У подножья жизни

      Когда с улицы донеслось ржание лошадей, Чип подскочил к окну и уткнулся носом в холодное стекло. До этого он сидел за столом и безо всякого воодушевления ел свой завтрак. Утром у него явно не было аппетита. Либо каша, которую приходилось есть чуть ли не каждое утро, уже порядком ему надоела, и наслаждаться трапезой было невозможно.       — Там что-то едет, — сказал он, внимательно всматриваясь вдаль.       Все, кто находился на кухне, замолчали в трепетном ожидании. Мадам Поттс так и осталась сидеть с чашкой кофе в руке, Люмьер перестал вытирать посуду, а Морель, закидывающий поленья в печь, застыл с горящей деревяшкой в руке. Любопытство так разобрало официанта, что он кинул её обратно в поленницу и побежал к окну. Затем осознал собственную глупость, развернулся и к своему ужасу увидел, что остальные дрова начали тлеть.       — Зараза, — буркнул он, принимаясь тушить огонь веником.       — Помощь нужна? — спросил Люмьер.       — Non…       Морель замотал головой и, с полной уверенностью в собственных силах, продолжил хлестать по дровам. До тех пор, пока прутья веника не вспыхнули ярким пламенем.       — Карета! — радостно воскликнул Чип и спрыгнул на пол. — Хозяева приехали! Кто последний, тот садовая улитка.       Он сорвался с места и с громкими криками выбежал из кухни. В тот момент он забыл обо всём на свете. Тем более о недоеденной каше. Люмьер бросил полотенце на стол и, не обращая внимания на просьбы о помощи за спиной, побежал вслед за Чипом. Уже на первом повороте он два раза чуть было не споткнулся о Султана. Пёс был несказанно рад игре в догонялки, а потому так и норовил кинуться прямо в ноги.       Беготня по коридорам переполошила чуть ли не весь замок. Заслышав новость о приезде хозяев, любопытные слуги начали выглядывать из-за дверей своих спален. Кто-то тоже решил добраться до холла и убедиться в этом лично. Поэтому, когда Люмьер добрался до входных дверей, народу там заметно прибавилось. А те, кому не захотелось спускаться вниз, наблюдали за происходящим, перегнувшись через перила.       — Я выиграл, — выкрикнул Чип победоносно.       Выходить на улицу ему запретили. Поэтому он приоткрыл одну дверцу и высунул голову наружу. Люмьер и Султан последовали его примеру. Благо им открывался отличный вид на подъездной двор.       Начало марта выдалось гораздо более приветливым. Метелей, донимавших обитателей замка всю зиму, не наблюдалось уже несколько дней. В чистом небе светило солнце. В его лучах белый снег, что спрятал под собой почти всю территорию сада, играл разноцветными бликами. Даже не верилось, что зима наконец-то закончилась. Да, воздух оставался жутко холодным, и по вечерам всё ещё давал о себе знать редкий снегопад. Но в то же время все чувствовали приятные перемены не только в погоде, но и в общем настроении. Даже дышать стало легче.       А тем временем кучер, который остановил экипаж прямо у основания лестницы, спрыгнул на землю и поспешил помочь хозяевам. Он открыл дверцу и подал руку Белль. Та выпорхнула из кареты первой. Такая весёлая и, кажется, весьма довольная завершившейся поездкой. Она слегка задрала голову вверх и осмотрела фасад замка, что-то сказала вылезавшему из кареты отцу, и направилась вверх по лестнице, иногда перешагивая через одну ступеньку. Стоило ей только дойти до дверей, как к ней навстречу выбежал Чип.       — Здравствуй! — Белль рассмеялась. — Я так соскучилась.       — Я тоже.       Пока они обнимались, мимо пронеслась целая толпа лакеев. Им предстояло разгрузить прибывший экипаж и помочь хозяевам расположиться после длительной и, без сомнений, утомительной поездки. Люмьер тоже зря времени не терял. Он подошёл к Жанетте и попросил её взять с собой подружек-горничных и немного прибраться в спальнях. Девушка с увлечением наблюдала за происходящим через окно. Но, выслушав просьбу, она отвернулась от него и быстро посеменила к лестнице. Её приподнятое настроение не осталось незамеченным. Люмьер не без улыбки посмотрел Жанетте вслед. Почему-то в тот миг она напомнила ему Бабетту. Тот же озорной взгляд, та же улыбка, такое же платье, облегающее стройную фигуру. И почему никто по сей день не обратил внимания на эту милую девушку? Она была ещё очень молодой, с ребяческими наклонностями (чего только стоила её излюбленная стрельба из рогатки по всему живому). Но её это ни капли не портило. Скорее наоборот, если твоя любовь после неудачного свидания возьмёт в руки рогатку и начнёт целится тебе в голову, то жизнь заиграет новыми красками.       Люмьер усмехнулся собственным мыслям и склонился в почтительном поклоне, когда хозяева вошли в холл. Вместе с ним их поприветствовали ещё с десяток слуг. Кто-то, несомненно, обрадовался возвращению господ, кто-то не очень. Как-никак, многим предстояло вновь взяться за работу с новыми силами, а не отдыхать целыми днями в спальнях из-за ненадобности.       — Надо же, — с удивлением протянул Адам, осматривая помещение, — замок стоит целым и невредимым. Неужели мне это не снится?       Белль закатила глаза.       — А ты ожидал, что Люмьер его развалит?       — Вообще-то да.       — Да будет тебе, — она снова обратилась к Чипу. — Как вам жилось без нас? Было что-нибудь интересное?       Тот задумчиво почесал переносицу и бросил мимолётный взгляд на Люмьера. Так, чтобы никто более этого не заметил. Метрдотель отрицательно мотнул головой.       — Нет, ничего не было. Но один раз мы расчистили пруд, и все катались на коньках, а потом…       И пока Чип во всех подробностях пересказывал, как он простудился и чем занимался, пока соблюдал постельный режим, в дверях показался Когсворт. За собой он тащил дорожный сундук. Явно очень тяжёлый, судя по одышке и нескончаемым пыхтениям дворецкого. Наблюдая за его безуспешными попытками перебраться через порог, Люмьер засмеялся.       — Когсворт, — позвал он мягко, — mon cher ami.       Друг остановился и выпустил из рук непосильную ношу. Секундное замешательство на его лице сменилось радостью.       — Люмьер! — он улыбнулся так искренне, что глаза превратились в маленькие щёлочки, и расставил руки в стороны. — Иди сюда.       Перед тем как угодить в объятия он уже по привычке привстал на носки. Обычно Когсворт делал это для того, чтобы казаться чуть выше. Но в этот раз был особенный случай, а потому он положил ладони на плечи Люмьера, подтянулся и поцеловал его в щёку.       — Вижу, ты очень рад встрече.       — Ты даже не представляешь насколько, — Когсворт отстранился и осмотрел товарища с ног до головы. — Всё ждал, когда снова увижу твою физиономию.       — Неужели? И прекрасный Париж нисколько не скрасил твоё ожидание?       Дворецкий вздохнул.       — Нет, к сожалению. Париж, конечно, город интересный, но моё сердце навсегда осталось в Мюнхене.       — Ладно, бессердечный, — Люмьер нагнулся и взялся за ремень, которым был обвязан сундук, — давай помогу тебе с багажом. А то, не дай Боже, ещё надорвёшься.       До спальни дворецкого они дошли молча. Конечно, после долгой разлуки двум друзьям в первую очередь хотелось поделиться последними новостями или просто поболтать. Но ни тот, ни другой не решался заговорить первым. Только в коридоре третьего этажа, когда Люмьер со вздохом облегчения поставил сундук на пол, Когсворт рискнул поинтересоваться тем же, о чём совсем недавно спрашивала хозяйка.       — Что-нибудь произошло, пока нас не было?       — И да, и нет, — ответил Люмьер с таким сомнением в голосе, что все остальные вопросы тут же отпали. — Я бы с удовольствием сейчас всё рассказал. Но боюсь, о таких вещах надо говорить в другой обстановке. А если тебя интересует эта развалина, — он махнул рукой в сторону старинных часов, — то с ней всё в полном порядке. Работает идеально, только маятник скрипит.       — Хочу в это верить, — Когсворт кивнул на дверь. — Откроешь?       Вид у него был вполне довольный. Разве только совершенно усталый. Долгая дорога изматывает даже самых стойких. С этим уже ничего не поделаешь. Однако, пока метрдотель вынимал из кармана связку ключей, Когсворт нахмурился и наклонился к замочной скважине. Люмьер на пару секунд замешкался, затем последовал его примеру и увидел множество мелких царапин на замке. Одни были, по-видимому, сделаны самим хозяином комнаты, поскольку располагались по краям скважины. А другие красовались гораздо дальше от неё, будто дверь неумело пытались вскрыть ножом или отмычкой.       — Чёрт возьми…       Люмьер дотронулся пальцами до замка, убедился, что царапины и впрямь настоящие, а затем быстро отпер дверь. Когсворт толкнул её рукой, и она плавно распахнулась.       — У тебя есть ценные вещи?       — Нет, — дворецкий зашёл в тёмную комнату и сразу прошёл к рабочему столу. — Разве только бар, но на нём отдельный замок, — он отодвинул один из ящиков, — и деньги на месте. Получается, взлом оказался неудачным.       От увиденного друзья отошли не сразу. Когсворт, у которого настроение остановилось где-то между злостью и печалью, принялся ещё раз осматривать свою комнату. Он заглядывал во все шкафы и ящики, проверил полки, а потом, на всякий случай, открыл свой бар. Кроме бутылок с не самым дешёвым алкоголем там не было ничего стоящего. И потом воришка не будет вскрывать замок только ради выпивки.       — Знать бы, кто это сделал, — произнёс Люмьер задумчиво.       Он втащил сундук в комнату и опустился на край кровати. Учитывая всё произошедшее, мыслить здраво в такой ситуации не получалось. Сначала в памяти всплыл давний разговор с Бабеттой. Тогда речь шла об исчезнувшем антиквариате, в частности о вазах. Но это было уже так давно. А теперь в замке по ночам творилось чёрт знает что. Так почему бы не взять во внимание и версию про очередное вмешательство призраков?       — Обязательно узнаем, — сказал Когсворт как-то уж слишком холодно, а затем посмотрел на Люмьера. — Нам надо поговорить. И как можно скорее.       — И к чему такая спешка?       Дворецкий снял с рук тёплые перчатки и бесцеремонно бросил их на стол.       — Видишь ли, мне не терпится послушать ту захватывающую историю, которая произошла здесь во время нашего отсутствия. Что же ты такое увидел, отчего почти весь поседел?       Ответа он так и не дождался.

