-то напряжённый взгляд на омегу, после чего направляется обратно к чемоданам. Леви, лишённый всяких сил, лениво наблюдает за супругом, как тот, взяв что-то с собой, снова идёт к нему, шаркая тапками. Эрвин, опустившись на колени прямо перед супругом, аккуратно берёт маленькую, наверно, подмерзающую ступню, в свою ладонь, а вторую ставит себе на бедро, чтобы по ней не дуло, пока он занят первой. Заботливо растирая чуть влажную от воды кожу, он слегка ее массирует, чтобы разгорячить потоки крови. Леви с изумлением наблюдает, как муж нежно, словно боясь сломать, натягивает на его левую ногу тёплый шерстяной и немного колючий носок. Он сосредоточен на своей задаче и, не отвлекаясь и не поднимая головы, берёт вторую ногу и тоже начинает её поглаживать. Приподняв ещё обнажённую ступню повыше, Смит наконец встречается взглядом со своим супругом. Большими ладонями он оглаживает уже область под коленом и тонкую голень. Не разрывая контакта, он преподносит ступню к своим губам и мягко целует прямо в середину, а после — каждый палец. Леви напрочь лишается всяких мыслей. Он хотел получить ответы на волнующие вопросы? Вот, пожалуйста. Разве мужчина, который буквально целует чужие ноги, может быть не искренним в своих словах и поступках? Теперь Леви убежден, что нет. И Леви верит этим поступкам. — Как ты? — спрашивает альфа, устраивая на своих коленях миниатюрные ступни, заботливо упакованные в шерстяные носки. — Всё хорошо, — также шепчет омега. — Так у тебя всё-таки преждевременно началась течка? — Чёрт её знает, из-за отсутствия метки у меня может цикл скакать, как ему вздумается. — Теперь у тебя есть метка, — довольно улыбается альфа, поднимаясь ладонями выше по голеням и бедрам, понемногу раздвигая полы халата. Леви снова бросает в лёгкую дрожь от накатывающей волны возбуждения. Он с шумом вдыхает сквозь зубы воздух, а вместе с ним и запах своего мужчины. Прикрыв веки, омега буквально стремится почувствовать этот мускус на языке, а табак — прямо в лёгких, однако одного присутствия для него мало. Теперь — катастрофически мало. Альфа мгновенно чувствует, как ведёт его омегу, поэтому он рывком встаёт на ноги и, подхватив Аккермана под ягодицы, поднимает его с кресла. — Пошли в спальню, — Смит разворачивается в нужном направлении. — Стой, давай здесь. — Но здесь даже дивана нет, — приходится оглянуться и ещё раз убедиться в нефункциональности интерьера. — Зато есть шкура и камин. — Навевает воспоминания? — интересуется альфа, не теряя времени и уже опуская свою драгоценную ношу на мягкую шкуру бурого медведя с высокой шерстью. — Да, прямо как у дяди в день, когда ты приехал знакомиться, — Леви становится на колени и разворачивается спиной к мужу, смотря прямо на искусственный огонь. — Давай, точно так же. Смит избавляет себя и омегу от мешающей одежды и сразу же прижимается к нему сзади. Широкой ладонью он веде\ёт от затылка, бережно обходя свежую метку, проходит вдоль позвоночника до расселины между ягодиц, заставляя свою омегу опуститься на предплечья и открыться для альфы. Запах становится более насыщенным, острым и богатым переливами. Смит даже ощущает лёгкий дурман от такого амбре. Опустив ладонь ещё ниже, к пульсирующему входу, он с удовольствием подмечает, насколько там для него влажно и горячо. Леви нетерпеливо подаётся бёдрами в сторону мужа, поторапливая того наконец приступить, ведь течка ждать не будет. Поэтому Смит, помогая себе рукой, плавно погружается в нутро своего супруга, выбивая из того стон облегчения и удовольствия. Альфа не даёт передышки никому из них, поэтому сразу же начинает двигаться, беря широкую амплитуду, каждый раз создавая громкие шлепки кожи о кожу. Запах заполняет всё пространство в холле, завлекая и подстёгивая своей густотой. Эрвин чувствует, как его омеге хорошо не только по тому, как тот шумно дышит, каждый раз вздрагивая и подаваясь бёдрами навстречу, но и отлично это считывает по пряному имбирному запаху, который с каждой