Нет худа без добра

3 февраля – Боже мой! Боже мой! – всхлипывает Эффи, промокая красные, распухшие от слёз глаза молочно-белым платком, сложенным вчетверо. – Какое несчастье! – Выпей. Станет легче, – мягко советует Пит, пододвигая к краю стола стакан воды с лимоном. – Кто-то умер? – вполголоса интересуюсь я у зевающего Хеймитча, закрывая за собой кухонную дверь. – Катон и Мирта развелись, – объясняет притаившаяся в углу Прим, ведя деревянной щёткой по длинной густой шерсти рыжеватого шпица. Псина оказалась на удивление живучей! Не только не померла после грандиозной драки с уличной дворняжкой, но и в течение одиннадцати дней умудрилась залечить, не без помощи мамы и городского доктора, конечно, большинство своих ран. Теперь о «неслыханной отваге» Персика напоминают лишь выстриженная на животе шерсть да подобие гипса на правой задней лапе. – Аа, – тяну я, делая вид, что понимаю суть происходящего, и плюхаюсь на ближайший стул рядом с Эбернети. – Ясно. – Знакомые по академии, – терпеливо вводит меня в курс дела Пит, сжимая руку Бряк. – Эффи дружит с мамой Мирты. – Не нашёл? – указываю взглядом на безымянный палец фиктивного мужа. Со вчерашнего дня его украшает красноречивая пустота. – Нет, – сухо отвечает Мелларк. – Наверное, Персик куда-то закатил. – А ведь я не раз говорила Хильде, – сокрушается капитолийка, делая несколько маленьких глотков из стакана. – Просила, умоляла одуматься. Этот брак с самого начала был огромной ошибкой. Они сходились, расходились, снова сходились, опять расходились. Катон завёл себе новую подружку, Мирта встречалась сразу с двумя парнями, а потом грянул день рождения общего друга. Бац, – хлопает она себя по лбу, – шампанское, банкет, быстрое примирение и... новое расставание. Через пару недель девочка узнала, что беременна – на мальчика надавили родители, и вот итог. Глупые! Детьми ничего не поправишь! Ребёнок должен рождаться в семье, а не семья формироваться вокруг ребенка, поэтому я против браков по залёту. – Попробуй взглянуть на ситуацию с другой стороны. К чему сохранять брак, если в нём страдают оба? – Ты не понимаешь, Пит! – в запале возражает Эффи. – Мне всё равно – пусть разводятся! Но в чём виновата пятимесячная Лавиния? Они либо спихнут её родителям, устраивая свои личные жизни, либо затаскают по судебным инстанциям. – Думаю, они не совсем бестолковые и смогут договориться, – вставляет слово Хеймитч. – Малыш, между прочим, дело говорит. Жить под одной крышей и каждый день ругаться как кошка с собакой – то ещё удовольствие. – Мугу, – в глазах Бряк вспыхивают зловещие огоньки. – Чего можно требовать от узколобых мужчин? У вас эмоциональный диапазон как у чайной ложки! – переводит взгляд на меня. – Скажи что-нибудь, Китнисс, – отрешённо пожимаю плечами, и капитолийка обиженно поджимает губы. – Хочешь чаю? – примирительным тоном предлагает Пит, вставая из-за стола. – Я испёк твоё любимое печенье. – Не хочу, – отворачивается к окну. – Поезд через час. Нужно собираться. – Такси скоро подъедет. Чемоданы внизу. Может быть, мы всё-таки тебя проводим? – Нет-нет, – возражает Эффи и, стирая платком с золотыми буквами последние слезинки, натягивает на лицо привычную улыбку. – У тебя много работы, и я не переживу, если Китнисс разрыдается на перроне, поэтому справлюсь сама, – встаёт и поправляет платье. – Нынче я загостилась! Три недели! Надеюсь, не зря! – стискивает наши с Питом ладони, ведя к входной двери. – Дорогая, – Бряк целует мою щёку, – раньше у меня был только сын, теперь я приобрела ещё и дочь в твоём лице. Пит, – крепко обнимает моего "мужа" за плечи, а затем шепчет в самое ухо, – я умру, если вы с Китнисс учините что-то похожее на то, что устроили Катон с Миртой. – Мы будем стараться не подражать им. – Надеюсь. – Пит, – вторгается в разговор Прим, на ходу прощаясь с Эффи и желая ей приятной дороги, – можно, я на пару дней заберу домой Бонни? – Персика, – хмуро поправляю я. – Зачем он тебе сдался? – Персика, – краснеет Примроуз. – Ко мне завтра зайдут подружки из школы. Хотела показать им шпица. – А коза и кот уже не в моде? – удивляюсь я. – Ну, – улыбается Эффи. – Многие теперь захотят посмотреть на героического пёсика. – Хорошо, – соглашается Мелларк, и сестра весело хлопает в ладоши. – Поедём на такси вместе, – предлагает Бряк. – Сначала завезём домой тебя. До скорой встречи, мои дорогие, – снова обнимает нас с Питом на прощание. – Берегите друг друга и учитесь уступать. Буду скучать! – Не забывай про август, принцесса, – напоминает о себе Хеймитч, застывший в дверях кухни. – Не забуду, – кокетливо взмахивает ресницами женщина, накидывая на плечи фиолетовое пальто. – Главное, что ты помнишь. – Такси, – произносит Пит, услышав звон серебристого колокольчика. – Позвони, как доедешь. – Обязательно, – обещает Эффи, натягивая розовые сапожки. – Буду ждать ответного звонка, – загадочно подмигнув, скрывается за дверьми вместе с Прим и Персиком, пока Пит и Хеймитч выносят чемоданы. – Пока, Китнисс, – смеётся Утёнок и машет мне лапой щенка. – Пока, – отзываюсь я и иду на кухню. В животе урчит от голода. Наливаю чай и присаживаюсь за стол, снимая крышку с глубокой желтоватой тарелки. Ммм. Сырные булочки. Интересно, Пит продолжит их печь после отъезда своей подруги? – Нравится? – с улыбкой спрашивает Мелларк, подходя к раковине. – Вкусно, как всегда, – отправляю кусочек лакомства в рот. Эффи уехала, и дом мгновенно опустел, Хеймитч, наверное, теперь неделю не заглянет. Снова мы с Питом остались наедине. – Знаешь, Дистрикт-12, – вдруг произносит мой "муж", присаживаясь рядом, – находится в…– неожиданно прозвучавшая трель дверного колокольчика не позволяет ему закончить. – Кто это? – вскакиваю я с места, облившись чаем. – Неужели Эффи что-то забыла? – Вряд ли, – морщит лоб сын Пекаря. – Она никогда ничего не забывает. Бегу к дверям, дёргаю ручку и встречаюсь с бойким взглядом светло-карих глаз местного почтальона, держащего под мышкой два небольших бумажных конверта. – Посылки для мистера и миссис Мелларк, – чеканит он заученный текст. – Лично в руки. – Мы вас слушаем, – говорит Пит и протягивает ладонь для получения своего пакета, то же самое с неохотой проделываю и я. – Распишитесь, – посыльный подсовывает уведомление, в котором мы быстро ставим плоские закорючки и разрываем каждый свой конверт. «Дорогая, – гласит моя записка, – надеюсь, ты догадаешься, что нужно делать с этим. Любящая тебя Эффи». Просовываю руку глубже и извлекаю со дна золотое кольцо, на внутренней стороне которого выгравировано имя «Китнисс». Буква «К» украшена витиеватыми узорчиками. Поднимаю глаза и натыкаюсь на обескураженный взгляд мужа. В его руках застыл второй меньших размеров золотой обруч с именем «Пит». – Вот и нашлось твое кольцо, – говорю я, вручая ему «пропажу». – Собака, оказывается, не виновата. – Я ни о чём никого не просил. – Естественно, – бурчу я. – До такого могла додуматься только Эффи Бряк. Молодец! Успела уехать! – захожу в кухню и возвращаюсь к завтраку. Чокнутая! Не мытьём, так катаньем – на всё готова, лишь бы я начала носить эту проклятую побрякушку! Закрываю лицо руками, стараясь справиться с подступившими эмоциями. Если бы она была поблизости, я бы точно её убила, а так, что толку сотрясать воздух? Щенок, вечерние платья для мамы и Прим, теперь гравировка на кольцах: похоже, её в детстве уронили. Специально. Раз сто. Хотя… Какая разница? Лично мне до лампочки: она испортила вещь Пита. – Положил твоё кольцо в стол, – произносит Пит, возвращаясь в кухню. – Отлично, – опускаю глаза вниз. Конечно, надел. – Жаль, что не в мусорку. – Ты знаешь, что Дистрикт-12 находится вблизи гор, которые раньше носили название Аппалачи? – продолжает он, искусно делая вид, что не расслышал последнюю фразу. – Про название не помню, – кидаю в рот вторую булочку, – но я успела посидеть на склоне одной из этих гор и полюбоваться на остальные. – А я вот только недавно узнал, что километров за двести от границы с Одиннадцатым есть небольшая и уютная гостиница прямо в горах, точнее, пансионат, но очень неплохой. Он расположен в низине, в окружении холмов и леса. Место живописное. Люди приезжают туда со всех дистриктов, даже из Капитолия, чтобы отдохнуть, покататься на лыжах и подышать горным воздухом. – Пускай ездят. Мне-то что? – Я думаю, что смена обстановки нам тоже не помешает. Погостили бы там несколько дней. – Езжай. Я тебя не держу. – Нам обоим стоит развеяться. За окном неизменный пейзаж. Ты сидишь дома, либо в гостях у мамы, либо ходишь знакомой тропинкой в столовую миссис Сэй. Я в мастерской или в пекарне. В «Аделину» нам путь заказан, а в местный кинотеатр, говоря языком Эффи, заходить страшно. – Ну, пригласи меня в бордель Риппер. – Ладно, – Пит как будто уступает. – Что ты хочешь взамен? – В смысле? – В смысле?! – передразнивает он. – Пытаюсь договориться. Ты поедешь со мной в пансионат, а я исполняю любое твоё желание. Давай, Китнисс, не стесняйся! Всё, кроме развода, так что подумай хорошенько, – оцениваю ситуацию, следя за его глазами. Взгляд решительный и серьёзный. В голове крутится только одна мысль, и я её отгонять не собираюсь. Так-то, Сэй! Пита и уговаривать не придётся: его за язык никто не тянул. Компромисс – отличная штука, скорее всего, и без ругани обойдёмся. – Идёт, – протягиваю ему ладонь. – А желание? Хочешь на неделю к маме и Прим? – Посмотрим, – делаю вид, что раздумываю. – Приберегу на потом. – Договорились. Начинай собираться и оденься потеплее. Выезжаем сегодня вечером, в шесть десять. Ещё не стемнеет. Ночь проведём в поезде. В девять утра прибудем на место. На этой станции поезда обычно останавливаются ради дозаправки. По понедельникам и вторникам в домике почти не бывает гостей: наплыв посетителей приходится на пятницу и выходные. Ты ведь не любишь, когда людно. – Значит, ты уже и места забронировал? И с Прим договорился? Поэтому она забрала щенка? – вспыхиваю я, дивясь его прозорливости. – Эффи разрабатывала маршрут, а Прим принимает вещи такими, какие они есть, ничего не выдумывает и не ищет подвоха. – А если бы я не согласилась? – Но ты же согласилась. *** – Пит, – мягкие губы жены скользят по моей щеке, подобно невесомым крыльям бабочки: дразнят, манят и заигрывают одновременно. – Пит, – смеётся она, – у тебя кончик носа в креме от пирожных, – вытирает фалангами пальцев испачканный участок кожи. – Ну, и кто из нас двоих теперь сладкоежка? – Ну, – отвечаю я и ради шутки закатываю глаза, делая вид, что решаю совершенно неподъёмную задачу, – если учесть, что на тарелке лежало восемь пирожных, а ты слопала шесть, то, безусловно, злоупотребляю сладким я, – и в доказательство своих слов закрываю любимый рот поцелуем. – Мне нечем дышать, – хихикает Китнисс через несколько минут. – Да уж, – привлекаю любимую к груди, отчего водопад густых, слегка волнистых после тугой косы волос рассыпается по моим плечам мягким шёлком. – Природа явно просчиталась, когда одаривала людей лёгкими. – Чем займёмся в Одиннадцатом? – Будем гулять, кататься на лыжах, играть в снежки, валяться в снегу и смотреть на звёзды, а вечером можно посидеть у камина, попивая горячий шоколад. – Заманчивое предложение, – улыбается она и тянется к моим губам за новым поцелуем. – И почему ты не увёз меня раньше? – Мистер Мелларк, – звучит за дверью гнусавый голос вчерашнего проводника. – Ваша станция через полтора часа. – Спасибо, – благодарю я и открываю глаза. Яркое, по-весеннему тёплое солнце в один миг сменяется кромешной тьмой за стеклом оконной рамы мирно покачивающегося поезда. Сон. Ещё один сон. Сознание уже пришло в норму, смирилось с мрачной действительностью, но рука пока надеется, шарит по пустой, холодной половине кровати, силясь отыскать талию Китнисс. Нет. Не было и не будет. Растаяла вместе с канувшим в лету сновидением. Поднимаюсь с подушек, засовываю ноги в тапочки и плетусь в душ. Холодные струи воды бодрят тело и проясняют рассудок. Что ж, Пит, раз ты придумал план, придерживайся его до конца, не отступай и не сворачивай с намеченной цели! «Постарайтесь не оставлять Вашу жену наедине со своими мыслями. Одиночество погубит её. Увезите Китнисс из Дистрикта-12 хотя бы на несколько дней. Покажите другой мир, познакомьте с новыми людьми. Здесь ей каждый куст напоминает о случившемся», – звенят в ушах слова доктора Аврелия, сказанные пару дней назад. Остаётся надеяться, что и в этом он не ошибся. Китнисс на самом деле начала меняться. Медленно, постепенно, чередуя задумчивость со вспышками беспричинного гнева. Одно желание спасти щенка чего стоит, а ведь она его на дух не переносила, а теперь с таким упорством настаивает на новом имени. Понять бы ход её мыслей. Разгадать бы причину действий… Насухо вытираю продрогшую кожу махровым полотенцем и натягиваю плотные коричневые брюки с синим свитером из мягкой шерсти. День обещает быть морозным – стоит встретить его во всеоружии. Дёргаю дверную ручку и покидаю свое купе. Жена стоит у окна, разглядывая мелькающие картинки заснеженных деревьев. Спина прямая как струна, голова чуть наклонена на бок, а тёмные волосы собраны в привычную косу. – Красиво, – бросает она через плечо, не оборачиваясь. Наверное, я действительно чересчур громко шаркаю ногами, потому что она всегда узнаёт о моем приближении задолго до того, как я окликаю её. – Утренний сумрак не до конца рассеялся, – встаю рядом. – Пока плохо видно. – Нормально, – отвечает Китнисс, поводя плечами. – Как спала? Кошмары больше не беспокоят? – Спишь, словно в колыбели, – поворачивает голову она, слегка поднимая брови, а я, как дурак, любуюсь каждой чёрточкой любимого лица. Кто бы что не говорил, а сегодня Китнисс выглядит гораздо лучше, чем в тот день, когда я нашёл её лежащей на кухне нашего дома среди распавшихся котлет: щёки порозовели и перестали быть впалыми, болезненная бледность исчезла сама собой, и только иссиня-чёрные тени под безжизненно-серыми глазами портят внешний облик моей красавицы. – Я никогда раньше не ездила в поездах. Странные, но приятные ощущения. А кошмары так.. – отмахивается любимая, – Капитолийское снотворное творит чудеса. Тебе что снилось? – Ничего, – вру я, не в силах вынести смотрящего в душу взгляда. – Рисовал большую часть ночи, а вообще сновидения редко оставляют след в моей памяти. – Везёт, – грустно улыбается она, а я сжимаю руки в кулаки, заставляя себя сделать шаг назад. Мы как две стороны одной медали. Её мучают кошмары, меня – болезненно-сладкие сны, в которых мы счастливы, в которых жена любит меня. Хотя нет, мучают не сны, а горьковатое послевкусие, возникающее в момент пробуждения. – Значит, зимний туризм? – продолжает она, изучая пол под ногами. – Никаких косых взглядов, завистливого шепотка и мрачных выражений лиц. Единение человека и природы? – Откроем новое место. Путешествовать полезно для здоровья. Зарядимся положительными эмоциями. Эффи говорила, что хозяева пансионата – очень приятные воспитанные люди. Пожилая семейная пара. Рута и Цеп Монтгомери. – Они, конечно же, думают, что мы с тобой молодожёны, решившие насладиться романтикой гор и леса. Во всех отношениях нормальная семья. – Ты считаешь нас ненормальными? – Ну-ну, – хмыкает Китнисс и отворачивается. Оставшийся путь мы продолжаем в тишине, пока проводник не предупреждает нас о скорой остановке. Поезд замедляет ход, и мы накидываем верхнюю одежду, спеша к выходу, возле которого нас поджидает красное такси. – Приятного отдыха, – желает проводник, скрываясь за дверью вагона. Водитель забирает багаж, пока мы садимся в машину. – Почему вагон был пустым? Ты выкупил все купе? – неожиданно спрашивает Китнисс, докрасна растирая безымянный палец. – Нет. Просто в вагонах повышенной комфортности мало кто ездит. – Первый класс? Места для особых людей, – язвит она, задерживая взгляд на моей руке. – Повсюду бархат, хрусталь, даже душ с телевизором имеются. Всю ночь думала: «Почему Гейл не писал о такой роскоши?» – Что-то не так? – уточняю я, предчувствую назревающую бурю. – Зачем ты опять напрашиваешься на ссору? – Кольцо, – зло произносит она. – Если хозяйка гостиницы окажется такой же, как Эффи, и привяжется ко мне с вопросом о... – Могла бы просто попросить, – говорю я, снимая золотое украшение и пряча его в нагрудный карман пуховика. – С чего это? – удивляется она, закусывая костяшку на правой руке. – Тебе же неприятно, а сейчас мы оба без колец. Пусть думают, что их гости не поддерживают старых традиций. – Мм, – мычит Китнисс, разворачиваясь, но я успеваю заметить, как уголки любимых губ ползут вверх. Ну, хоть что-то я сделал правильно. – Приехали, – сообщает шофёр и останавливает машину возле зеленовато-коричневого двухэтажного домика с треугольной крышей. Слева от жилища устроена большая поленница, возле которой суетится крепкий плечистый старик с сильными руками, тёмными проницательными глазами и шоколадного цвета кожей. В нескольких сантиметрах от него притаилась невысокая хрупкая женщина с карими глазами лет шестидесяти пяти. В ладонях она сжимает кружку с горячим напитком, предназначенным для пожилого мужчины. – Спасибо, – благодарю я, вкладывая в руку водителя денежную купюру. – Спасибо Вам, – чеканит он, – доставая сумки. – Надеюсь, вы останетесь довольны отдыхом. – Ну, что ж, – улыбаюсь я, обращаясь к затягивающей капюшон супруге. – Эффи была права. – Шуба мне очень идёт? – язвит она. – Безусловно, – не могу сдержать смеха, – но я имел в виду дом, – неброская красота деревянных построек в совокупности с дивными холмами пологих гор, покрытых укутанными снегом деревьями, завораживает, очаровывает и рождает в душе надежду на лучшее. Мы не зря сюда приехали. Здесь обязательно произойдёт что-нибудь хорошее. – Мистер и миссис Мелларк? – машет рукой улыбающаяся женщина. – Я давно вас поджидаю. Заходите скорее. Попьём чаю и позавтракаем. – Миссис Монтгомери? – на всякий случай уточняю я, подхватывая вещи. – Я Пит, а это моя супруга – Китнисс. – Ну, и Вы тогда не величайте меня миссис, – смеётся хозяйка пансиона, заправляя некогда темные, а ныне изрядно поседевшие волосы за уши. Я не госпожа какая-нибудь. Я Рута. Меня все так называют. Мой муж, Цеп, колет дрова. Проходите же, – втягивает она нас в тёплую гостиную, посреди которой лежит тёмно-зелёный ковер, похожий на мох. – Я бронировал номера, – оставляю сумки у порога. – Номера? – удивляется Рута, заглядывая за наши плечи. – Кто-то приедет позже? – Мы одни, – объясняю я, глядя на заметно побледневшую, переминающуюся с ноги на ногу Китнисс. – Номера для нас. Просто моя жена любит поспать с утра, а я встаю рано и занимаюсь рисованием. Мне бы не хотелось ей мешать, поэтому нужны отдельные спальни. – Конечно-конечно, – кивает головой миссис Монтгомери. – Заказ принимала моя двенадцатилетняя внучка: пару дней она гостила у нас. Я решила, что девчонка что-то напутала или не поняла. Вы молодожёны, не так ли? У меня есть великолепное решение. Молодых супругов я всегда селю в особом месте. Есть потрясающий гостевой домик, он находится на заднем дворе, поэтому не виден приезжим с центрального входа. Там чудесно. Будете предоставлены сами себе. – