Cause I can t love you more than this

Что-то рядом со мной шевельнулось, и я почувствовал, как чья-то рука легла на мою узкую талию. Медленно и почти через силу открыв глаза, я оказался перед копной кудряшек, прижатых к моей груди. Я спонтанно улыбнулся, даже если у меня не должно было быть какой-либо причины на это. После моего... поступка, моя мать решила, что мне нужно пожить у Гарри, не потому, что она не хотела меня видеть, а потому что думала, что с кудряшом мне будет комфортно как ни с кем другим. И она сделала правильное решение, потому как Гарри сразу же взял ситуацию в свои руки, и говорить с ним мне было так же легко, как дышать. Не прошло и часа, а я уже смог признаться ему во всём, во всех вещах, о которых никогда и никто не знал. Между всхлипываниями и рыданиями, я полностью раскрылся ему, потому что я нуждался в ком-то, кому отдать своё доверие. Судя по моему недавнему разочарованию. Эта мысль в секунду стёрла улыбку на моих губах, а перед глазами вновь возникло его лицо, что словно пощёчина поразило меня. Я не выходил на улицу уже в течении нескольких дней. Просто лежал под одеялом, в ожидании смерти. Да, с большой вероятностью, но она всё же не приходила, именно поэтому я так и продолжал лежать тут, ожидая её. Мой лучший друг больше не знал, что и делать. После моей истерики, моих признаний, было редкостью, чтобы я открыл рот, хотя бы чтобы озвучить пару коротких фраз. Всё дело в том, что я больше не хотел жить. И после моей вспышки накопившихся эмоций, никто из нас двоих больше не говорил о Зейне; возможно, Гарри понял, что при мысли об этом парне мне становилось дурно, потому что я вновь вспоминал о том, каким же нечистым и несовершенным я был. Потому что я был ничем по сравнению с ним, и он понял это, и именно поэтому он изменил мне с Лиамом. Что имел он, чего не имел я? Ну, для начала, он не резал себя и не пытался покончить с жизнью, это уже делал меня неправильным. Да и других причин могло быть много, может быть, я не нравился ему даже внешне, понятное дело, я не был в его вкусе. И со временем я приму это. Я приму это в день, когда мой мозг выключится. Потому что лишь мысль о том, что я больше не смогу иметь его губ, просто разрушала меня. И из-за этого я, время от времени, вновь прятался в ванне, режа себя, хоть Гарри и делал всё, чтобы следовать за мной и в те моменты, когда я вновь собирался сделать какую-нибудь глупость. Но у меня больше не было намерения покончить с собой, после прошлого раза, когда я порезал вены и моя мать так сильно плакала... Я больше не хотел видеть её в таком состоянии, и это стало одной из причин, по которой я останавливался на маленьких порезах, в то время как выкуривал сигарету. Потому что она стала своего рода компаньоном для меня, меж моих губ, каждый раз, когда метал проникал код мою кожу, она была со мной, утешала меня, полностью заполняя меня. И ещё... Сигареты так отвратительно напоминали мне о Зейне, что я просто не мог разлучиться с ними. Поэтому, каждый раз, когда Гарри заходил в ванну после меня, и чувствовал запах дыма, то тут же бежал в комнату и проверял моё тело настолько, насколько я позволял ему. Я наклонился, оставляя лёгкий поцелуй на его кудряшках, а затем медленно поднялся, слыша, как он бурчит во сне, поворачиваясь на бок и сердито обнимая подушку. Без сомнений ему снилась сцена на какой-нибудь party hard. Я улыбнулся этим мыслям, и проскользнул вниз, с пачкой сигарет в одной руке и зажигалкой в другой. Разумеется, в кармане было и лезвие, которое теперь, казалось, полюбило вонзаться в мою плоть. И я позволял ему это, потому что никак по-другому больше не мог. Оно стало нераздельно со мной. Прошли дни с тех пор, как я выходил из дома, целая вечность, как я не чувствовал свежего воздуха на своей коже, поэтому этим утром я решился выйти в сад. Сев на траву, которую, очевидно, совсем недавно была скощена садовником, я с неестественной медленностью зажёг сигарету. На первом вдохе я прикрыл глаза и вспомнил его губы. Вкус его губ всегда был с примесью сигаретного дыма, и были они настолько соблазнительными, что иногда я просто не мог контролировать себя, так сильно мне