***

      — А выстрелить можно только один раз?       Вопрос Чипа прозвучал слишком громко, и Люмьер, сам того не замечая, вздрогнул. В комнате мадам Поттс, кроме них, никого не было. А потому Чип без стеснения стал расспрашивать об устройстве огнестрельного оружия. На словах было сложно объяснить, как заряжать мушкетоны или ружья. К тому же Люмьер не мог похвастаться своими знаниями в этой области. Всё-таки он отдавал предпочтение фехтованию, чем стрельбе. Но удовлетворить любопытство мальчика попытался. К сожалению, его разъяснения вызвали ещё больший поток вопросов.       — Конечно, потом нужно перезаряжать.       — Сначала порох, а потом пуля, — произнёс Чип в полголоса. — Верно?       Люмьер кивнул.       — Но не думаю, что без практики у тебя получится сделать хоть что-нибудь с первого раза, — он указал на оружие в руках Чипа. — Перед выстрелом с ним нужно столько действий проделать. Жуть! Я еле-еле всё запомнил.       — Может, потом ты покажешь мне, как это всё происходит?       — Покажу. Только зачем тебе это?       Мальчик пожал плечами и протянул руку к краю дивана. Там уже несколько минут изнемогал от бездействия Султан. Забираться на диван ему запрещали. Поэтому псу приходилось проводить время на полу в полном одиночестве. А когда скука становилась невыносимой, он вставал на задние лапы и вслепую водил носом по подушкам. Тогда Чип отвлекался от разговора, чтобы погладить четвероногого друга.       — Просто так, — сказал он после минутного молчания, — я ведь об этом только в книжках читал. Интересно, как это по-настоящему происходит.       Люмьера такой ответ вполне устроил. Правда, он хотел выразить своё мнение относительно просьбы Чипа. Человек, который однажды столкнулся с последствиями стрельбы, никогда более не захочет увидеть нечто подобное. Военные были не в счёт. Тех тянуло попасть под град пуль при каждом удобном случае. Когда же в комнату вошли мадам Поттс и Когсворт, Люмьер прикусил язык и поднялся на ноги.       Он помог им накрыть на стол, уступил место мадам, а сам устроился в кресле. Для всех собравшихся остаток дня обещал быть насыщенным на загадки и тайны. Даже Чип, который стал уплетать печенье с большой круглой тарелки, понимал всю важность происходящего. Ведь ему тоже предстояло рассказать нечто такое, что не поддавалось нормальному объяснению. Но сперва всем захотелось немного перекусить. Во время чаепития друзья говорили о повседневных вещах. На удивление, Когсворт взял всё внимание на себя. Он неторопливо описывал поездку в Париж, как вместе с хозяевами остановился у семейной четы Бюжо, потом у Сенье, а затем у Дюваль. Усмешка Люмьера насчёт последних была ожидаема.       — Никогда бы не подумал, что на королевском балу собирается столько народу. Один раз я умудрился потерять наших в толпе. И если хозяева вскоре показались мне среди танцующих, то господина Мориса я нашёл вообще где-то за пределами зала.       — Как он там оказался? — спросила мадам Поттс.       — Мне кажется, его спутали со слугой и послали на кухню.       Когсворт замолчал, и это сыграло на руку комичности сказанного. Чип тихонько захихикал, а Люмьер, чуть не выплюнув чай обратно, прижал кулак ко рту. Шутка немного сбавила общее напряжение, а потому начало серьёзного разговора далось всем гораздо легче. По крайней мере, все четверо до самого конца держали себя в руках.       — Кто первый? — спросил Люмьер и обвёл собравшихся взглядом.       Ему хотелось побыстрее поделиться с ними тем, что увидел в ту страшную ночь. Но из вежливости предоставил право начать «собрание» кому-нибудь другому. Тогда голос подал Чип. Он положил к себе на тарелочку откушенное печенье, сел поудобнее и посмотрел на маму. Та одобряюще кивнула. Все и так знали, что ей в последнюю очередь нравились такие мероприятия. Но в замке творилось что-то странное, и с этим следовало разобраться.