минутой становится всё гуще и насыщенней. Хочется двигаться ещё быстрей, чтобы приумножить ощущения и вознестись в высшую степень наслаждения. И с каждым движением это удаётся делать. Аккерман поднимается корпусом и прижимается мокрой от пота спиной к каменной груди своего мужа, чувствуя, как надёжные руки крепко прижимают к себе. Леви ответно гладит вскинутой назад ладонью шею альфы, завлекая того в смазанный мокрый поцелуй. Леви нравится заниматься сексом именно так, когда ничто не мешает, а темп задаёт только альфа. Когда на грани первобытного и животного желания не чувствуешь ничего, кроме разрывающего нутро члена и крепких беспорядочных объятий. Они почти сбиваются с ритма, двигаться неудобно, но они продолжают эту гонку за наслаждением, чувствуя, что уже вот-вот их оглушит очередной лихорадочный оргазм. Смит нагибает свою омегу к полу, заставляя того лечь грудью на шкуру, и, по-прежнему удерживая рукой его бёдра, словно из последних сил начинает часто-часто толкаться в горячую хлюпающую влагу. Первым не выдерживает Леви, изливаясь себе в кулак, сжимая тисками в себе плоть мужа. Смит заканчивает следом, сразу же покидая тело омеги, видя, как вслед за членом вытекает семя, контрастируя белыми пятнами прямо на бурой шкуре. Аккерман обессиленно падает всем расслабленным корпусом, зарываясь пальцами в шерсть и стараясь отдышаться. Смит ложится рядом, подтягивая халат, чтобы хоть как-то прикрыть супруга. На несколько минут Леви как будто отключается, поскольку просыпается уже один, заботливо укрытый откуда-то принесённым пледом. Градус в комнате стал явно выше — так же из соображений заботы, — а из ванной комнаты слышен звук воды. Так продолжается ещё двое суток, пока течка, подпитываемая бесконечными спариваниями, но так и не получившая ни одной сцепки, не начала сбавлять обороты. Первобытная страсть поубавилась, зато на её смену пришла томная гармония, позволяющая лениво, как это положено в отпуск, проводить всё время вместе, окутанными маревом спокойствия супружеской жизни. Уже нет той острой необходимости в сексе. Достаточно просто быть рядом друг с другом, чтобы по монотонному и откровенному запаху без проблем считать все явные потребности. Леви хорошо и спокойно именно здесь, где нет никого, кроме них двоих. Он наконец чувствует себя собой. Словно нет сжимающих в тиски рамок, точнее людей, постоянно создающих эти самые рамки. Эрвин на сто процентов открыт перед ним, без масок, предназначенных другим людям, из-за чего Аккерману также хочется быть максимально откровенным. Жизнь сейчас декомпозирована на маленькие фрагменты, словно на «до» и «после». Оставаясь честным перед самим собой, Леви уверен, что это «после» представляет для него гораздо большую ценность, нежели десятилетнее «до». Омега позволяет Эрвину видеть себя насквозь. У него нет никаких секретов от мужа. В постели он чувствует себя прекрасно, раз за разом растворяясь в его крепких и властных объятиях, задыхаясь от его собственнических и ревностных поцелуев. Сейчас, лежа в тёплой постели, в объятиях мужа, Леви решает, что здесь и сейчас начинается новая ступень развития их отношений. Поэтому есть необходимость рассказать обо всём, с чем они пришли из прошлой жизни. И благодаря Григорию Йегеру расставить все символические точки над «i» будет очень просто. Оставшиеся конверты станут теми тросами, которые возведут их к новой здоровой жизни. — Ты что-то потерял? — спрашивает альфа, выпустив из рук своего супруга и видя, как тот сосредоточился на поисках. — Чёрт, кажется, я забыл наши конверты в машине на пути в Тэш. Я их положил во внутреннюю секцию в передней панели, — поправляя на себе одежду, бросает Леви. Машина была арендована. Около трёх дней назад они оставили её в Тэше. О конвертах можно бы уже забыть. Они для него утеряны. Факт, который омега только сейчас осознал, уже давно известен альфе. Тот ворох бумаги, что, возможно, до сих пор лежит в панели автомобиля, он оставил