Нет худа без добра

Чаще всего время плетётся черепашьим шагом, но иногда бежит быстрее гепарда. Вот и в этом году холодные, ветреные и чересчур дождливые март и апрель проносятся мимо меня за считанные мгновения. Оглянуться не успеваю, как май, немного напоминающий стыдливую девушку, робко стучится в окно отцовской пекарни. Осторожная, но обстоятельная весна становится полноправной хозяйкой королевства, за которое ей больше не приходится сражаться. С первыми лучами ласкового и по-настоящему теплого солнца на деревьях набухают нежно-зеленые клейкие почки. Огромные, все ещё слегка покрытые тонким, прозрачным льдом овальные лужицы высыхают со сверхзвуковой скоростью. Стайка маленьких серых остроклювых птичек, спрятавшихся за пока еще обнаженными ветвями клёнов и яблонь, старательно чистит свои промокшие и изрядно замаравшиеся за апрель перышки. Едва ощутимые цветочные ароматы наполняют весенний воздух сладковатой свежестью, а в голубом чистом небе без единого облачка целыми днями нежится рыжее чудо, окутывая людей радостью, покоем и умиротворением. Я по-прежнему пеку хлеб и пишу свои картины, а Китнисс между протиранием столиков в столовой у миссис Сэй, постоянно что-то читает, учит, решает и чертит. Ещё пару месяцев назад Хеймитч снял со своего чердака целую гору пыльных, но абсолютно новых учебников и передал огромный пакет моей жене: – Они когда-то принадлежали сыну, – пояснил он, – Мне не нужны, а тебе лишними не будут. Не думаю, что математика или граждановедение сильно поменялись за последние семь лет. Теперь мы с Китнисс всё больше времени проводим вместе и порой целый вечер сидим на кухне, решая какую-нибудь сложную задачу по геометрии: – Неправильно построила линейный угол, – объясняю я, видя, как любимая вращает тетрадку по столу, щедро поливая четырехугольную правильную пирамиду проклятиями. – Почему это? – кривит губы она, одаривая фигуру недобрым взглядом. – Потому что, – смеюсь я, забирая из цепких пальчиков карандаш, и поправляю чертёж. – Соединяем противоположные вершины в квадрате. – Искомым будет угол между диагональю и ребром. Проецируем высоту и получаем равнобедренный прямоугольный треугольник. Как видишь: всё просто. – Ага, – отворачивается она, – существует на свете что-то, что ты не умеешь делать? – Конечно, стрельба из лука, например. Научишь? – Ненавижу геометрию! – качает головой она, игнорируя мой вопрос.– Два часа – псу под хвост. Лучше бы логарифмами занялась. – Алгебра по большей части – это сухие алгоритмы. Выучишь формулы – будешь решать, а геометрия развивает творческое и абстрактное мышление. Можно знать все свойства фигур, но всё равно не выйти на правильное решение. Каждая задача уникальна. – Я люблю тригонометрию, – внезапно признаётся Китнисс, задумчиво улыбаясь. – Мне нравится «побеждать» примеры. Дробь на дроби и дробью погоняет, а потом «бац» и в ответе единица, – проводит большим пальцем по лбу, словно пытается стереть несуществующий пот. – Ну, да ладно! С математикой на сегодня закончим. Проверишь историю? Я прочитала первые восемь параграфов. – Хорошо, – листаю учебник. – Назови предшественника Кориолана Сноу. – А что, – жена морщится, прикрывая глаза, – у этого человека был предшественник? Я думала, он занимает президентское кресло с сотворения Панема. – Панему, – смотрю на заглавие пятой страницы, – в следующем году исполнится сто двадцать пять лет. Боюсь: Сноу не такой старый. – Ну, года тридцать три он точно стоит у власти. – Если верить этой книге, то всего двадцать без нескольких месяцев. Тем более, у него был перерыв – четыре года занимал должность премьер-министра. – Проклятье, – ругается Китнисс. – Придется читать ещё раз более внимательно. – Поговорим об экономике. Основное производство Дистрикта-8? – Ткани и одежды. – Молодец, а теперь расскажи о сельскохозяйственных культурах Девятого. Временами я замечаю, как жена исподтишка подглядывает за мной. Иногда я ловлю её взгляд на себе, но она тут же отводит глаза, словно боится показаться назойливой. Китнисс и раньше наблюдала за моими действиями, оценивала и анализировала их, но тогда она вела себя как опытный охотник, изучающий повадки незнакомого ему зверя. С какого-то момента её поведение изменилось. Я больше не напоминаю ей о своих чувствах, вероятно, поэтому она начала верить в возможность нашей дружбы и стала подпускать меня всё ближе. – Кажется, мама и Утёнок пришли, – радуется Китнисс, загибая недочитанную страницу, и спешит к дверям. Миссис Эвердин и Примроуз заходят к нам почти каждые выходные. Теща больше не вздрагивает от каждого моего слова и не боится начать разговор первой, всегда стараясь быть учтивой и вежливой. Сложно сказать, что эта женщина думает по поводу учёбы или работы своей дочери: здесь она не проявляет почти никакого участия, как правило, ограничиваясь случайно брошенной фразой: «Китнисс и без меня знает что делать. Всегда знала». – Мы можем поговорить? – немного волнуясь, начинает миссис Эвердин, кидая в мою сторону настороженные взгляды, – наедине. – Конечно, – чуть заметно кивает головой моя жена. – Пойдём наверх. – Что-то случилось? – с опаской спрашиваю я, провожая Прим на кухню. – Всё хорошо, – отнекивается девочка. – Мама нашла вчера какой-то конверт. Хочет отдать его Китнисс, а вообще им давно стоит посекретничать. Женщины спускаются в столовую минут через двадцать. Обе выглядят взволнованными и несколько задумчивыми. Замечаю, что сегодня Китнисс смотрит на мать без привычных обиды и недоверия, а после ужина даже обнимает её. – Значит, платок неслучайно оказался среди полотенец? – Платок был подарком на день Рождения, – улыбается миссис Эвердин глядя старшую дочь по голове. – Пускай у тебя хранится, – по-видимому, они обсуждают тот кусочек ткани с зелёной вышивкой, который иногда теребит Китнисс, но, завидев меня, обязательно убирает в карман. – Какая же ты умница! – в сотый раз хлопает в ладоши Примроуз. – я так и вижу жёлтую мантию и чёрную шапочку выпускницы капитолийского университета, диплом с отличием и… – Подожди, Утёнок! Мне сначала нужно поступить, а пока шансы – нулевые. Я до сих пор не выучила фамилию предшественника Сноу. – Антоний Андерсон, – Прим скрывается за дверьми, но через пару секунд возвращается с горой бумаг. – Вы специально не проверяете почтовый ящик? – Ждали, когда ты поможешь, – шутит Китнисс, обнимая сестру на прощание. – Итак, проверим, – тщательно перебирает корреспонденцию. – Газеты, реклама и, – останавливается, уставившись на белый конверт, украшенный золотистыми завитушками. – Мистеру и миссис Мелларк, – рвёт бумагу, вытаскивая наружу открытку, изображающую белых лебедей и обручальные кольца:

Дорогие Пит и Китнисс! С огромным удовольствием приглашаем вас на регистрацию брака и посвящённое этому событию торжество, которое состоится 8 мая в 17:00 в ресторане «Магнолия» Дистрикта-4. Будем счастливы видеть вас на нашем празднике! Энни и Финник.

– Когда ты уезжаешь? – спрашивает она, покончив с чтением и убирая приглашение во второй ящик стола. – Собирался пятого, – делаю шаг вперед, встречаясь с женой глазами. – Я бы хотел, чтобы мы поехали вместе. – А как же Хеймитч с Персиком? – Хеймитч тоже приглашён на свадьбу. Оказывается, он много лет дружил с Мэгз и хорошо знаком с Финником. Мир иногда удивительно тесен, а собака может некоторое время пожить с моими родителями. Любимая отходит и, ничего не говоря, принимается намыливать посуду, спешно скидывая в раковину грязные кружки. Сейчас как раз тот самый случай, когда я не знаю как реагировать. Глупо было надеяться, что Китнисс согласится. Даже предлагать было глупо. – Две недели назад, во время последнего сеанса, когда мы с доктором Аврелием обсуждали мои страхи и положение рисунка на листе, он вдруг сказал, что замучился мотаться между Дистриктами 4 и 12, – неожиданно сознаётся моя жена, продолжая смывать пену с тарелок, – и поэтому 6 мая приглашает меня в Четвёртый. – За два дня до свадьбы? – Да, – пожимает плечами она. – Собирается показать мне море и тамошние красоты. Вот я и подумала, – Китнисс оглядывается, внимательно изучая моё лицо, – не просил ли ты его? – Твой лечащий врач не обсуждает методы своей работы со мной. – А ещё он пообещал, что сам лично проводит меня на станцию, если я не захочу дышать морским воздухом после терапии. – Мы с Хеймитчем ему поможем. – Знаешь, – жена закрывает воду и присаживается на стул напротив меня, – я никогда не бывала на свадьбах и вряд ли когда-нибудь увижу море. Правда, Эффи наверняка захочет размалевать меня, словно куклу. – Эффи никогда не рискнёт, – говорю я, чувствуя, как сердце заполняет радость, – сделать что-то против твоей воли. – Кстати, у меня есть подходящий наряд. Не бойся, не коричневый. Тебе не придётся за меня краснеть, – смеётся она и машет руками. – Вчера я отыскала свёрток, который ты подарил на Рождество. Нужно меньше есть: платье оказалось мало, но мать Мэнди обещала распустить пару вытачек. – Значит, я заказываю три билета? – Заказывай. *** – Китнисс, – зову я, заглядывая уже в третью комнату. – Китнисс, где ты? – через час отправляется поезд, и нам пора выходить, а её нигде нет. Может быть, решила повидаться напоследок с матерью и Прим? Тогда почему не предупредила и даже записки не оставила? Неужели так трудно носить телефон, который ей привезла Эффи? – Китнисс? – повторяю я, отворяя двери её спальни. Створки шкафа распахнуты. Несколько пустых вешалок валяется на полу, а с полок исчезла вся одежда разом. «Наверное, убрала вещи в чемодан», – осторожно подсказывает разум, но сердце ему верить отказывается. Никакой сумки на полу не стоит. В комнате резко становится душно, а на лбу выступает несколько капель холодного пота. Куда она могла деться? В голове начинают мелькать пугающие картинки. Убили? Похитили? Чтобы хоть как-то справиться с подступающим страхом, подхожу к окну и распахиваю раму. .. Высокий темноволосый человек в кожаной куртке крепко обнимает мою жену за талию и целует в губы. Возле их ног стоит старый потёртый чемодан. Ушла. И не просто, а к нему. Тянусь к оконному стеклу, дёргаю шпингалет и просыпаюсь. Такой сон мне ещё не снился. Обычно я просто теряю Китнисс совсем как тогда в Одиннадцатом. Она исчезает, не оставив даже письма. Я часами ищу её, блуждая по тёмным улицам города или длинным коридорам собственного дома, но никогда не нахожу. А сегодня вот нашёл. В объятиях горячо любимого Охотника. Накидываю халат и спускаюсь на кухню. Хочется выпить стакан тёплого молока и хорошенько обдумать происходящее. Завтра в полдень мы уезжаем в Четвёртый. Из «Котла» Китнисс уволилась вчерашним вечером. Всё прекрасно. Всё могло быть ещё лучше, если бы меня отпустила навязчивая идея, связанная с полузабытым обещанием. Унизительно бояться покойника, будто он действительно может восстать из гроба и предъявить права на бывшую невесту. Но пока она здесь, со мной. Шелковистые волосы рассыпались по тетрадкам, голова покоится на учебнике истории, тонкие пальцы застыли, сжимая сломанный карандаш. Похоже, любимая решила позаниматься подольше и задремала. А я бы мог всю ночь вот так смотреть на неё. Смотреть и любоваться этим слегка вздёрнутым к верху носиком, пухлыми губами, красивой линией бровей. Жаль её спину. Если оставлю Китнисс здесь, к утру она не разогнётся. Наверное, стоит разбудить. Улыбаюсь. Происходящее слишком сильно напоминает день, когда к нам заходила Мэнди. Правда, плита выключена, а на полу отсутствуют куски пережженного фарша. Повинуясь внезапному порыву, я бережно подхватываю жену на руки. Сейчас проснётся, и беды не миновать, но я не собираюсь думать об этом. Слишком сладостным кажется подаренное судьбой мгновение. На тонкой шее поблёскивает золотая цепочка медальона. Китнисс носит его уже несколько дней с последнего прихода матери. Пару раз я пробовал узнать, что было в принесённом конверте, но она всегда уходила от вопроса, красноречиво пожимая плечами. Пусть. Холодный нос утыкается в мою шею, а руки почти с нежностью обхватывают плечи. Ей больше не снятся кошмары – она не кричит по ночам, и сейчас в полудреме, должно быть, представляет Хоторна. Плевать. Я почти не ревную и лишь медленно поднимаюсь по ступенькам. – Ты ведь не исчезнешь с первыми лучами солнца? – шепчет моя красавица, опуская голову на грудь. – Нет, – даю слово я. – Буду с тобой столько, сколько пожелаешь, – и, не удержавшись, прикасаюсь губами к её виску.