Нет худа без добра

21 мая – А потом ты переоделась танцовщицей и обманным путем проникла на свадьбу Финника и Энни, – смеётся Пит, ставя чашку с кофе на белое блюдечко. – Ты всё та же бесшабашная авантюристка, что и раньше, Клэр. – Везде угадал, – улыбается Си Джей, приглаживая слегка распушившиеся волосы, – кроме одного. Перелом той девушке я не устраивала, просто заплатила. И танец живота не разучивала: я теперь многое умею – журналиста кормят ноги. Если меня уволят из газеты, найду чем заработать на хлеб и масло. Правда, Китнисс, – она разворачивается лицом ко мне так, словно нуждается в поддержке, – я имела успех у публики и справлялась ничуть не хуже профессионалок? – склоняет голову вправо и немного прищуривает глаза. – Долго не могла вспомнить, где встречалась с тобой, а вот теперь представила картинку праздника и победила свою девичью память. Ты сидела за столиком справа от жениха и невесты. – Правда, – сухо соглашаюсь я, глядя на коричневатую жидкость, которую ещё пятнадцать минут назад можно было смело назвать чаем. Она имела успех да такой, что Хеймитч и отец Энни едва из штанов не выпрыгнули, а её мать чуть не упала со стула. – К тому же, – продолжает фиалкоглазая, – благодаря своим бесшабашности и авантюризму я сделала немало хорошего. Пит, ты рассказывал своей жене, как мы сдавали кровь в День Донора? – А перед этим отметили его в ночном клубе «Hills» так, – неожиданно вставляет словечко Эффи, покусывая нижнюю губу, – что утром с трудом стояли на ногах. Я вас забирала из больницы в полуобморочном состоянии. Нас оттуда едва поганой метлой не выгнали. – Да, ладно тебе, – Си Джей миролюбиво хлопает Бряк по плечу. – Зато через месяц мы вернулись в этот медицинский центр трезвые как стёклышко. Тот врач сумел-таки донести до нас правду о вреде алкоголя. А ты, Китнисс, – она снова смотрит на меня, одаривая по-детски невинной улыбкой, – знаешь свою группу крови? – Нет, – отзываюсь я, поглядывая на Пита, у которого абсолютно беспристрастный и равнодушный вид. – Плохо. Обязательно узнай. У нас с твоим мужем одна на двоих – четвёртая отрицательная и самая редкая. Мы всегда смеялись по этому поводу. Если кто-то будет умирать от кровопотери, другой обязательно придёт к нему на помощь. Не мешает проконсультироваться насчет резус-конфликта, хотя я не очень-то в этом разбираюсь. – Угу, – мычу я в ответ. – Обязательно. – Пожалуйста, – подзывает Эффи официанта, – принесите счет, – Бряк, напоминающая рассерженного ежа, даже не пытается скрыть своего нарастающего раздражения, которое каким-то волшебным образом передаётся и мне. В Си Джей отталкивает абсолютно всё: от идеальной формы губ теперь уже без единого намёка на помаду до ярко-красного клетчатого пледа, в который она закуталась по самую шею, жалуясь на холод от кондиционера. Бесит этот дружелюбный тон, невинная улыбка и никому ненужная ностальгия. Даже Делли была честнее – окутывала Пита кокетливыми взглядами, а меня поливала ледяной водой. Эта же скоро в подруги начнёт набиваться. Что-то я не слишком интересовала её в лифте. С чего вдруг из вши стала кем-то? Старательно пытается казаться хорошей, а на деле… Си Джей насквозь фальшивая и лицемерная, но больше всего раздражает даже не её показное великодушие, а то, как временами Пит смотрит на эту стерву. Какого чёрта он ТАК на нее смотрит? И какого чёрта он называет её Клэр? – Нет-нет, – настаивает нахалка, – я сама за себя заплачу. Брось, Пит, – и чмокает его щёку. – Была рада видеть. Эффи, – стискивает капитолийку в медвежьих объятиях. – Китнисс… – До встречи, – улыбаюсь я, оставляя след на её щеке первой, – Клэр, – запах слишком сладких духов противно ударяет в нос, но я всё равно испытываю мстительное удовольствие от того, что моя новая знакомая на полсекунды