Нет худа без добра

Ночь на 15 августа, около часа спустя... Ласково сжимая мои холодные пальцы, Пит решительным жестом тянет меня вниз. Я же, вцепившись левой рукой в начищенные перила, не спеша преодолеваю каждую из ступенек, боясь споткнуться и упасть. Ещё бы! Каждая девушка Дистрикта-12 знает с детства: шмякнуться на пол в день собственной свадьбы – к большому несчастью, поэтому я и вышагиваю, гордо расправив плечи, но тщательно глядя себе под ноги. ‒ Хочешь, я сниму туфли и пойду по лестнице босиком? ‒ сконфуженно улыбнувшись, мямлю я, останавливаясь на предпоследней ступеньке. ‒ Нет. ‒ Мой новоиспечённый жених отрицательно качает головой и моментально ослабляет хватку. ‒ Прости, я не подумал. ‒ Ничего. ‒ Моя рука скользит по его щеке, обводит контур губ, а затем поправляет уголок идеально выглаженной рубашки. ‒ Красивый цвет, ‒ чуть прикрыв глаза, произношу я, ‒ тебе идет сиреневый. Новая? Я такую раньше у тебя не видела. ‒ Новая, ‒ он улыбается. ‒ Эффи прислала в тот день, когда я забрал твоё кольцо. ‒ Ну, и хорошо. Пусть наша жизнь будет яркой, как твоя рубашка, ‒ произношу, рассматривая его белоснежные брюки со стрелкой и до блеска начищенную обувь. ‒ Пожалуй, мы самые удивительные жених и невеста во всём Двенадцатом. – Пожалуй, – соглашается он. Проходя мимо зеркала в гостиной, я бросаю беглый взгляд на своё отражение. Пит хотел, чтобы на мне было белое платье. Я не смогла ему отказать и выбрала гипюровое, надежно прикрывающее колени, с округлым вырезом и перламутровыми пуговицами на груди. Большая часть ключиц открыта, но плечи надежно спрятаны под полупрозрачными рукавами, доходящими до середины предплечья. Юбка не узкая и не широкая, да и туфли вполне удобные. Женственно, просто и мило. Цинна – мастер своего дела. ‒ А это что? ‒ удивляюсь я, показывая взглядом на небольшую железную кастрюлю, до половины наполненную тёплым молоком. ‒ Там дрожжи, ‒ объясняет Пит, целуя край моей ладони, ‒ я замочил их, пока ты делала причёску. ‒ Не могла же я позволить себе начать приготовления свадебного хлеба с распущенными лохмами, ‒ оправдываюсь я, касаясь косы, уложенной в пучок на затылке и закреплённой несколькими невидимками. ‒ Вдруг какой-нибудь надоедливый волосок попадёт в стряпню. ‒ Хорошо, ‒ мой любимый кивает, выливая в кастрюлю новую порцию молока, а затем пододвигает ко мне банки с сахаром и солью. ‒ Чтобы жизнь была сладкой, но не приторной, ‒ говорю я, кидая продукты в посудину. ‒ Чтобы у нас когда-нибудь родился ребёнок, ‒ произносит он, добавляя к смеси кардамон и яйцо. ‒ Можно добавлять муку? ‒ Можно, но не слишком много. На этом этапе тесто должно быть жидким. Когда оно поднимется и увеличится в размерах добавим побольше. ‒ А сколько ждать? ‒ Обещаю, ты не успеешь соскучиться, ‒ жених тянет меня к подоконнику, а затем, отодвинув занавеску, вытаскивает оттуда букет ромашек, перевязанный розовой лентой. ‒ У невесты на свадьбе должны быть цветы? ‒ Должны, ‒ смеясь, я подношу ромашки к носу и вдыхаю их нежный аромат. ‒ Как хорошо, что ты принёс не розы! ‒ И, аккуратно вытянув один цветок, я пристраиваю его к карману Пита в качестве бутоньерки. ‒ Они словно маленькие солнышки. ‒ Это не все сюрпризы на сегодня. ‒ Штора вновь отодвигается, и моему вниманию предоставляются два новеньких кружевных платка. ‒ Китнисс Мелларк и Пит Мелларк, ‒ гордо произносит мой любимый, показывая на зелёно-оранжевые инициалы. Я подношу кружево к глазам. На этот раз Прим постаралась на славу. Тончайшая работа и невероятно аккуратная вышивка – стежок к