хотелось ими завладеть. С сигаретой между губ, я вытащил из кармана лезвие, по-прежнему испачканное кровью от предыдущего дня, которое будто подтверждало содействие в моём нечистом удовольствии, которое я себе причинял. Потому что мне нравилось резать себя, это так успокаивало, что в такие моменты я, наконец, чувствовал себя самим собой. Чувствовал себя ошибкой, и прекрасно понимал, что это правда. Что может быть лучше? Я немного сжал зубы, когда почувствовал, как лопается кожа под напором лезвия, что медленно проникало внутрь моей руки, полной маленьких и больших порезов. Некоторые более глубокие, некоторые менее. Я до сих пор помнил последние, которые я сделал себе. Я заперся в туалете, рыдая, вспоминая о том дне в школе, когда я говорил с Зейном на крыше. Доверие. Любовь. Ошибка. Непонимание. Конец. - Какого чёрта ты творишь, Луи! - услышал я крик хорошо знакомого голоса, однако не остановился. Вновь затянувшись сигаретой, я начал проводить второй за сегодняшний день порез на моей бледной коже, в связи с недавними неприятностями. Я почувствовал, как руки Найла выхватывают из моих лезвие и отшвыривают куда-то в кусты. Отлично, теперь мне ещё и в поиск сокровищ играть придётся. Я громко фыркнул и прошёлся отсутствующим взглядом по фигуре блондина, что с огорчением смотрел на меня. - Что, никогда не видел, как кто-то режется? - пробормотал я, в который раз затягиваясь сигаретой, в то время как он мягко приподнял мою руку, обматывая порезанное запястье одним из моих бинтов, уже слишком запачканных кровью, чтобы впитать ещё. - Ты... Тебе нужна помощь, Луи. - серьёзно произнёс он, на что я залился истерически-громким смехом. - Да уж, мне уже пора бы навестить психушку, но есть более быстрое решение, хочешь узнать, какое? - ухмыльнулся я, толкая его на землю и нависая сверху, намеренно касаясь его паха своим. Я не знал наверняка, был ли Найл геем, но судя по реакции его дружка там внизу, не было никакой нужды в подтверждениях. Я хитро улыбнулся, ещё раз затягиваясь сигаретой под его ошеломлённым взглядом. - Приди в себя, Луи, и прекращай курить. - с укором произнёс Найл, в то время как старался подняться, но я не дал ему сделать это, очередным толчком бёдрами опрокидывая его обратно на траву. - Я в себе. - сказал я, и истерично рассмеялся, оставляя между пальцев сигарету и медленно наклоняясь над ним, опасно приближаясь к его лицу. - Мы не... должны... ты... - неразборчиво пробормотал он, в то время как я, с хитрой улыбкой, накрыл его губы своими, которые до сих пор имели на себе запах сигарет. Целуя его, я чувствовал, какими нежными и мягкими были его губы, с лёгким привкусом пирожных, которые он, должно быть, ел на завтрак. Когда мой язык попросил проникнуть внутрь, малыш Хоран не стал думать дважды, давая мне свободный доступ. Я закрыл глаза и углубил поцелуй, проведя свободной рукой позади его шеи, а затем зарываясь в волосы, нежно поглаживая его затылок. Но Найл не был им, и никогда им не стал бы. Я вдруг захлебнулся в собственных мыслях, и быстро отстранился от его лица, поспешно вскакивая на ноги и отходя от Найла, который, казалось, находился в шоковом состоянии. Он облизнул губы, но затем, похоже, осознал случившееся, и провёл дрожащей рукой по своему лицу. - Чёрт возьми, Луи, только не это. - произнёс он, в то время как я снова затягивался, глядя по сторонам и отчётливо понимая, что только что целовал лучшего друга своего... бывшего. Бывшего. Почему это слово так жгло мою кожу? Пачкая его виной, которая не принадлежала мне. - Чёрта с два. - фыркнул я, в то время как он медленно поднимался на ноги и стряхивал с себя траву. - Ему ещё хуже, чем тебе. - спокойно сказал он мне, будто бы мне было какое-то дело до того, кто был причиной всех моих проблем. От этих слов я резко дёрнул пальцами, выбив на траву лишний пепел с сигареты, начиная медленно идти в его сторону. - А ты что, думаешь, что мне до этого есть какое-то блядское дело? - прорычал я, опасно быстро и близко приближаясь; он постарался отступить, но сзади него оказались ступеньки, ведущие в дом Стайлсов, поэтому парень был вынужден остаться неподвижным. - Ты стал таким