прикрывает глаза, морщась, словно от дикой боли. – Что-то в глаз попало, – она поспешно прикладывает салфетку к ресницам. – Может, линзы виноваты? – Пит встаёт со стула и подходит к ней. –Даже самые качественные, бывает, приносят дискомфорт. – Бывает, – Си Джей кивает, – но я потерплю. Фиалковый мне больше нравится. Очень редкий – почти уникальный. «Вот это да, – кашляю я, – у неё даже цвет глаз ненастоящий». – Такси? – продолжает мой муж, когда мы выходим на улицу. – Нет, – девушка едва заметно качает головой. – У меня собственный железный конь, – и она указывает на блестящий мотоцикл чёрного цвета. Подходит к «коню» и снимает с заднего сиденья шлем. – Я по-прежнему плохая девочка, Пит, но теперь осторожная. – Что тебе больше всего в ней не нравилось? – шепчу я Эффи, глядя на то, как Мелларк и его бывшая подружка обмениваются последними любезностями. – Ты как раскрытая книга. Злишься или радуешься – всё на лице написано, а эту девчонку прочесть невозможно. Си Джей считает жизнь игрой и вечным праздником. Но если она до сих пор не удалила тату, вообще невозможно понять, где она говорит правду, а где лжёт. Вот кому нужно было стать актрисой – Кларити Джун Эванс, а не Делли Картрайт. – Значит, Пит не понял, что она обманывала его? – неужели в искусстве лжи она даже Мелларка превзошла? – Там вообще никто ничего не понял. Сегодня была с ним, а назавтра сбежала. – И какого цвета у неё глаза? – под ложечкой у меня неприятно посасывает, а чай вообще обещает вернуться наружу. – Не помню, – Бряк пожимает плечами. – Я до участка её лицо не рассматривала, а там она была такой как сейчас. – Ты с нами, Эффи? – Пит приоткрывает заднюю дверь только что подъехавшего автомобиля, но женщина отходит в сторону. – Нет. У меня дела. Езжайте. В машину мы садимся вдвоём. Пит нарочно отворачивается к окну, всем видом показывая, что не хочет разговаривать. Тишина жутко действует мне на нервы. В голове вертятся тысячи вопросов: кто, где, зачем? Скорее всего, мой муж сейчас думает о Си Джей и поэтому ему не до меня? Она бросила его, а он так спокойно с ней разговаривает, даже заботу проявляет… Почему сбежала, и страдал ли он тогда? – Нет, – спокойным тоном говорит Мелларк, встречаясь со мной взглядом. – Что? – не понимаю я. – Эффи ведь тебе уже рассказала о нас? – Рассказала, – нехотя признаюсь я, рассматривая свои ногти. Отросли… – Я удивился, когда Клэр уехала. С ней было легко и весело, и при этом она никому и никогда не говорила, что мы вместе. – И что ты почувствовал, когда увидел её сегодня? – почти слетает с моих губ, но я вовремя захлопываю рот. Ещё подумает, будто мне не всё равно. Всё равно. Более того, я хотела, чтобы Пит встретил кого-нибудь на свадьбе, но это должна была быть хорошая и честная девушка, а не чёрт на шпильках, не наваждение из прошлого. Питу нужна другая. Заботливая, домашняя, ласковая, искренняя. А Си Джей этими качествами не обладает! И почему он никогда не рассказывал об этой девчонке? Что испытывал к ней? Неужели они просто занимались сексом? Рисовал ли он её портреты? Хотя, конечно, рисовал, это же Пит. Этот парень не может не рисовать. Пёк ли булочки? Нет, не пёк. Он начал месить тесто, когда вернулся в Двенадцатый. Хотя… делал ведь для Эффи пирожные. Проклятье! Что за проклятье?! – И какого цвета у неё глаза? – наконец не выдерживаю я, когда машина начинает тормозить возле знакомой многоэтажки, но мой вопрос тонет в потоке звуков закрывающихся дверей и сирен проезжающих мимо карет «скорой помощи». Квартира Пита расположена в салатово-жёлтой высотке района Этиклёр на юго-востоке Капитолия. Здесь проживает немного богачей – большую часть жильцов составляют люди среднего класса. Школа, магазины, детская площадка и новая автобусная остановка находятся в шаговой доступности. Перед окнами разбит небольшой сад, засаженный тигровыми лилиями и ирисами. Однако самой главной достопримечательностью дома являются четыре лифта, которые по красоте превосходят даже отельный «транспорт» «Жемчужины». Стеклянные цилиндрические кабины, стрелой летящие вверх, позволяют увидеть, как люди на первом этаже превращаются в букашек. Даже на десятый день моего приезда в столицу я не перестаю удивляться им. Сама же квартира, если сравнивать с домом в Двенадцатом, совсем крошечная, но Пит любит называть её "компактной и без излишеств". Две спальни, гостиная, ванная и кухня с барной металлической стойкой и тремя высокими стульями с железными спинками. Если бы Эффи захотела дать здешней обстановке характеристику в двух словах, то наверняка обозвала бы её модернистическим минимализмом. Мало мебели, безделушки на полках отсутствуют, а на стенах, покрытых декоративной штукатуркой, висит всего одна картина, изображающая Капитолий. Однако и эту квартирку есть за что любить, и мне она нравится за винтовую лестницу с чёрными перилами, которая ведёт на крышу. Мы часто там бываем с Питом по вечерам, любуемся панорамой ночного города и пьём чай за низеньким столиком. Иногда Мелларк пугает меня телескопом, который собирается купить после закрытия выставки. Неспешно захожу в спальню и, скинув мятного цвета платье с круглым воротом, облачаюсь в любимые серые джинсы и белую футболку. Всего три назад я узнала, что эту квартиру обставляла не Эффи, а Делли. Блондинка старалась для себя и даже мечтала превратить крышу в оранжерею. После свадьбы они с Питом должны были жить в Капитолии, а не в роскошном коттедже «Деревни Победителей». По-видимому, Картрайт нравился голубой, по крайней мере, об этом свидетельствуют шторы на окнах и покрывало на кровати. Опускаясь на мягкую перину, я впервые задумываюсь о том, а было ли что-то большее, кроме поцелуев, между Питом и его белокурой невестой. А если и было, то где? В его спальне, которую он опять по-джентельменски уступил мне, или в Двенадцатом? Нет! Я решительно поднимаюсь и бойко разворачиваюсь к дверям. Вряд ли что-то было. Дели и Пит оба из Дистрикта-12, но… Поражаясь своим мыслям, я хмурюсь. И в Двенадцатом бывают исключения из правил, а эта парочка жила в Капитолии, где нравственность и целомудрие считаются дурным тоном. Поэтому всё может быть. Не все такие консервативные как мы с Гейлом. Вынимаю из волос шпильки и кидаю их в ящик тумбочки. Там же лежат мои таблетки, которые почти закончились, и черная коробочка в прозрачном полиэтилене, украшенная пёрышком и числом 12. Везёт же мне на двенадцать! Дистрикт, этаж, коробочка. Даже у Си Джей на запястьях была дюжина браслетов. Си Джей. Я вздыхаю, катая новое имя по языку. Кларити Джун Эванс. Клэр. О чём она вообще думала, когда сбежала от Пита, и почему даже спустя три года не убрала с шеи татуировку? А если она опять даст дёру после того, как Мелларк заинтересуется ею. Что тогда произошло, и как это выяснить? Сложно определить границу между правдой и ложью, но в одном эта девчонка права совершенно точно. Я никто. Однако в моём окружении есть люди, которые имеют вес в обществе и могут выяснить причинно-следственные связи. Эффи? Нет, она точно не станет. Хотела бы – сделала раньше. Хеймитч? Бывший капитолийский тренер поднимет меня на смех! Тогда… Взгляд падает на платье, комом брошенное на покрывало. Ответ приходит мгновенно. Цинна… *** – И что же тебя интересует? – спокойным тоном спрашивает дизайнер, колдуя над моими волосами у зеркала. Вероятно, он ищет оптимальную высоту причёски, соответствующую длинному платью из красного атласа со спиной-сеточкой. – Мать умерла, когда ей было десять, через два месяца отец снова женился, там родился второй ребёнок, и девочку сослали в интернат в Первый. Есть пара приводов в полицию, езда в нетрезвом виде в возрасте шестнадцати лет, но теперь она образцовый работник газеты «Панем сегодня». – Это всё не то, – хмурюсь я. – Почему она сбежала три года назад в Тринадцатый? Кларити Джун Эванс. – Я запомнил имя девушки, – по голосу чувствуется, что он улыбается. – Позавчера ты назвала его шесть раз, а сегодня уже пятый за последние десять минут. – Потому что она не та, – в груди закипает злость, и я тяну голову назад, – за кого себя выдаёт. – В этот раз уберём волосы на затылок, – мужчина втыкает несколько невидимок. – Ты подумала насчёт фотосессии? Капитолий стоит на ушах. Все только о тебе и говорят,– и он бросает взгляд на две цветные фотографии, напечатанные в журнале «Жизнь Капитолия». На одной из них мы с Питом танцуем на свадьбе Финника и Энни, а на другой – выходим вместе из такси вблизи квартиры в Этиклёр. На текст даже смотреть не хочется, за три дня я выучила его наизусть: «Известный в широких кругах молодой художник Пит Мелларк, чью помолвку с Делли Картрайт мы обсуждали в июне прошлого года, женился ещё в начале осени, но не на заявленной невесте, а на подруге детства – Китнисс Эвердин. Из достоверного источника известно, что девушка пробует себя в модельном бизнесе, работает с известным кутюрье Цинной Вууном и планирует получить диплом о высшем образовании в главном университете Капитолия». – Ты думаешь, если я снимусь для журнала «Мода Панема» обо мне будут говорить меньше? – Цинна берёт мои руки в свои ледяные ладони, а я для успокоения души принимаюсь считать золотистые крапинки в его зелёных глазах. – Это её работа! Однозначно! Фотографии со свадьбы Одэйров могли появиться в газетах около двух недель назад, но их специально придерживали, а тут вдруг выложили на всеобщее обозрение. Зачем делать десятидневную паузу? – Она работает в газете «Панем сегодня». Кто будет сливать интересную информацию конкурентам? – Не знаю, – в ушах начинает звенеть, когда я в сотый раз скольжу взглядом по фото, на котором Пит обнимает меня за талию. Не нужно было с ним танцевать. Не нужно было вообще приглашать его на танец, также как и идти, позволяя держать за руку, на розовый пляж. Почему-то тогда все эти действия не вызвали во мне никаких противоречивых чувств, а сейчас… Сейчас мою грудь то и дело переполняет стыд, перемешанный с чувством вины. Словно я предала свою любовь к Гейлу и даже дала Питу какую-то надежду на настоящее совместное будущее. А это не так… Свадебная атмосфера, шампанское, всеобщая эйфория и моё смятение. Раньше я не думала об этом ни в момент танца, ни после, а теперь, увидев со стороны, осознала неоднозначность ситуации. Надеюсь, что Пит тоже ничего не понял, раз никаким образом не изменил своего отношения ко мне. Списал моё состояние на алкоголь или на что-нибудь другое… – Да и деньги лишними не бывают, – вдруг говорит дизайнер, возвращая меня к действительности. – Действительно, не бывают, – приходится согласиться мне. Учёба… теперь уже точно во Втором. После развода с «молодым, подающим большие надежды художником» спокойной жизни в Капитолии мне не видать. Кто-нибудь из журналистов обязательно подкараулит в тёмном закоулке в надежде разузнать пикантные подробности. Хотя, это не Двенадцатый, и расставание супругов считается вполне обычным делом, особенно, если вспомнить президента и его жену. Но деньги лишними не бывают. Так хочется купить гостинцы для мамы, Прим и Сэй и выбрать хороший подарок для Пита на день Рождения, до которого осталось меньше двух недель. – С маникюром и макияжем разберутся Октавия и Флавий. Удачи тебе, Китнисс. Думаю, ты всех поразишь. – Цинна, – мой голос дрожит, – платье великолепное, и меня совершенно не смущает подол, украшенный желто-розовыми кристаллами, похожими на язычки пламени, и полное отсутствие рукавов, но я бы всё на свете отдала, лишь бы остаться дома. – Тогда зачем ты идёшь на этот банкет? – Ради Пита, – он слишком много хорошего сделал для моей семьи, и я должна хоть чем-то отблагодарить его. Про приём в особняке короля местного бомонда я узнала три дня назад, как раз в тот момент, когда Хеймитч бросил на металлическую барную стойку в кухне квартиры в Этиклёр газету с пометкой о нашем с Питом бракосочетании. Оказывается, Эффи собиралась заключить там пару-тройку выгодных сделок и втюхать богачам, интересующихся живописью, несколько дюже дорогих картин. Теперь отказаться было нельзя. Статус женатого человека весьма недвусмысленно приклеился к Питу, и поход на светское мероприятие без жены мог дать новую пищу для разговоров. Мне пришлось согласиться. – Тогда выше голову, – говорит модельер, подзывая помощников. – Красавица! – щебечет вокруг меня Флавий – парень лет двадцати четырёх с оранжевыми волосами и синими ресницами, нанося на мой лоб дополнительные крупицы пудры. – Богиня! – Сияет как звезда на небосклоне, – вторит ему Октавия, полная женщина с золотыми татуировками над бровями. – Но эту побрякушку придётся снять. Она не смотрится с платьем. – Не трогай, – строго говорю я, прикрывая ладонью украшение. – У нас с Цинной договор: медальон всегда со мной. В нём самое ценное, что есть у меня. Там фотографии людей, которых я люблю больше всего на свете. – Ладно, – маникюрщица выглядит слегка обиженной. – Надевай туфли. За тобой уже приехала машина. – Октавия, – на душе невероятно гадко из-за того, что я повысила голос, – медальон подарил мой муж, – я примирительно касаюсь её спины. – Я подумала насчет фотосессии. Если Цинне и вам будет удобно, давайте попробуем завтра во второй половине дня. – Давайте, – от восторга Флавий хлопает в ладоши, помогая мне подняться. – И пусть сегодня все умрут от зависти. Платье не стесняет движений и не мешает при ходьбе, но я на всякий случай придерживаю подол рукой, боясь наступить за него на лестнице. Пит ждёт меня у длинной чёрной машины, приоткрывает дверцу и помогает забраться внутрь. Белоснежный костюм и такого же цвета рубашка придают ему особую элегантность и выгодно подчёркивают широкие плечи. – Не слишком открытое? – спрашиваю я, указывая на свои голые ключицы. – В самый раз, – улыбается он, и я смущаюсь под его пристальным взглядом, – но если станет совсем не по себе, всегда можно воспользоваться шарфом, – муж протягивает мне кусок прозрачного шифона, который Цинна заботливо упаковал в сумку. – Интересное у нас нынче такси, – говорю я, поглаживая медальон. – Лимузин принадлежит Эффи, точнее, мистеру Крейну. Она редко на нём ездит. Сегодня решила одолжить автомобиль нам. – Мы должны произвести фурор? – Конечно, – он откидывается на сидение, забрасывая ногу на ногу. – Спасибо, что идёшь со мной. – Брось, – качаю головой. – Долго нам мучиться? – Часа два. Больше я сам не выдержу, особенно после выхода статьи. – мне приходится отвернуться. Для пущей важности я даже принимаюсь теребить шарф. Пит ни в какую не желает верить, что случившееся – дело рук разлюбезнейшей Си Джей. А мне что? Я не лезу и не спрашиваю. Хочется верить, что Мелларк не дурак и после развода со мной и не будет искать утешение в объятиях нахалки с фиалковыми глазами. – Приехали, – грудной голос водителя заставляет меня встрепенуться. Машина тормозит возле очередного дворца, блещущего великолепием. От столичной роскоши уже начинает подташнивать. С каждым днём я всё больше скучаю по хмурому Двенадцатому и его узким улочкам, припорошенным угольной пылью. Поднимаясь по мраморным ступенькам, я крепко вцепляюсь в руку мужа. Искусственный свет и многочисленные вспышки фотокамер слепят глаза. Определённо, это первый и последний раз. Во вторник заключительное занятие – отсижу его и сразу на поезд. Эффи накидывается на нас у самого порога, долго ругает за опоздание в пять минут, а затем тащит в центр гостиной, дабы познакомить меня с хозяевами дома. Её речь быстрая, отрывистая и нервозная. Я не успеваю ни разглядеть, ни запомнить имя короля бомонда, а он уже уходит вместе с моим мужем и его агентом к стене с бархатными диванами. Его плоская как щепка супруга с огромной татуировкой в виде розового единорога на правой щеке выпытывает имя моего любовника и без конца рассказывает о своей любви к лошадям и скачкам. Я насилу сбегаю от неё, сославшись на желание припудрить нос. – Ванная комната на втором этаже прямо по коридору, – обиженно говорит она, закатив глаза. – Спасибо. Если я захочу посетить ипподром, то обязательно обращусь к Вам за помощью. Поиски туалета не увенчиваются успехом. Я попадаю то в комнату прислуги, то в чулан для принадлежностей, предназначенных для чистки пола, то в прачечную. После четвёртой неудавшейся попытки я почти отмахиваюсь от переполненного мочевого пузыря, намереваясь спуститься вниз и попробовать отыскать Эффи, но вдруг слышу из-за дверей одной из комнат фамилию Мелларк. – Ну, и какой он у него? – хихикая, спрашивает чересчур надменный писклявый голос. – Большой или огроменный? – Да-да, какой? – подхватывает другой голос: немного хриплый и грубоватый. – Не удивлюсь, что у Пита он даже больше, чем у старика Эбернети. – Откуда же мне знать, Корнелия? – отвечает третья совершенно спокойно без писка и хрипоты. – Я видела лишь на фотографии. – Не ври, Си Джей, – первая не верит и сдаваться не собирается. – Все знают, что не только на фотографии. – Мне и Аника говорила… – Думаю, лучше спросить у его жены. Китнисс, заходи к нам и познакомься с Кассией и Корнелией. «Вот чёрт!», – ругаюсь я, отпуская ручку двери. Это же надо было так влипнуть. Сама не заметила, как встала у проёма и позволила себя заметить. Провались! А теперь уже не убежишь от их бредней. – Кассия, – произносит розоволосая девчушка лет семнадцати в шипованных штанах, в которой я узнаю «первую». – Корнелия, – второй оказывается девушка чуть старше меня с угольно-черными волосами и длинной шеей, покрытой узкими кольцами. – Ну, а со мной ты знакома, – улыбается Си Джей, скрещивая руки в замок и укладывая их на колени. Сегодня она одета неброско. Чёрное платье-футляр с вырезом под горло и обычные туфли-лодочки на узкой платформе. Только связка разноцветных браслетов роднит её с танцовщицей на свадьбе и нахалкой в лифте. – Корнелию очень сильно интересуют размеры, – фиалкоглазая издаёт смешок и прикрывает рот правой ладонью, – дома твоего мужа. Дома, Китнисс. А ты что подумала? – Она решила, что мы обсуждаем его штучку, – Корнелия падает на диван и начинает бить ногами об пол. Гляди, как покраснела! – Штучку? – Кассия недоумённо смотрит на подругу. – Ты о члене что ли? Сколько раз говорила, если мне шестнадцать, это не значит, что я целка, – глаза у девчонки загораются. – Расскажи нам, какой у него? У моего Марка вот такой, – и она раздвигает ладони примерно на фут. – Мы очень счастливы. – Гонишь, – подначивает её «вторая». – у твоего Марка даже в микроскоп не видно. – Ты забыла, что я с ним встречалась. – Это ты гонишь! – не было у вас ничего. Он на тебе уснул. Ты сухая как солома. Я с трудом удерживаюсь на ногах, глядя на эту свору. Ещё немного и девчонки вцепятся друг другу в горло, пытаясь доказать какую-то мерзость. Мне хочется сбежать или хотя бы заткнуть уши руками, чтобы не слышать и не знать того, что здесь обсуждается. – Заткнулись обе! – Си Джей повышает голос, заставляя подружек перестать пререкаться. – Мне и Китнисс совсем неинтересно слушать о том какие вы потаскушки. Она выросла в Дистрикте-12. Там не принято хвастаться количеством любовников. – Да мне без разницы! – розоволосая пожимает плечами. – Я просто не хочу, чтобы кто-то думал, что у Марка маленький... – Замолчи, – Эванс задерживает взгляд на её подбородке, и та опускает глаза. – Возвратимся к начатому. Вы с Питом живёте в элитном районе. Там, насколько я знаю, расположены одни особняки. – Правильно вернёмся к начатому, – подключается Корнелия. – У вас большой дом? – Большой, но не такой, как этот, – отвечаю я, пятясь к дверям. – Клэр, – и я самодовольно ухмыляюсь, заметив как «третья» прикрывает глаза, – правильно сказала. Район особняков. Хеймитч Эбернети – наш сосед. – Си Джей, меня зовут Си Джей, – тихо говорит фиалкоглазая. – Запомни, пожалуйста. – Пит называет тебя Клэр, – у Корнелии и Кассии вытягиваются лица, а я застываю в дверном проходе – Клэр – красивое имя. – Что позволено Цезарю, то не разрешается Клеопатре, – Эванс встаёт с кресла и тянет меня за собой. – Не знаю, что тебе наговорила Эффи, – продолжает она в коридоре. – Мы с ней не ладили, а тебя эта женщина приняла. Я рада. Нимба у меня над головой нет, но я не настолько плоха, чтобы отобрать у человека то, что ему жизненно необходимо. Я тебе не враг, Китнисс. Ты ведь любишь Пита и поэтому вышла за него замуж? – Здесь есть туалет? – говорю я, разворачиваясь к ней спиной. Даже разговаривать с этой нахалкой не хочется. Опять надеется взорвать общество потрясающей новостью. – А вот ты где? – приятного вида мужчина без татуировок и с естественного цвета русыми волосами вцепляется в талию девушки и ведёт её к выходу. Я ухожу вперёд и облегчённо вздыхаю. Кое-как отыскав ванную комнату, спускаюсь вниз. В зале сильно накурено, а Пит и Эффи будто под землю провалились, зато Хеймитч со стаканом виски в руках разглагольствует о политике, точнее, слушает усмехаясь, а разглагольствует не менее пьяный хозяин дома. Я выхожу на балкон, плотно прикрывая стеклянные двери. Ветерок играет моим шарфом и выдёргивает несколько волосков из причёски. Я любуюсь ночными огнями Капитолия. Этот город никогда не спит. Ему просто некогда. Красивый и совершенно пустой. Что я в нём делаю? Гейл бы не одобрил. Гейл. Я прикасаюсь к медальону, вспоминаю его, маму и Прим. Скоро я буду дома. Это только ради Пита. Просто он очень хороший человек, и ему тоже нужно работать. На улице начинает холодать. Наверное, завтра будет дождь. Я посильнее закутываюсь в шарф, поворачиваюсь… и натыкаюсь взглядом на парочку молодых людей, сидящих на диване. Клэр и Пит… Приклеилась как банный лист. Правильно, она мне не враг. Мне до лампочки. Она – враг Питу. Они о чём-то оживлённо спорят. Кажется, эта стерва даже аргументы приводит. Оправдывается? Объясняет своё бегство… А он даже не прогоняет! Нахалка роется в сумке и извлекает белую коробочку. Быстрое движение зажигалкой, и её сигарета начинает дымиться. Брови у Пита сходятся на переносице. Она ещё и курит. Ненавижу курящих женщин! Девицы заведения Риппер смолили как паровозы, поэтому для меня девушка с сигаретой – это символ распущенности и вседозволенности. Только какого чёрта Мелларку не всё равно? Почему он ввязывается и тушит окурок о ближайшую пепельницу. Терпение заканчивается, и я покидаю балкон. Мы фиктивные муж и жена, и он мне ничего не должен, но... – А вот и твоя Китнисс, – говорит Си Джей, приветствуя меня взглядом. – Мы как раз говорили о твоём шедевральном умении готовить. И о газете. Мне очень жаль, но это, правда, не я. Главный редактор уже отсчитал всех журналистов «Панем сегодня» за то, что мы прошляпили сенсацию, но я друзей не сдаю. Корнелия и Кассия – хозяйские дочки. Я здесь не в качестве представителя прессы. Я гость. – Мы можем уйти? – кажется, еще минута пребывания здесь и разорвусь на тысячу осколков. – Голова болит. – Можем. Я искал тебя по всему дому. – Я была на балконе, – мои последние слова тонут в звоне бьющегося хрусталя. Приглядевшись, я замечаю Хеймитча, растянувшегося на ковре. Вероятно, он потянулся за очередным бокалом алкоголя, но опрокинул весь поднос. – Боже мой! – всхлипывает непонятно откуда взявшаяся Эффи. Мой муж помогает старику подняться. – Я попрощаюсь с хозяевами и поблагодарю их за восхитительный приём. А вы идите к машине. – Нельзя везти его в отель, – говорит Пит, когда мы с трудом запихиваем Эбернети в лимузин. – Отвезём домой. Я переночую на диване. – Хорошо, – соглашаюсь я, расправляя сбуровленное платье и выглядывая в окно Эффи, которая почти бежит на своих тоненьких шпильках. – Вечер удался, – констатирует факт Хеймитч, отваливаясь на спинку кресла. Запах алкоголя мгновенно наполняет салон. Пока мы едем в Этиклёр, я проклинаю журналистов, газету, приём и Кларити Джун Эванс в особенности. – Куплю лекарство, – пищит Бряк, когда машина тормозит у входа. – Надеюсь, снимки его падения не появятся в завтрашнем номере «Панем сегодня», – бубнит она, выпрыгивая на асфальт. – Не думай об этом, – Пит помогает Эбернети добраться до входной двери и буквально всовывает его в лифт, а затем аккуратно прислоняет к стенке, придерживая плечом. – Подождите, – стройная девушка в длинном сине-зелёном платье с разводами вбегает в кабину в последнюю секунду. Локоны растрепаны, глубоко посаженные глаза смотрят с издёвкой. – Ужасное платье! И зачем купила? – жалуется она, зыркая по сторонам. С подружкой на спор. Топором бы по роже директора магазина. Ты, – длинный указательный палец впивается в грудь Мелларка, – выставляешь свои картины в галерее возле фонтана? Настроение у меня ни к чёрту. Кассия, Корнелия, Си Джей, единорог, а теперь ещё и топор по чьей-то роже. Хочется кричать в голос от всего этого безобразия и идти пешком прямиком в Двенадцатый. – Слушай, расстегни, а, – обращается она к Питу, указывая на молнию на спине. Я отвожу взгляд, но знаю, что Мелларк ухмыляется. – Живу одна – помочь некому. Кстати, красивые глаза и отменная задница. Я Джоанна. Седьмой этаж. Заходи… Когда мы втроём доходим до квартиры, я с трудом переставляю ноги. От нравов Капитолия уже тошнит. Хорошо, хоть она не разделась догола. Просто виляла ягодицами и голой спиной, а Хеймитча вырвало ей прямо на обувь. – Пойдём-ка в душ, приятель, – пока Пит тащит Эбернети в ванную комнату, я скидываю туфли и заползаю на диван. В дверях появляется Эффи. – Все эти Элис, Делли, Си Джей и даже Джоанна хотят от Пита только одного, – кричу я, не сдерживая гнева. – Только одного. Всем нужны его деньги. Глаза Эффи расширяются, а подбородок трясётся. По-видимому, сегодня Бряк тоже пришлось несладко. – Точно, – соглашается она как-то слишком резко. – Пита ведь можно полюбить только за деньги. Больше в нём ничего нет. Уродлив, как городской булыжник, глуп как пробка и к тому же бесчувственный чурбан. Остаются только деньги. – Эффи, я, – когда смысл сказанного доходит до меня, капитолийка уже хлопает дверью. – Иди в душ, Китнисс. Ты первая, – Пит выходит из ванной, и я словно впервые вижу его. Широкие плечи, слегка растрепавшиеся светлые волосы и небесно-голубые глаза. Я столько раз смотрела на него и не замечала. Не замечала ничего. Пит действительно хорош собой. Очень хорош. Он куда красивей Финника. Я могу говорить с ним без устали часами. Говорить или молчать – с ним всегда интересно. Пит умеет сопереживать, умеет сочувствовать. И его есть за что любить. И деньги совершенно не при чём. И, наверное, где-то в альтернативной вселенной другая Китнисс Эвердин, которую не насиловали, и чей жених не умирал, давно бы втрескалась в него по уши. Другая Китнисс… Но я не другая. Я по-прежнему люблю Гейла.