стежку. Зеленая и оранжевая нитки, вдёрнутые в одно ушко одной иголки, символизируют не только инициалы имён, но и вполне очевидную нам двоим фразу: ‒ Вместе и навсегда? ‒ Вместе и навсегда! ‒ утвердительно говорит Пит и мягко целует меня в губы. Поцелуй дурманит голову, и закидываю руки на любимые плечи, боясь потерять равновесие. ‒ Такими платками жалко вытирать нос. ‒ И что ты предлагаешь? ‒ жених с сомнением выгибает бровь, а я с улыбкой связываю два лоскутка воедино и зацепляю их за ручку верхнего шкафчика. ‒ Теперь мы как эти платки. Они связаны одним узлом, мы ‒ одной любовью. ‒ Согласен, ‒ Пит опять целует мою руку, а потом осторожно разворачивает мой корпус. ‒ Как видишь, тесто уже поднялось, а заскучать мы не успели. Пора заняться хлебом. Я послушно высыпаю положенную норму муки, и Пит замешивает густое тесто, постепенно формируя из него хлебец округлой формы. ‒ Разбей яйцо в стеклянной миске, отдели желток от белка и тщательно взбей его, ‒ через некоторое время просит он, а затем, забирая у меня посудину, покрывает буханку яичным кляром, приговаривая: ‒ Чтобы солнце светило нам чаще. ‒ Чтобы на нашем пути встречались только добрые люди, ‒ и я обсыпаю хлеб смесью из семян кунжута и пажитника. Пит отправляет хлебец в духовку, я убираю цветы в вазу и протираю стол, вместе мы закидываем грязные миски в посудомоечную машину. Ночное небо по-прежнему иссиня-чёрное, только вдалеке поблёскивает чуть заметная белая полоса. Наверное, опять затейливый волшебник-балагур постарался и испачкал небеса сажей в порыве веселья, а потом для пущей важности провёл по ним пальцем, испачканным в извёстке. ‒ У нас целый час, ‒ руки Пита ложатся на мою талию, сцепляясь в замок на животе. ‒ Хочешь посмотреть телевизор? Я разворачиваюсь и, откинув назад его чёлку, внимательно вглядываюсь в голубую радужку. Как же долго он ждал этого?! Провожу большим пальцем по носу, очерчиваю брови, останавливаюсь у левого уголка губ и… оказываюсь в ловушке любимого рта. Его язык жадно скользит по моим зубам, требуя поцелуя и не собираясь сдаваться без боя. ‒ Пожалуй, у меня есть идея получше, ‒ смеясь, рассказываю я, играя с его манжетами. ‒ Молодожёны обычно танцуют на свадьбах. У нас не было свадебного танца, поэтому придётся исправлять ситуацию. Не знаю как, но за следующий час ты обязан научиться танцевать. Мой голос звучит наигранно строго, и я даже вытягиваю шею и чуть выпячиваю припухшие от поцелуев губы на манер Эффи. Пит сдаётся и включает старенькое радио, которое иногда по выходным мечтательно слушает Хеймитч. ‒ Не боишься за свои туфли? ‒ Ничуть, ‒ говорю я, вкладывая свою ладонь в его правую руку, ‒ просто обними меня за талию. Неужели ты всё ещё стесняешься? Это весьма странно, учитывая то, что было между нами чуть больше часа назад. ‒ Ничуть, ‒ дерзко отзывается он, ведя своими пальцами вдоль моей поясницы к ягодицам. ‒ Если учитывать то, что было между нами чуть больше часа назад, то талии мне сейчас явно маловато. ‒ Считай шаги, ‒ хмурюсь я, возвращая его руку на место, ‒ и слушай музыку. А теперь раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Мы кружимся по гостиной, изображая танцевальные па, хохочем в порыве сумасшедшего веселья, дурачимся, изображаем крутые развороты, наступаем друг другу на ноги, целуемся и просто любим друг друга. Пит старается изо всех сил, но выходит у него из рук вон плохо. Учитель из меня никудышный, да ещё и живот урчит, отзываясь неприличными звуками на умопомрачительный аромат пропекающегося хлеба. Когда духовка извещает нас о проделанной работе, мы бежим в кухню наперегонки, сталкиваемся у дверей, я поскальзываюсь на линолеуме и едва не падаю плашмя на пол, но Пит успевает меня подхватить и на руках относит к столу. ‒ Пусть наши ночи будут такими же горячими, как этот хлеб, ‒ произносит он, ставя форму с ароматной буханкой на плиту. ‒ Прежде чем мы поделим его. – Мне приходится опустить глаза в пол, но всё-таки выдавить из себя давно мучащую сознание мысль, ‒ я хочу спросить тебя про бумаги о разводе. Ты так ничего и не сделал с ними? ‒ А ты хочешь с ними что-то сделать? ‒ Левый уголок его рта опускается вниз, а соседняя скула чуть напрягается. ‒ Я думаю, если свернуть их в трубочку и обернуть ниткой, то они станут неплохой игрушкой для Персика. В конце концов, мы получили подарки, а мохнатое недоразумение – нет. Не порядок! ‒ и, развернувшись на каблуках, я возвращаюсь в гостиную. Бумаги лежат на прежнем месте, во втором ящике стола. Дрожащими пальцами я собираю их в стопку и, стараясь не глядеть на свою подпись, сворачиваю в аккуратную трубочку, а затем перевязываю шнурком и бросаю на коврик. Персик, услышав своё имя, радостно шлёпает по ступенькам, оглашая каждый свой шаг заливистым лаем. ‒ Рвать только на коврике, ‒ строго говорю я, и шпиц в знак своего полного понимания произносит тройное «Гав». ‒ Ты простил меня? ‒ обращаюсь к его хозяину, взяв за руку. ‒ Всё, что не делается, всё к лучшему. Если бы ты не сбежала, я бы всю жизнь ждал твоего ухода, ревновал , сомневался и боялся слов «долг» и «благодарность». Ты ушла к Хоторну, но вернулась ко мне. Наверное, тебе это было нужно, чтобы понять и принять. Вернулась сама ‒ это главное. Но если, ‒ голос Пита звучит по-прежнему мягко, однако в глазах появляется угрожающий блеск, ‒ если ты уйдешь ещё раз, больше я тебя не приму. ‒ Я понимаю. ‒ Хорошо, ‒ он привычным жестом целует меня в висок. ‒ Пойдём есть хлеб. Мы опускаемся на колени и прячем в форму для запекания свои кольца. Пит разделяет свадебный хлебец надвое и протягивает половину мне, затем отламывает небольшой кусочек от своей части и кладёт в мой рот: ‒ Обещаю любить тебя такой, какая ты есть, и никогда не пытаться изменить! ‒ Обещаю уважать тот факт, что твоё мнение может отличаться от моего, но при этом содержать столько же истины и быть таким же ценным, как и моё. ‒ Я отщипываю от своей половины кусочек и кладу в его рот. ‒ Клянусь быть твоей опорой, защитой и поддержкой. ‒ Обещаю слушать и слышать тебя. ‒ Обещаю любить тебя всю жизнь не за что-то, а вопреки всему. ‒ Клянусь хранить свою любовь к тебе, верность и супружескую честность. Мы произносим клятвы и кормим друг друга хлебом до тех пор, пока он не заканчивается. Теперь Пит ‒ моя половина, а я – его. Вместе ‒ мы единое целое. Когда приходит время колец, мы просто надеваем их на пальцы друг друга. Мои руки больше не дрожат, золотые обручи не валятся на пол. Теперь я принадлежу мужу душой и телом. ‒ Миссис Мелларк, ‒ Пит подаёт мне руку. ‒ Мистер Мелларк! ‒ игриво улыбаюсь я. ‒ Не желаете потанцевать? ‒ С удовольствием. ‒ Мой любимый меняет станцию приёмника, и из него начинают литься чарующие звуки красивой полузабытой мелодии. ‒ Песня Руты, ‒ я кладу свой подбородок ему на плечо.

Только мой и в печали и в радости… Мы с тобой, до глубокой до старости… Только мой из рожденья в рождение… Мы с тобой сказок всех утверждение Я хочу, чтобы старость пришла незаметно… Я хочу, чтобы жизнь была прожита светло… Чтоб седой головы ты коснулся дрожащей рукой… Но чтоб был до конца только мой только мой только мой.

‒ Всё началось с танца? Да? Тогда на свадьбе Финника и Энни? ‒ спрашивает меня Пит, прижимая к своей груди. ‒ Нет, ‒ отрицательно качаю головой я, ‒ гораздо раньше. Помнишь домик в Одиннадцатом и поцелуй в щёку? Ты не спал тогда всю ночь. Не спал ради меня… ‒ Знаешь, ‒ на минутку он отстраняется, поглаживая ямочку на моей шее, ‒ вместе с медальоном я хотел подарить тебе развод. Ты просто не дала мне закончить. ‒ Ну, и хорошо, ‒ я возвращаю его руки на место, крепко обняв за шею, ‒ хоть на это у меня хватило ума, а то бы сейчас не было ничего. Я бы просто продолжала себя жалеть. Мы танцуем еще долго, просто наслаждаясь упоительным чувством совершенно дикого счастья и неповторимым моментом близости друг с другом. Наши тела, музыка, мой голос, который иногда подхватывает припев, и новые признания в любви. Вот такой и должна быть настоящая свадьба… Песня Руты подходит к концу, и как только начинают звучать первые аккорды новой, губы Пита, плавно блуждая по моей щеке, незатейливо опускаются к шее. Пальцы отпускают талию и медленно скользят по ягодицам, задирая платье и находя край трусиков. ‒ Пит! ‒ возмущенно выдыхаю я. ‒ Не отказывай мне сегодня, ‒ страстно шепчет он, одной рукой оголяя моё плечо, а другой ‒ продолжает стягивать трусики. ‒ Только не сегодня. Сегодня я имею право на всё. Сегодня наша по-настоящему первая брачная ночь. ‒ За окном уже рассвет, ‒ качаю головой я, увёртываясь от его губ. ‒ На часах почти пять. Уже утро. ‒ Значит, у нас первое брачное утро! Мои ноги отрываются от пола, я охаю и тут же опускаюсь спиной на что-то твёрдое, прикрытое приятной на ощупь материей. «Стол в гостиной, ‒ подсказывает сознание, ‒ а сверху махровое полотенце. И когда твой муж успел?» ‒ Просто закрой глаза и расслабься, ‒ шепчет Мелларк, расстёгивая пуговицы на моей груди и вынимая шпильки из волос, позволяя им рассыпаться волнами по спине и плечам. ‒ И зачем я так долго собиралась? ‒ шучу я, пытаясь дотянуться до пряжки его ремня. Между ног покалывает. Если боль можно назвать сладкой, то именно это я сейчас и испытываю. Может, именно таким образом желание и проявляет себя? ‒ Ладно, платье оставим. Лукаво усмехнувшись, Пит освобождает мою грудь от бюстгальтера, оголяет плечи и захватывает губами сосок. Я запускаю пальцы в его волосы и, испуская сладкий стон, шепчу, как сильно хочу его. ‒ Ну, ещё бы. ‒ Лукавый блеск в небесно-голубых глазах говорит о многом. Задирая вверх платье, он рывком снимает мои трусики. Я снова охаю: его пальцы касаются моих складочек, нахально пробираясь внутрь. Белые брюки падают на пол, и я, прикусив губу, с упоением разглядываю всё более нарастающую эрекцию. ‒ А... ‒ спохватываюсь я, сложив руки на всё ещё прикрытом платьем животе. ‒ Не волнуйся! ‒ Пит рассеивает мои страхи, показывая на серебристый квадратик, вытащенный из кармана. ‒ Ты настоящий фокусник, ‒ хохочу я. ‒ Кролик и ленты у тебя нигде не припрятаны? ‒ А они тебе нужны? ‒ подмигивает он. Больше я не боюсь боли – ноги раздвигаются сами собой. Я жажду его прикосновений и жду тех ощущений, которые были на кровати, но он убирает руку. Быстро и резко. Я поднимаю голову, готовясь возмутиться, но не успеваю, чувствуя его язык и губы там… Волны наслаждения накатывают постепенно, и я глажу его по голове, кусая внешнюю часть своей щеки, но опять не успеваю прочувствовать их до конца, потому что, выпрямившись, Пит входит в меня одним резким движением. Сразу и во свою длину. Я с трудом подавляю стон. Медленно, до чего же медленно. Даже медленнее, чем ночью. Он что издевается? Или проверяет меня на прочность? Я делаю глубокий вдох и чуть заметно подаюсь вперёд. Пит ухмыляется, но скорость оставляет прежней, хотя и кладёт ладони на мои груди, обводя пальцами соски. ‒ Просто хочу посмотреть, насколько тебя хватит, ‒ отшучивается он. ‒ Закрой глаза и просто думай о наслаждении. Я послушно выполняю его просьбу.