осознанно, никогда не планируя к нему возвращаться. Но если это важно для Аккермана, то Смит готов воспроизвести каждое слово, написанное в потерянных конвертах. — Хочешь, я расскажу тебе, что было в моих карточках? — беря за руку супруга, Эрвин отвлекает того от поисков. — Я обещаю, что раскрою всю правду. Леви приятно поражён откровенностью мужа. Его ответное желание разобраться до конца в не озвученных мыслях затронули самую суть души омеги. Ведь альфу ни о чём не просили. А он сейчас делает всё сам. — Да, хочу, — примкнув ближе к супругу, Аккерман обнимает его за шею, — но сначала я расскажу тебе о содержании своих карточек. Эрвин, готов ли ты услышать мой секрет, который я доверил бумаге в тот день на сеансе у психотерапевта? Смит с готовностью кивает, чувствуя лёгкую дрожь маленького тела в своих руках. Леви спускает руки по груди альфы, провожая их взглядом и понимая, как бы он ни был готов к подобному шагу, но озвучить «Секрет, который никогда бы не осмелились раскрыть» глядя прямо в глаза, он не может. Но, набравшись решительности, Леви глубоко вдыхает воздух и говорит чуть слышно на выдохе: — Я думал о самоубийстве. — Леви… — Эрвин не чувствует, как рот непроизвольно и несолидно открывается в недоумении и дичайшем шоке. — Как же так? — Григорий Йегер ведь раскрыл тебе мой страх, — констатирует омега, не поднимая глаз. — Он ведь сказал тебе, что я боюсь развода. — Да, но я и представить не мог, что на нашем браке у тебя завязана вся твоя жизнь, — альфа настойчиво приподнимает подбородок супруга, отмечая всю горечь, плескавшуюся в светло-графитовых зрачках. — Что от одного моего решения зависел сам факт твоей жизни. — В день, когда я узнал о том, что у тебя была связь и родился ребенок, я был готов себя хоронить. Не знаю, к чему бы меня привели дальнейшие рассуждения, но часть меня действительно погибла в тот день. Мои стремления излечиться и забеременеть, добиться благословения твоих родителей тогда потеряли смысл. Потом, конечно же, пик переживаний миновал, и уже когда мы начали решать вопрос с разводом, ни о какой крайней степени отчаяния уже речи не шло. Однако я всё равно отдавал нашему браку слишком большую цену. Тогда, когда ты оценивал наш брак в десятилетий стаж и тонну нервных клеток, я же, в свою очередь, поставил на это всю свою дальнейшую жизнь. Теперь ты понимаешь, как сильно меня задела та разница во мнениях, когда ты рассказал мне, что был готов всё прекратить?  — Леви… Я не заслуживаю этого, — теряя дар речи, Эрвин начинает чувствовать внезапный первобытный страх за своего супруга. — Никогда больше об этом не думай! — Не переживай так, — Аккерман ободряюще кривит губы в спокойной усмешке. — Если вдруг мы разведёмся, я не побегу вскрывать себе вены. Как ты и сказал не так давно, так бы поступил прежний Леви, не нынешний. Сейчас мы уже совершенно другие люди. — Я буду тебя беречь от этих мыслей… — Смит оставляет поцелуй на макушке супруга. — Ох, Леви, нам же ещё детей на ноги поднимать и внуков. — В карточке с названием «То, о чём жалеете» я написал, что жалею, что мы не обратились за помощью раньше, — продолжает говорить омега, уткнувшись в грудь мужчины, из-за чего голос несколько приглушается. — Скольких бы горьких последствий нам бы удалось избежать? А в карточке «То, что нравится в партнёре» я описал все твои особенности. Твоя холодность в будние и горячая страсть по выходным. Твой острый ум и способность успевать исполнять все запланированные задачи. Твоё большое сердце, которым ты любишь просто огромное количество людей. Твоё уважение к родителям, гордость за близких и друзей, трепет к детям и даже твоё раздутое самомнение. Мне нравятся твои привычки в быту и неукротимое желание получать всё и сразу, твои принципы и твёрдость во мнении, твои упорство и постоянство. Твои твердолобость и несгибаемость. Я люблю все достоинства и все недостатки Эрвина Смита. Альфа не может сдержать улыбку и откровенный щенячий восторг от искренности Леви. — А самого Эрвина Смита ты любишь? — Всё, включая его самого. Ночь. Пора спать. Однако супруги лишь перемещаются на кровать, чтобы в доверительных объятиях и под одним одеялом продолжить свой разоблачающий разговор. Открывшаяся правда о самых потайных мыслях несколько отрезвляет и раскрывает глаза на реальное их положение. А самое главное, появляется логика в ранее не принятых и не понятых поступках. — В своей карточке «То, что нравится в партнёре», — говорит Смит, — я написал, что мне нравится в тебе всё, за исключением твоей фамилии. — Получив ответную улыбку, он не останавливается. — «То, о чём жалею»: там я написал, что жалею о том, что ударил тебя. А в карточке «Вопрос, который бы никогда не осмелились задать друг другу» я написал: были ли у тебя связи с другими мужчинами во время нашего брака? Эрвин, возможно, этого не замечает, но после озвученного вопроса его дыхание становится поверхностным, едва слышным. Он на самом деле сейчас ожидает какого-либо комментария от омеги. — Я рад, что мы рассказали все друг другу, — говорит Леви, неосознанно прижимаясь ближе к супругу. — Я надеюсь, что сегодня ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос из конверта. Ах, если бы это было так, Эрвину бы не пришлось мучиться от переполняющих его противоречивых чувств. Однозначно он уверен в верности своего супруга; более того, Леви никогда не давал ни малейшего повода для того, чтобы проскочила хоть мысль. Да, порой Эрвин в ссорах мог высказаться о неидеальности супруга, однако те дни уже далеки. Но природа альфы, будь она неладна, требовала пояснений. Да, запах у Леви чистый и настоящий, но там, на задворках сознания, есть ниша, в которой неуютно уместились мысли, что в период принятия курса ингибиторов запах сильно искажается, и в те несколько лет, когда Леви плотно сидел на таблетках, с сексом у них было далеко не так, как сложилось в эту течку. И в день, когда альфа писал этот ревностный вопрос на картоне, потребность в прямом ответе была очень острой. Как и сейчас. И Смит ничего не может с этим поделать. Затянувшееся молчание альфы заставляет омегу проанализировать это. Он поднимает голову с груди мужа и долго смотрит на него, боясь подтвердить свои опасения. Болезненно и несколько устало выдохнув, словно разочаровавшись, Аккерман опускает веки и покидает кровать. — Поверить в это не могу, — бросает он. — Леви, я написал это в тот день, когда мы только начали предпринимать действия во спасение нашей семьи, — торопливо останавливает его Смит. — И тебя до сих пор интересует ответ на этот вопрос? — оборачивается он. — Ведь ты до сих пор не уверен в том, смог ли я сохранить тебе верность, пока мы решали вопрос с разводом? — Я солгу, если скажу, что не хочу услышать ответа от тебя, — решаясь на правду, говорит Смит. Леви трудно совладать с собой, он снова чувствует, как уходит почва из-под ног. Опять недомолвки, опять недосказанности, да сколько можно?! Почему нельзя просто… довериться? — Я не изменял тебе, Эрвин Смит, — говорит Аккерман, беря свою подушку. — Всё, что я чувствовал — злость, негодование, обиду, гнев, ненависть, — все эти эмоции были завязаны на тебе. У меня не было даже мыслей, чтобы подпустить к себе кого-то, поскольку от людей меня буквально тошнило. А сейчас, — он направляется к выходу из спальни, — если ты не против, я хочу побыть один. Завтра меня окатит очередная волна течки, так что можешь не переживать, к утру мы снова помиримся. Смит позволяет Аккерману уйти. Но ненадолго, поскольку понимает, что разговор ещё не окончен. Эрвин мысленно пожал себе руку, когда в момент выбора жилья в Церматте подошёл к вопросу основательно. Гостиницы он отмёл сразу же, лишив Леви, как любителя покидать супружескую постель, возможности снять отдельный номер в случае, если они в очередной раз придут к недопониманию. А подобный дом, где нет дополнительных комфортных спальных мест, оказался чуть ли не единственным среди всех остальных