вульгарным... - прошептал он, со взглядом, опущенным на мои губы. Определённо, Найл был геем. И это заставило меня улыбнуться, ведь я даже представить себе не мог, сколько раз он уже хотел поцеловать меня, но не мог по... его вине. - И это тебя не хило заводит, я прав? - спровоцировал я его, кладя руку на его зад, а затем притягивая ближе к себе. Я стал во второй раз целовать его, с такой яростью, какую даже сам раньше в себе не замечал; с таким отчаянием, что моё сердце раскалывалось в трещинах. Потому что я делал это от боли, я не хотел больше чувствовать его, не хотел слышать о нём, не хотел иметь ничего общего с Зейном Маликом. Когда его имя пролетело у меня в голове, я лишь сильнее протолкнулся языком в рот парня, отчаянно, дерзко. Куда же подевался тот маленький запуганный мальчик? Тот мальчик умер, умер вместе с любовью, которую я чувствовал к другим. Он научил меня, что жизнь даёт тебе маленькие радости, но потом всё равно оставляет в одиночестве, заставляя тебя перестраивать всё самостоятельно. Но на этот раз я не поднялся бы из руин, а просто остался лежать беспомощным на земле, наслаждаясь всем, что жизнь преподнесла бы. Я лишь должен был задушить того уродливого педика Луи Томлинсона. Я мог это сделать, я должен был. Для своего блага, для моего сердца, которое сломалось с громким "CRACK", летя на землю. - Луи, Луи, я не могу. Зейн мой друг, и ты... Ты ещё любишь его. - прошептал Найл мне на ухо, мягко отстраняясь от меня и пытаясь было отойти, но я не позволил ему этого. Моя рука схватила его руку и я вновь притянул его к себе. - Да что, блядь, ты знаешь о том, что я чувствую, а? - прорычал я, бросая окурок на землю и со злостью затаптывая его ногой, а затем запрыгивая на ничего не понимающего парня. Я скрестил ноги на бёдрах Найла, чтобы удержаться на нём, и вновь начал жадно целовать его губы, которые каким-то чертовским способом успокаивали меня. Но тем не менее, это были не его губы. Не их я хотел. - Луи, прекрати сейчас же. - произнёс голос за спиной блондина, прерывая нас. - Какой ты зануда, Гарри. - закатил я глаза, - Отстой. - я расцепил свою мёртвую хватку, и соскользнул с него, вставая с кудрявым, чьи глаза горели в гневе. - Найл, прости его, он сделал то же самое и со мной. Или, по крайней мере, попытался. Он не в себе. - продолжил синьор Стайлс, в то время как я залился громким смехом, зажигая новую сигарету, очередную сигарету за это утро. - Откуда, блядь, ты можешь знать, в себе я, или нет? - презрительно произнёс я, яростно мотая головой и вдыхая дым, позволяя никотину насиловать, в который раз, мои лёгкие. - Прекрати вести себя, как ребёнок, Луи, и действуй! Он любит тебя, хочешь ты это понять или нет?! - заорал вдруг Гарри, Гарри, уставший видеть меня в слезах, Гарри, уставший видеть мои изрезанный запястья, Гарри, уставший видеть, как я утопаю, захлёбываюсь в любви, которую испытывал к Зейну. - Пошёл ты! - закричал я, бросая сигарету на землю и врываясь в дом, яростно захлопывая за собой дверь. И прежде, чем смог достигнуть второго этажа, я уже чувствовал слёзы, катящиеся по моим щекам. Я так привык чувствовать их, что уже не обращал на это внимания. - Ты ещё не видел, в каком состоянии Зейн... - услышал я шёпот Найла снизу, который, вероятно, чувствовал себя виноватым за то, что случилось несколько минут назад. А я, в это время, чувствовал, что умираю. Потому что я отомстил Зейну, или, по крайней мере, какая-то часть меня это сделала, делая меня ещё более неправильным. Я кинулся на кровать, зарываясь под одеяло и позволяя себе разрыдаться. - Я ненавижу тебя, Зейн Малик, ненавижу лишь потому, что слишком сильно люблю. - прокричал я, стараясь заглушить другие вырывающиеся крики в подушку, которая была моей верной спутницей в этом круговороте мучений и слёз. Я зажмурил глаза, всё ещё сотрясаясь от рыданий, ожидая, в очередной раз, что Морфей придёт за мной и отведёт в сон без снов. В сон без Зейна. Потому что теперь он был худшим из моих кошмаров, и самым любимым из моих желаний. любовь к нему вела меня к самоуничтожению. Ничто вокруг меня не имело смысла, ведь только он мог держать мой мир. О, умоляю, Зейн, спаси меня.