Дни крылатых тварей

Натаниэль стоял перед шкафом и угрюмо смотрел в его глубины, выискивая что-то подходящее случаю. Но то ли дело было в отсутствии практики, то ли в том, что мысли парня блуждали далеко от его гардероба, нужных вещей он там не находил. С первым всё было понятно: художник нечасто надевал что-то броское, ведь большей части его одежды суждено было получить нестираемые пятна краски в далёкой перспективе. А со вторым — сложнее. Сейчас голова парня была занята серьёзными проблемами. Нууру молча наблюдал за медлительным хозяином с кофейного столика, изредка оглядываясь на закатывающееся за окном солнце. Ещё немного, и время, отпущенное на приготовление к выставке, у молодого таланта закончится. И тогда придётся тащить его в том, что есть. — Я не знаю, что мне надеть, — угрюмо подумал вслух Натаниэль. Он прошёл к диванчику и плюхнулся на него, перекрестив на груди руки. Но напряжение на лице не было связано с одеждой, и квами об этом знал. Тихо вздохнув, фиолетовый помощник взмыл в воздух и не без натуги распахнул створки шкафа, с вниманием вглядываясь в каждый элемент внутри. Взгляд его зацепился за чёрную рубашку, наверняка шёлковую, потому что существо с довольным мычанием зарылось в материал. Аккуратно сняв вещицу с вешалки, квами подлетел к подопечному и кинул её тому на колени. Натаниэль недоверчиво уставился на предмет гардероба и поднял его двумя пальцами с себя, осматривая как диковинную зверушку. — Это мне как-то купили родители на похороны мадам Дюплер... — Она отлично подходит к случаю, — Нууру приложил лапку к груди. — Доверься моему опыту. — Ох, тогда подскажи, — встрепенулся парень, вспомнив, какой у него есть мощный помощник. — Всё остальное на мне может остаться таким же? — он покрутился в своей повседневной, ещё не снятой после колледжа одежде. Квами покивал, и тогда Натаниэль расслабленно скинул с себя пиджак, на внутренней стороне которого у него всегда был Камень Чудес. Демонстрировать его, прикалывая снаружи, он побаивался, но перед перевоплощением таки приходилось, иначе отследить точное время трансформации будет не так удобно. Затем парень аккуратно снял и футболку, чтобы тут же набросить рубашку на плечи. Но после этого он не оделся до конца, а прошёл к подобию туалетного столика, где его ждали дезодорант и, конечно же, парфюмерная вода. Нууру с лёгким недоумением на мордочке наблюдал за махинациями хозяина, который и надушился по всем канонам этикета, и нанёс антиперспирант в небольшом количестве, достаточном, чтобы скрыть запах, но не в излишке, перебивающем запах духов. — Кажется, мой опыт будет излишним, ты и сам знаешь, к чему быть готовым, — не удержался квами, сев на пиджак. Натаниэль от его слов покраснел, не в силах скрыть смущение. — Ну не приходить же мне на такое мероприятие потным и совсем неухоженным... — Конечно, всё верно, — покивало существо, разглаживая лапками складки одежды под собой. Нууру не покидало чувство, что с хозяином что-то не так. У них до сих пор не было такой сильной связи, как хотелось бы: их можно назвать друзьями, но с натяжкой. А то, что Натаниэль вообще почти не говорит на личные темы со своим квами, лучше и не упоминать. Не то, чтобы это ранило Нууру, но он чувствовал невероятное волнение и беспокойство, когда не понимал, о чём так печально и долго думал его подопечный. Натаниэль устало посмотрел на себя в зеркало. Его слабо светящиеся в блеске старой люстры глаза, казалось, говорили о многом, но вместе с тем утаивали что-то важное. И если бы был кто-то близкий парню, кто-то, кто знал его секреты, он бы догадался, о чём думает рыжий школьник уже не первый час. И не первые сутки... Мыслями Натаниэля завладела одна девушка. Из-за неё он плохо спал этой ночью. Из-за неё его жизнь вмиг перевернулась: небо махнулось с землёй местами и теперь назойливо гоняло облака под ногами парня, заставляя его голову кружиться от приступов тошноты. Земная твердь находилась тем временем прямо над макушкой Натаниэля и не прекращая колотила его по голове, напоминая, насколько сумасшедшим стал его мир, его Вселенная. Всё, что теперь он видел, напоминало о заносчивой леди, похитившей его сердце. Она вырвала его с артериями, с наслаждением наблюдая, как из органа хлещет кровь, смеясь и обливаясь красной жидкостью с головы до ног. И её губы разъезжались в хищной улыбке, подобной той, что всегда покоилась на её лице, когда они общались в школе. Эта мадемуазель не знала пощады, не знала милосердия. И поэтому ему следовало запомнить одну вещь. Ей нельзя сдаваться первым. Пока он не покорит её сам, нет и речи, чтобы сознаваться в своих странных, пусть и искренних чувствах. Поэтому он оторвался от зеркала, подошёл к дивану с пиджаком и квами и, приподняв последнего в своей ладони, закинул пиджак на другое плечо. Нууру лениво покинул его руку и сел на голову, а Натаниэль нырнул в рукава пиджака, на пару секунд застыл, глядя в зеркало у далёкой стены, а затем уверенно покинул своё жилище. Квами он впустил во внутренний карман пиджака уже у самого выхода, заставив того понервничать: его хозяин не славился таким безрассудством, чтобы делать столь важные вещи так поздно. Значит ли это, что этот вечер будет отличаться от того, к чему готовился Нууру?

***

Он подошёл ко входу в здание, когда на землю уже спустилась вечерняя темнота. Фонари лениво подсвечивали пространство под собой, словно устали заниматься этим, а гул голосов, который тревожил их сон, не давал в полной мере отключить свои лампы и просто замереть безмолвными, бездушными статуями. Примерно так же чувствовал себя до недавнего времени Натаниэль, но перед выходом он пообещал себе очень серьёзные вещи, и времени раскисать у парня не было. Как и передохнуть, потому что сейчас он замер, поражённо приоткрыв рот. Весь мир вдруг размыло, будто талантливый художник прошёлся кисточкой по невысохшему пейзажу и попытался направить акцент на действующее лицо. Которое, был уверен Натаниэль, достойно таких приёмов живописи. Девушка, которая не первый день владела его мыслями, причём во двух своих воплощениях, сейчас неторопливо покидала лимузин. Её локоны слабо сверкнули в свете фонарей, которые словно взбодрились и даже начали светить поярче при её появлении. Полоски волос непринуждённо переплетались друг с другом и создавали чудесное обрамление для тугого хвоста: там затесался даже какой-то золотой гребень, внимание от которого отводили различные циркониевые, а может быть и алмазные элементы декора волос. Названия им Натаниэль не знал, да и не цепляли они его так, как остальное в прелестной однокласснице. Её платье было тёмно-синим, как безлунная ночь. Но словно сквозь надоедливую сетку, через ткань платья прорывались неровные кусочки золотого света, похожие на лоскуты космического тумана среди бескрайних и холодных закоулков космоса. Одежда села точно по хрупкой и изящной фигуре блондинки, и тем самым выделила приятные глазу очертания уже не девичьего тела. И её лицо, не закрытое ни единой прядкой волос. Глаза на этот раз не выделяли какие-то голубые тени: они были естественны и вместе с тем выразительнее, чем когда либо. Куртцберг не выдержал и схватился за сердце: кажется, сейчас его жизнь грозит оборваться из-за непозволительно прекрасного вида его компаньонки. К счастью, она ещё не успела заметить своего кавалера, и поэтому неторопливо поднималась из салона автомобиля, придерживаемая за руку шофёром. И тут холодные голубые глаза встретились со его взглядом. Сердце предательски стукнуло в такт тому мигу, когда она, не мигая, уставилась на одноклассника. На Натаниэля, который держал в обеих руках огромный букет жёлтых и белых роз. Взгляд Буржуя потеплел. Она неторопливо проплыла к парню, словно несли её невидимые облака, а руки протянула... к букету. Взяв охапку и чуть ли не рухнув вместе с ней же, она затянулась почти невесомым ароматом роз и, сладко выдохнув, подкинула своему подоспевшему шофёру дивный знак внимания и скомандовала: — Поставить в самую роскошную вазу у меня в номере. Но даже её всегда резкий и режущий слух голос оказался до мерзкого сладким Натаниэлю. Он невольно, словно в трансе, взял руку своей спутницы и запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони. И замер, не в силах поверить в содеянное: он только что по своей воли коснулся губами кожи на руке Хлои Буржуа. Его глаза испуганно округлились, он осторожно отпустил тонкую кисть и, старательно глядя под ноги себе и девушке, максимально бодро сказал: — Добрый вечер, Хлоя. Ты сегодня особенно великолепна. Только его голос в конце предательски дрогнул и наверняка с головой выдал его состояние. И он продолжал смотреть на аккуратные классические туфли мадемуазель, которая сегодня пройдёт с ним на выставку, до тех пор, пока она не взяла его под локоток с несвойственной ей нежностью, и протянула нарочито раздражающе: — А ты, как обычно, выглядишь последней замарашкой. Спасибо, что хотя бы не забыл почтить моё присутствие своим скромным букетом. Парню стоило больших усилий не хмыкнуть в ответ на её замечание. После раскрытия личности он стал замечать за одноклассницей те черты, которыми с ним делилась её геройская сущность, и наоборот: подметил какие-то детали характера несносной Хлои в поведении героини Парижа. И он мог с уверенностью сказать, что его напарница, а сейчас и гостья на столь дивном вечере, была до краёв полна невысказанной благодарности. Поэтому ухмылку на лице Натаниэль постарался скрыть за опущенной головой: не хватало ещё получить в лоб от сопровождающей его леди в такой день. — Как я мог забыть о таком важном жесте внимания для столь очаровательной мадемуазель? — увы, закрыть себе рот парень был сейчас не в состоянии: стоило вспомнить, кем являлась в своём втором амплуа Хлоя, его тут же несло. Причём ладно, если бы слова шли от всего сердца. Но парень ловко мешал их с привычным в его геройском облике двойным смыслом, который не мог отделить от уверенности, растекающейся по телу в моменты использования привычек Кланиса в теле обычного школьника. И Буржуа вряд ли сможет не заметить его манеры общения. Но вместо ожидаемых криков и писков он услышал лишь короткое, сухое: — Рада, что дошло наконец. Тугой ты, Натаниэль.

***

Хлоя неспешно прошлась под локоток со своим кавалером по лестнице, ведущей в небольшое арт-пространство современных художников Парижа. Представляло оно из себя современного вида здание с небольшим входом, но огромным пространством внутри: все стены уже были покрыты шедеврами молодых или просто неопытных творцов по бумаге. Причём некоторые работы заставляли девушку с завистью оглядываться на их качество и стиль: не иначе, как участвуют не только зелёные новички, но и знатоки своего дела. И если бы не ситуация, в которой сейчас пребывала мадемуазель Буржуа, она наверняка по достоинству оценила все эти экземпляры чистого и непорочного искусства. Дело было в человеке, в чьё на удивление мускулистое предплечье она сейчас вцепилась как взбешённая кошка. И с первого взгляда можно было понять, почему. Она шла под руку с уверенным в себе молодым человеком. Его пламенно-рыжие волосы обрамляли лицо не как обычно: он сделал себе небольшой хвостик сзади, чтобы как-то убрать их и открыть сексуальные виски на радость публике. В одежде он почти не сделал перемен, только заменил раздражающую футболку на чёрную рубашку классического кроя, но из шёлка. Последняя ловила свет и преломляла его на манер кривого зеркала, тускло очерчивая складки ткани и рельеф того, что находилось под одеждой Куртцберга. То ли специально, то ли из-за воспалённого воображения девушки, но рубашка облегала его тело слишком плотно, почти не оставляя места фантазии. И с восторженным писком блондинка готова была кинуться в объятья одноклассника, заметив недвусмысленные узоры пресса под тонким слоем чёрного материала. Оказывается, у Натаниэля были скулы. И сейчас рядом с ними очаровательно легли тени, словно стараясь подчеркнуть аристократичное изящество парня, неторопливо идущего рядом с самой красивой, прелестной и желанной девушкой Парижа. Вот только теперь у Хлои возникло смутное подозрение, что такой компаньон полностью соответствует её статусу и внешним данным. И от того, что ей было не к чему придраться... Её кошмарно трясло. Почему из всех людей на планете именно этот человек вызывал такие противоречивые чувства у Буржуа? Она одновременно пылала к нему лютой ненавистью... и вместе с тем ловила себя на безудержной похоти по отношению к однокласснику. И от этой противоречивости её рвало на части как последнюю пару носков в руках у дерущихся за неё на распродаже прачек. На секунду замешкавшись, парень остановился и прислонился к девушке. Она замерла, боясь даже вдохнуть воздух: казалось, сейчас этот миг рассыпется, его сдует её дыханием, если она вдруг посмеет нарушить недвижимый вокруг них пузырь воздуха. Но следующие действия спутника заставили кровь вскипеть, а её пар подняться к щекам и заставить их заалеть на манер самых спелых и сочных помидоров. Он прижал её к себе руками и шепнул на ухо: — Кажется, нам пора... Визги присутствующих заставили их синхронно вздрогнуть. Натаниэль нехотя расцепил свои руки, до этого заключавшие в кольцо его любимую, и повернул голову ко входу в здание. И оттого первое, что он увидел, это как на нём появляются вооружённые лица. Один из них пушкой пальнул в воздух, заставив всех закричать в истошном страхе. И теперь он отслеживал, чтобы все его правильно поняли: бежать бесполезно. Прижимающий к стене охранника напарник говорил в пользу этого вывода, с садистским наслаждением прислонив пистолет к голове несчастного мужчины. — Сматывать удочки, — хмуро подвела итог девушка, чувствуя, как бешеный стук встревоженного любовью сердца уступает ритмичному бою сердца героя, который никак не может найти место для перевоплощения... — За мной, Хлоя, — неожиданно Натаниэль помог ей с этим. Он пригнулся и, схватив одноклассницу за руку, повёл к подсобному помещению, которое пряталось за изгибом коридора в глубине выставки. За спиной они услышали ещё два резкий выстрела и, молясь, что это не из-за них, ускорили движение. Подсобка наверняка была оборудована светом, но найти выключатель ребята так и не смогли, поэтому ступили в угнетающую темноту. Новый выстрел и крики заставили обоих нервно дёрнуться. Натаниэль погладил девушку по плечу и приоткрыл дверь из безопасного пристанища, чтобы затем выйти, напоследок шепнув: — Я пойду, помогу остальным, — он рукой указал в сторону зала, который подтвердил своё существование очередным звуком выстрела и десятками истошных воплей. Закрыв уши, Хлоя помотала головой, но только когда парень закрыл дверь, до неё дошло, что ничего не умеющий кроме рисования Натаниэль вышел из единственного известного места, которое они нашли и посчитали безопасным. Отчаянный страх и бессилие не успели поселиться в душе хрупкой леди. Нет, в душе героини Парижа нет места таким жалким чувствам, когда дело касается спасения жизни жалкому однокласснику... С которым она так и не успела выяснить отношения. Тихий шёпот и янтарно-золотой свет, затопивший всю подсобку, слышал и видел только Натаниэль, притаившийся у двери. Он молился всему, во что мог бы верить семнадцатилетний парень в эпоху диджитал-технологий, чтобы девушка его не заметила, когда покинет комнатушку. И удача таки повернулась лицом к парижанину: Квин Би бодро вылетела, распахнув дверь и начисто игнорируя парня, которого ею чуть ли не прибила. Услышав восхищённые возгласы толпы, Натаниэль покачал головой и вошёл в подсобку, аккуратно прикрыв за собой чуть ли не слетевшую с петель дверь.

***

— Отличная работа, — похлопал её по плечу напарник. Блондинка в ответ с очарованием похлопала ресницами, успев поймать озорные искорки в глазах Кланиса. Сегодня он был необычайно ласковым, словно никак не хотел её обидеть: на привычные подколы отвечал только хитрыми комплиментами, а в ответ на открытую провокацию либо молчал, либо смягчал и переводил стрелки. Это заставляло Квин Би напряжённо задуматься, а так ли всё в порядке с её напарником? Поэтому, когда они сгрузили четверых паршивцев в машину полиции, она жестом подозвала к себе парня и поинтересовалась: — Ну давай, твоя очередь. — Ты о чём? — недоумевающе посмотрел на героиню сверху вниз рыжеволосый, словно и правда не мог сказать, о чём это она. — О том, с чего это ты ведёшь себя как ученик воскресной школы, — хмыкнула девушка, повернувшись к нему боком и скрестив руки на груди. — Я же не интересуюсь, почему ты... — он замялся, поймав себя на желании сказать что-то не очень приятное, и быстро исправился, к неудовольствию героини. — Такая неисправимо притягательная! — У-у-у-у, ты меня доведёшь, — предупреждающе помотала пальцем перед носом у напарника Квин Би, прежде чем взяла его за руку и, не слушая слабых возражений, поднялась в воздух. Герой разве что пару раз заметил, что сейчас соскользнёт из слабой хватки одной пчёлки, но других признаков неудовольствия не высказывал. Вплоть до момента, когда девушка опустила его на крышу здания, в котором проходила выставка, а сейчас опрашивали свидетелей и наводили шуму с помощью журналистов и полицейских. — Просто мне сложно, — признал Кланис, заставив блондинку застыть в нелепой позе с картинно опущенными руками и сгорбившись: тащить за одну руку вес больше, чем твой собственный, оказалось делом неблагодарным. — Я недавно понял, что влюблён в девушку, которую, кажется, не так сильно интересую... — О-о-о... — только и смогла выдавить из себя голубоглазая, присаживаясь рядом с напарником. Её пальцы нетерпеливо побарабанили по крыше. — Продолжай, сейчас разберёмся. — И я не могу спросить напрямую, потому что боюсь отказа. Квин Би сдвинула брови в страдальческом «Ну и тупица!» и сжала руку Кланиса под своей, заставив того вздрогнуть. — Очень зря. Она наверняка от тебя в восторге, ты ж-же такой забавный, — она хмыкнула, увидев улыбку на губах друга. Вселить в него уверенность — то, что было по силам героине Парижа. — Только подумай, как было бы глупо, если бы ты даже не спросил у неё, что она о тебе думает. Вдруг она ночами спит и видит, как вы целуетесь, а ты даже шага в её сторону не делаешь, боясь отказа? — она увидела румянец, постепенно завладевающий лицом её напарника, и прыснула со смеху. — Ну, я обрисовала всё так, чтобы ты понял глубину... ситуации, в которой можешь находиться из-за неверия в самого себя. Рекомендация от Квин Би, — она встала, убрав ладонь с руки Кланиса. И устремила взгляд на огни ночного Парижа, уперев руки в бока и не отрывая глаз от горизонта. — Не теряй надежды. Даже если ты не можешь понять самого себя, действуй чувствами, а не головой, — она постучала пальцем по виску. — Чувства не врут, а вот голова сильно путает. Она так и смотрела на подсвеченную Эйфелеву башню, не обращая внимания на реакцию парня или его телодвижения. Она думала о своём. О том самом молодом человеке, который всколыхнул сегодня её чувства один своим чёртовым появлением. Об однокласснике, на которого уже почти месяц смотрела как на новое развлечение, игрушку, достойную лишь временного, как и все игрушки, внимания. О джентльмене, поселившемся в её сердце по глупой и непонятной причине. Она почувствовала, как напарник встал с крыши, и уже хотела бодро отсалютировать ему в знак прощания, но такая знакомая хватка рук и требовательный взгляд обезоружили её и заставили испуганно замереть, не в силах поверить в происходящее. Кланис смотрел на неё так, как умел это делать только один человек. И это был явно не герой Парижа. Из-под маски на неё глядел уже не напарник, и это было очевидно.