предложений. Кровать и диваны находятся только в спальне. В гостиной — кресла и шкуры, в кухне и столовой — стулья. Ложиться спать больше некуда. Поэтому, дав себе ещё какое-то время на размышления, альфа поднимается с постели и идёт на поиски супруга. — Леви, тебе придётся вернуться в кровать, — говорит он, видя омегу в кресле-качалке. Тот не спит, а лишь наблюдает за приглушённым светом от электрического камина. — Да, я сделаю это, когда ты заснёшь, чтобы мне не пришлось прислушиваться к каждому твоему шороху, — отвечает омега, кутаясь в плед. Смит беззвучно кивает, однако не принимает его точку зрения. Он идёт на кухню, чтобы на высокой мраморной столешнице накрыть несерьёзный поздний ужин в виде лёгкого вина и фруктов. — Пойдем поговорим. Я жду тебя, — зовет он. Леви недоуменно приподнимает бровь, не ожидая столь спокойного и рассудительного подхода. А когда видит накрытый стол, то и вовсе успокаивается. Супруги молча смакуют первый глоток кисловатого напитка, после чего слово на себя решает взять Смит. — Леви, это же всего лишь вопрос. Почему ты так разозлился? Аккерман скрещивает руки и смотрит прямо в глаза супруга. — Это вопрос, который ты написал в карточке доктора Йегера. Почему ты считаешь, что этот вопрос меня не оскорбляет? Смит ставит пометку, что в деле фигурирует вопрос о косвенном оскорблении, которого он не учёл, поддавшись безосновательной ревности. — Потому что это всего лишь вопрос, а не прямое обвинение, — отвечает он. — Тебе нужно было всего лишь сказать «нет», а не оправдываться за несовершённые действия. Можешь объяснить, что именно вызвало в тебе столько злости? Леви осушает бокал, который сразу же наполняется заботливой рукой мужа, делает глубокий вздох и на выдохе продолжает: — Вопрос, ответ на который не давал тебе покоя, имеет под собой куда большие основания для беспочвенного недоверия ко мне, Эрвин. Это неразрешённые сомнения, это лишние накручивания, это ложные ощущения, будто тебя обманывают. А вот полное понимание факта, что тебе изменяют, влияет на тебя по-другому. Ты оскорблён, но не обманут. Когда тебе изменили, ты рационально способен разделить ответственность на двоих. Уж поверь мне. Но когда ты подозреваешь в измене, ты обвиняешь во всём окружающих. Из-за этого создается почва для твоих собственных измен. И раз уж этот вопрос оказался в этой карточке, значит, ты преисполнен сомнений на мой счёт до сих пор. Я ведь правильно понимаю, что вплоть до моего ответа ты был не уверен во мне? — На девяносто девять процентов я был уверен, — Смит берёт ладонь супруга в свою. — Но один я бы не справился, мне нужна была твоя помощь. Простишь меня за этот процент сомнений? — Я отвечу тебе на этот вопрос только после того, когда ты ответишь на мой, — серьёзно, однако не забирая руки, продолжает омега. — Ты бы простил меня и мы бы продолжили терапию, если бы я ответил, что на самом деле я тебе тоже изменял? Смит узнает жестокий, но действенный метод Леви, способствующий окунуться в его шкуру с головой. Леви всегда знал, что они не во всём солидарны, поэтому он избрал излюбленный, не щадящий чувств, способ познания всех причин: «Просто встань на моё место». И Эрвин в очередной раз прислушался к совету, поэтому честно примерил на себя амплуа обманутого мужа. — Я бы сделал упор на терапию, — альфа закрывает глаза. — Я бы насильно, но продолжил ходить туда с тобой. Не сразу, через время я бы понял, что этот факт ничего уже не значит для нас сегодня. Возможно, мне бы понадобилось два или три сеанса на то, чтобы научиться это понимать, а уже через полгода-год я бы смог полностью отпустить это и простить тебя. Но эту ночь я бы захотел провести наедине с собой и точно не в одной постели с тобой. Леви верит его словам и искренне понимает. Поэтому тянется ладонью к щеке мужа, непроизвольно сгущая запах, в желании защитить. — Я прощаю тебя за этот вопрос. Но, к счастью, я тебе не изменял, и нам не придётся делать столько шагов назад.