***

      Чип видел не так много, как остальные. Зато он оказался первым в списке из тех, кому не посчастливилось столкнуться с таинственным и мистическим. Через несколько дней после Рождества, ближе к вечеру, Чип бесцельно бродил по первому этажу. Спать ему совсем не хотелось. К тому же Султан бегал где-то поблизости. И вот, за одним из поворотов, где начинались спуски в подземные помещения, Чип почувствовал сильный холод. Поёжился и обернулся, потому что лай Султана раздался где-то позади. Но заместо привычно обставленного помещения он увидел громаду каменных стен, уходящих в бесконечную высоту. От неожиданности он испуганно ойкнул, и его возглас отозвался вдалеке эхом.       Случилось нечто невероятное. Весь замок увеличился в десятки, а то и в сотни раз. Теперь коридор стал походить на огромную скалистую пещеру. Такую же холодную, негостеприимную и, чего уж греха таить, очень жуткую. Чип не знал, куда ему податься, поэтому просто пошёл вперёд. А когда услышал за спиной чьи-то шаги — сорвался на бег. Интуиция подсказывала, что стоило немного поиграть в догонялки. Совсем чуть-чуть, чтобы оторваться от преследования. Тем временем позади раздавался не только топот ног. К нему в придачу добавился странный звякающий звук. Не сбавляя скорости, Чип подумал о дребезжащей посуде, которую везли на тележке.       Он уже начинал уставать, благо впереди показались очертания чуть приоткрытой двери. Только по её внешнему виду Чип понял, что она вела либо в подземелье, либо в одно из хранилищ. Уж слишком она была массивной, сколоченной из толстенных досок. Но в тот момент было всё равно, куда бежать. Главное — спрятаться как можно скорее. Чип изловчился, юркнул в пространство между дверью и стеной, прижался к какому-то ящику и замер. Теперь начиналась другая игра, где ни в коем случае нельзя попадаться на глаза ведущему. А последний не желал оставаться в проигрыше и стремительно приближался. Его звякающие шаги раздавались уже совсем рядом, когда он, видимо, споткнулся и упал. Послышался звон разбитого стекла, и Чип опять вспомнил о посуде, а если точнее, о чайном сервизе.       — Не прячься!       Злость и обида в голосе, слишком тонком для взрослого, слились в единое целое. В том холоде, в том требовательном тоне не чувствовалось ни капли человечности. И тогда Чип понял, что по ту сторону от него стоял точно не ребёнок. Может быть, нечто похожее. Но в его глазах (если они, конечно, были) не теплилась жизнь.

***

      — И что произошло потом? — спросил Когсворт чуть ли не шёпотом.       — Я зажмурился и досчитал до десяти, — на вопросительные взгляды окружающих Чип ответил незамедлительно. — Помогло. Всё стало, как прежде.       Он слабо улыбнулся, взял с тарелки оставшийся кусок печенья и дал его Султану. История могла бы показаться невероятной, если не полностью выдуманной. Но после пережитого Люмьер готов был поверить во что угодно. Он посмотрел сначала на мадам Поттс, потом на Когсворта. Те взволнованно переглядывались между собой, и тогда Люмьер понял — они тоже верят.       — Но знаете, — продолжил Чип неожиданно для всех, — я так и не увидел осколков. Хотя слышал, как что-то разбилось.       — Ни в коридоре, ни в комнате?       — Ага.       Когсворт задумчиво хмыкнул.       — Кстати, где вы прятались, молодой человек?       — Где-то внизу, — Чип вздохнул, — но я не помню точно. Такая большая дверь, очень тяжёлая. А внутри куча ящиков и несколько бочек.       — Ты в них заглядывал? — спросил Люмьер, уже предвидя ответ.       — Нет, они были закрыты.       Догадаться, о каком помещении шла речь, было непросто. На первом этаже располагалось около десятка хранилищ. И все они скрывались за массивными дубовыми дверьми. Вопрос заключался лишь в том, что кто-то из слуг в тот день оставил одну из них открытой.       И пока Люмьер с Когсвортом пытались понять, кого винить в такой оплошности, мадам Поттс обняла сына и погладила его по голове.       — Какой ты у меня храбрый, солнышко, — сказала она ласково.       — Наверное, — Чип обнял маму в ответ. — Я не знаю, кто бежал за мной. Но мне показалось, что это был ребёнок.       — Верно. Маленький мальчик, — поняв, что её слова вызвали неподдельный интерес у всех присутствующих, она кивнула. — Да, я видела его. Но уже после того, как хозяева вместе с Когсвортом уехали. Очень быстро, мимолётно. Словно обрывок сна наяву.

***

      Он появился из ниоткуда. Выбежал из бокового коридора и остановился посреди прохода. Может быть, мадам Поттс его бы и не заметила. Не обратила бы внимания. Но в замке, кроме Чипа, больше не было детей. А тот мальчик, которого кухарка увидела со спины, имел мало общего с её сыном. Так показалось изначально. Мимо него проходили люди: кто-то шёл в одиночку и быстрым шагом, кто-то бродил туда-сюда и переговаривался с друзьями. Но ни один человек даже не удостоил его взглядом. Словно невидимка, он оставался незамеченным для всех. Кроме мадам Поттс.       Рукава его камзола, испачканные и рваные, свободно болтались из стороны в сторону. На левой ноге не было туфли, а на чулок, когда-то белый, налипли комья грязи. Мальчика хотелось пожалеть. Он выглядел несчастным и абсолютно разбитым. Но когда ему вздумалось обернуться и показать своё лицо, слово «разбитый» приобрело совершенно другой смысл. Неестественно бледную кожу сплошь покрывала паутина из трещин. И тогда мадам поняла — перед ней стоял не человек, а живая статуя из фарфора.       Испугаться она не успела. Мальчик сорвался с места, прихрамывая, пробежал мимо компании лакеев и скрылся из виду. Точно не хотел попадаться никому на глаза. Либо он просто боялся, что мама его наругает.

***

      — Я, кажется, понял, — пробубнил Чип себе под нос, а затем чуть повысил голос. — Он разбился, когда искал меня. Поэтому у него болтались рукава, мама. Когда он упал, его руки раскололись.       — Это ужасно, дорогой. Не стоило мне рассказывать такие ужасы.       Голос мадам дрогнул. Но Когсворт, который в этот вечер вёл себя ну очень спокойно, подал ей чашку чая. Утешать людей у него получалось в последнюю очередь. Поэтому он требовательно посмотрел на Люмьера.       «Скажи ты уже что-нибудь, наконец», — читалось в его взгляде.       Но в тот момент из метрдотеля вышел весь запал. Не проронив ни единого слова, он слушал сначала историю Чипа, потом его матери. Картина происходящего потихоньку начинала складываться в его голове. И всё же между отдельными фрагментами до сих пор не возникало никакой связи.       — Вы поступили правильно, — сказал он мягко. — Нам нужно понять, что происходит в этом замке. И мы непременно найдём ответ, если будем действовать сообща. Мы всё-таки семья.       Мадам понимающе кивнула и принялась пить горячий чай. Свою историю она рассказала. Так что теперь настала очередь кого-то из мужчин. Люмьер заметил некоторые перемены в выражении лица Когсворта, и снова оставил свою историю на потом. Друг желал что-то рассказать. Просто никак не решался.       — Ты что-то говорил про часы, mon ami.       Дворецкий опустил глаза.       — Да, было дело, — он сцепил пальцы в замок. — Хотя я до сих пор не могу объяснить то, что видел.       — А ты попытайся.       — Только в общих чертах, ладно? У меня нет никакого настроения копаться в этой чертовщине.       Никто не возражал, и Когсворт, вполне довольный таким положением дел, откинулся на спинку кресла. Все знали, у него был отнюдь не творческий склад ума. Говорить красиво он не умел, а дополнять общую картину мелочами тем более не собирался. Такой уж человек, этот Когсворт.       — Те часы, рядом с моей спальней, иногда давали сбой. Я к этому привык. Но не буду скрывать, меня это немного раздражало. Часы то останавливались, то замедляли свой ход. А когда они резко побежали вперёд, я понял — надо что-то делать, — он вытянул указательный палец и стал имитировать им движение стрелок круговыми движениями. — Как-то рано утром, когда было ещё очень темно, стрелки часов закрутились очень быстро. Я еле-еле успевал за ними смотреть. В секунду они совершали один оборот, если не больше. Тогда-то мне и показалось, что часы сломались. Как-никак, с головой у меня всё хорошо.       — Но ты засомневался?.. — спросил Люмьер тихо.       — Именно. Вдруг я почувствовал такой… страх. Мне захотелось убраться оттуда как можно скорее. Но я всё стоял и смотрел на эти чёртовы часы. Они начали скрипеть, внутри застучали механизмы, приоткрылась дверца и на пол полетели шестерёнки.       — И что потом? — не выдержал Чип.       Когсворт свёл брови к переносице и тяжело вздохнул.       — Я ушёл к себе в комнату, — поняв, как смешно это прозвучало, он усмехнулся. — Да. Вот так вот просто.       — И всё?       — Всё.       — И больше ты ничего не видел? — Люмьер насторожился и слегка наклонил голову. — Что находилось за дверцой часов, Когсворт?       Друг ничего не ответил, только мотнул головой. Он уклонялся от ответа, это точно. И как бы сильно Люмьеру не хотелось докопаться до правды, он не стал давить на дворецкого ещё больше. Иначе тот мог разозлиться и начать орать.       — А что ты видел, Люмьер? — поинтересовалась кухарка, перебирая в руках платок.       — Нечто жуткое, ma dame.       Метрдотель улыбнулся мгновенно побледневшей женщине и подмигнул приготовившемуся слушать Чипу. Он всеми силами пытался не подавать виду, что вновь переживать события той ночи, пускай и мысленно, ему хотелось в последнюю очередь.       Чтобы оправдать свой необузданный страх перед темнотой, Люмьер дал волю своему красноречию и говорил о произошедшем во всех красках, не упуская ни единой мелочи. Это сыграло ему на руку, потому что остальные слушали его с открытыми ртами. Иногда останавливали, чтобы задать вопросы, или просто ахали. История казалась очень мрачной, какой-то неприятной или даже неуютной. И это при том, что Люмьер рассказал всю правду. Без малейшей лжи.       Когда он закончил, в комнате повисла тишина. Все переглядывались между собой, заглядывали друг другу в глаза, надеясь найти разгадку этому бесконечному проклятью. Чип выглядел намного бодрее. Конечно, он же мало что запомнил из прошлого. Выкинул плохие воспоминания из головы, чтобы в дальнейшем ему жилось лучше. А вот взрослых начала одолевать лёгкая паника.       — Так вот, почему тебе сделалось хуже, дорогой, — сказала мадам Поттс с нескрываемой печалью. — Измождённый вид, седина в волосах, такая нехарактерная для тебя молчаливость… Почему ты ничего не сказал?       — Не хотел беспокоить вас. Нам всем пришлось тяжело этой зимой. Ещё не хватало, чтобы я стал рассказывать о призраке, — Люмьер нахмурился. — Или кто это такой, чёрт возьми?       — Можете мне не верить, но я испугался, — Когсворт допил чай и поставил пустую чашку на поднос. — Мне и одного Люмьера хватает. А в замке, оказывается, ещё второй бродит. Вы моей смерти хотите?       Метрдотель хохотнул.       — Ты что, человекообразное, умеешь шутить?       — Представь себе, — Когсворт улыбнулся. — И ты больше ничего не видел?       Сжав пальцы в кулаки, Люмьер покачал головой.       — Нет, ничего.       Его враньё, как правило, раскрывалось в сей же миг. Когсворт был человеком проницательным. Имел поразительную способность видеть собеседника насквозь. Но тогда он лишь подозрительно прищурился и сменил тему.       — Нам нужно решать эту проблему. И как можно скорее. Иначе мы запросто потеряем рассудок.       — И как нам это сделать, старина?       — Надо понять, почему призраки дают о себе знать. Раньше же они не появлялись. Должна быть какая-то причина.       Люмьер хмыкнул и посмотрел на Чипа. Тот всё также сидел на диване и переводил взгляд то на одного, то на другого взрослого. Султана он взял на руки и теперь ласково чесал ему за ухом.       — Чип, я помню, что ты сказал мне тем вечером.       — Я тоже. Картинки в книжке.       — Почему ты это сказал?       Мальчик пожал плечами. Но когда на него посмотрели с явным любопытством, он выпрямился. Мысль о том, что к его словам прислушаются, будоражила разум.       — Потому что замок живой. Он запоминает всё, что видел. И оборачивает это в свою пользу. Наш дом, как большая книга, где написана не только история, но и нарисованы картинки. Вот и всё. Он показывает их, потому что так надо ему.       Его аккуратно перебил Когсворт.       — Не хочу с вами спорить, юноша. Но зачем ему это?       — Я не знаю.       — Ты не веришь ему? — спросил Люмьер с укором.       — Нет, мне хотелось бы верить. Потому что, — борясь с неуверенностью, Когсворт на какое-то время стих, а затем продолжил, — когда я поехал в Париж, меня одолело странное ощущение. Неумолимое желание повернуть обратно, к замку. Он как будто бы звал меня назад. Могу отдать голову на отсечение, хозяин почувствовал тоже самое.       Развивающуюся мысль подхватила мадам Поттс.       — То есть замок зависит от нас? И когда кто-то уезжает, он начинает использовать те «картинки в книжке»? А если принять то, что за последнее время много слуг ушло с работы…       — Он дорисовывает их в неправильном свете, чтобы заполнить пустоту — закончил Чип. — Другие могли тоже что-то видеть. Я уверен.       Собственная догадка показалась друзьям маленьким лучом света в темноте. Может быть, она была полностью неверной. Этого никто не отрицал. Но, несмотря на это, все ощутили некий прилив уверенности в завтрашнем дне. Они хотя бы попытались узнать, какие секреты таили в себе стены их общего дома.       Тишину снова нарушил Когсворт. Пока Люмьер и мадам Поттс складывали посуду на поднос, он усердно думал. Даже начал отбивать ногой известный ему одному ритм.       — А я вот о чём подумал: если в замке по какой-то причине не останется людей, то он сплошь и рядом будет заселён призраками? Я правильно понял наши умозаключения?       — Не только призраками, mon ami, — ответил Люмьер, у которого появились и свои соображения на этот счёт, — но и кое-чем похуже. Нашими страхами.

***

      Тем вечером Люмьер солгал. Он видел ещё кое-что. Но рассказать друзьям о произошедшем не рискнул. То, что случилось пару дней назад, казалось ему слишком личным, слишком болезненным. А делиться своими переживаниями с другими Люмьеру больше не хотелось. О сложившейся ситуации с письмами знали уже все близкие люди. Так зачем лишний раз бежать плакаться кому-нибудь в жилетку? Нет, отныне это его проблема. Только его. И пускай собственный разум играл с ним злую шутку.       Произошедшее можно было бы назвать видением, не будь оно настолько реальным, осязаемым. Или, правильней сказать, живым. Именно. Это слово подходило больше всего.       После обеда Люмьер направлялся к себе в спальню с намерениями немного отдохнуть. Но до дверей он так и не дошёл. Остановился на разветвлении двух коридоров и завертел головой во все стороны. Издалека до него долетел всё тот же женский плач. Такой надрывный, пробирающий до мурашек и разрывающий душу на части. Люмьер прислушался, силясь понять, откуда мог идти звук. В первые минуты ничего не получалось. Рыдание словно шло со всех сторон, отражалось от стен и уходило в глубину коридоров. А потом стало гораздо тише, и Люмьер чётко услышал его с левой стороны. Сердце под блузой пробило удар, остановилось ненадолго, и продолжило колотиться чуть быстрее. Тот самый коридор, с зелёным ковром на полу, с редкими окнами по правой стороне. Метрдотель знал, куда он ведёт. Ведь раньше он ходил по нему довольно часто, особенно вечерами. С нарастающим внутри ужасом, он прошёл вдоль длинной стены из светло-жёлтого камня и остановился у закрытой двери. Всё верно, это одна из многочисленных спален на первом этаже. Но лишь небольшая деталь заставляла Люмьера дышать через раз. Там была её спальня. Плач шёл оттуда, в этом не было никаких сомнений. И хотя он стих почти сразу, как только его источник оказался обнаружен, стало ясно одно — за дверью кто-то был.       Тишина простояла совсем не долго. Всего каких-то десять секунд. Но для Люмьера время растянулось на гораздо больший срок. Он не знал, что в такой ситуации следовало предпринять. Уйти? Может быть. Достать связку ключей из внутреннего кармана, найти подходящий и открыть дверь? Возможно. Но как поступить лучше, правильней?       К единому ответу прийти не получилось. Вернее, тех самых секунд не хватило. За тяжким вздохом, который дался с таким большим трудом, послышался нежный, мелодичный голос. Её голос.       — Любимый, это ты?       И если вплоть до этого мгновения Люмьер мог держать себя в руках, то после такого он едва не закричал. Он облокотился на подоконник позади себя и во все глаза стал наблюдать за тем, как заходила ходуном дверная ручка. Что бы не находилось там, по ту сторону, оно желало выбраться наружу.       — Открой, дурачок, — затворный механизм едва слышно скрипнул, покосился вбок. — Пожалуйста, выпусти меня.       Не в силах сказать ни одного слова, Люмьер замотал головой и сделал один шаг в обратном направлении. Ему захотелось убраться с этого проклятого места как можно скорее. Но разворачиваться спиной к потенциальному источнику опасности было глупым решением. И Люмьер, не смея отвести взгляда от метавшейся вверх-вниз металлической ручки, отдалился ещё на пару шагов. Точно узнав его намерения, она рассвирепела и закричала настолько громко, что заложило уши.       — Открой!       Внезапно дверь, и без того хлипкая, заходила ходуном под градом тяжёлых ударов. В центре появилась почти что прямая трещина. И под напором неведомой силы она разрасталась всё шире и шире. Люмьер попятился ещё дальше, случайно зацепился каблуком за ковёр и дёрнулся вперёд в попытке устоять на ногах. Ему посчастливилось не упасть. Но, когда он вновь устремил взгляд на дверь, её буквально разорвало на щепки. Страх увидеть нечто, с таким упорством ломившееся на волю, сломило здравый смысл. И Люмьер, сам того не осознавая, закрыл глаза.       Раз. Куски дерева посыпались на пол. Два. Отлетела дверная ручка. Три. Скрипнули петли. Четыре. Сломанная дверь выпала из проёма и с грохотом ударилась о мрамор. Пять. Она пнула оторвавшийся затвор. Шесть. Тихий звук шагов становился всё громче и громче. Семь. Ворс ковра зашелестел совсем рядом. Восемь. Сдавленный смешок прямо напротив. Девять. Ледяные пальцы дотрагиваются до щеки. Десять. Чужое дыхание на губах.       Задыхаясь, Люмьер открыл глаза и увидел перед собой пустой коридор. Его пробила крупная дрожь, когда с чистого зелёного ковра исчезла гора деревянных обломков, а дверь в спальню осталась стоять на прежнем месте.       До своей комнаты он добрался с большим трудом. От пережитого испуга во всём теле ощущалась ужасная слабость, а потому Люмьера шатало то в одну, то в другую сторону. К счастью, на пути ему никто не повстречался. Как можно тише он ввалился в комнату, сел на край кровати. Перед глазами всё поплыло, и Люмьер уже подумал, что в сию же секунду потеряет сознание. Но, когда этого не произошло, часто заморгал и вытер ладонью выступившие слёзы.       — Что-то случилось? — спросил Морель, просунув голову в дверной проём.       Метрдотель замотал головой и отвернулся к окну. Он был не в том состоянии, чтобы объяснять очередное видение. Произошедшее хотелось забыть как можно скорее.

***

      Пускай на улице и была весна. Пускай снег и холод отступали от их обители. Пускай солнце нагревало землю и дарило постепенно оживающей природе всё своё тепло. Ни о чём из этого не думал ни Люмьер, ни Когсворт, ни тем более Чип, когда в один из дней хозяин попросил принести ужин к нему в кабинет.       Всё шло как нельзя лучше. Дела постепенно налаживались. Даже Люмьеру, который за прошедший месяц ни разу не провинился, принц Адам вручил небольшое денежное вознаграждение.       — Здесь совсем немного, знаю, — сказал он извиняющимся тоном. — Но потерпи ещё немного, и я отплачу тебе за все годы службы. Белль убедила меня, что даже такая сумма имеет ценность.       Люмьера такой подход воодушевил. После многих дней самокопания он смог добиться хоть какого-то результата. И теперь, после просьбы хозяина, бегал из одной кухни в другую, стараясь приготовить ужин как можно быстрее. Правда он то и дело отвлекался на болтовню с Морелем, мадам Поттс, шефом Бушем или Жаме, который пришёл перекусить. Но работа шла как по маслу. И вот, с благоговейным трепетом, Люмьер направился к выходу с огромным подносом наперевес. Он был уверен — от его кулинарного шедевра у хозяина случится сердечный приступ.       Но всё оказалось немного по-другому. На выходе из кухни Люмьер на полном ходу столкнулся с Когсвортом. Из-за габаритов последнего у друзей не было возможно нормально разойтись. Поэтому в результате столкновения поднос с счастьем гурмана полетел на пол.       — Знаешь, Когсворт, иногда мне хочется тебя придушить!       Вслед за грохотом посуды послышался звонкий лай Султана. Пёс выбежал из-за поворота, принюхался и с радостью кинулся поедать труды метрдотеля.       — А я-то в чём виноват?! — воскликнул дворецкий и указал на свой жилет и блузу под ним. — Посмотри, ты мне всю одежду испачкал, дурачьё самодовольное.       Люмьер от такой претензии чуть не испепелил Когсворта взглядом.       — И причём здесь я?       — Ну не я же себя испачкал!       — А кто? Ты и еда очень хорошо совмещаетесь.       Где-то со стороны раздался тихий скулёж, но двое друзей не обратили на него никакого внимания. На щеках мажордома вспыхнул лёгкий румянец. Он посмотрел на Люмьера снизу вверх и со свистом втянул воздух через нос. Это означало лишь одно — Когсворт разозлился.       — Давай, скажи ещё хоть одну идиотскую шуточку, и я сломаю твой длинный нос.       Внизу Султан заскулил ещё сильнее.       — Когсворт, я работал над этим блюдом целый час! Я так старался для хозяина. А тут ты ломишься на кухню с таким видом, будто тебе еды не хватит, — Люмьер расстроенно захныкал. — Mon Dieu, за что мне всё это?       Завидев его печальную физиономию, дворецкий поубавил пыл и отступил на шаг. Их взгляды одновременно опустились вниз. И в тот же миг друзьям предстала страшная картина. Султан, такой маленький и пушистый, немного неуклюжий по причине ещё слишком молодого возраста, лежал на полу и попеременно дёргал короткими лапками. Можно было подумать, что пёсик просто играл. Если бы не его жалобный скулёж и льющаяся изо рта пена.       — Султан? — Люмьер присел рядом с животным и погладил его по голове. — Что с тобой?       В ответ пёс не вильнул хвостом, и не лизнул руку, как он обычно это делал. Только заскулил ещё громче, вздрогнул всем телом и затих.       — Господи помилуй, — прошептал Когсворт в ужасе.       Люмьер обернулся и посмотрел ему в глаза. Друг всегда всё знал и понимал. Его разум властвовал над эмоциями, а потому метрдотель надеялся разглядеть в тёмных глазах всю правду.       — Он отравился, — слова прозвучали как гром среди ясного неба. — Султан отравился, Люмьер. Насмерть.       — Этого не может быть!       Взгляд снова упал на лежащего без движения пса, а потом, следуя логической цепочке, на упавший поднос с едой. Не веря собственным мыслям, Люмьер вытянул руку и обмакнул средний и указательный пальцы в расплескавшийся соус.       — Люмьер, не смей этого делать!       Однако протесты Когсворта остались неуслышанными. Даже когда его с мольбой схватили за локоть, Люмьер изловчился и дотронулся пальцами до кончика языка. Горечь. Ужасная горечь, как от лекарственных трав.       — Гадость!       Он сморщился и тут же получил хороший подзатыльник. Аж искры из глаз посыпались.       И пока Когсворт начал разглагольствовать на повышенных тонах о безответственности к собственной жизни, в коридоре появился Чип. Он перестал улыбаться, выронил мушкетон из своих ослабших пальцев и замер. Как и Люмьер, Чип не сразу понял, что произошло. Лишь потом, когда все, кто только мог, кинулись к нему с утешениями, он не выдержал и заплакал.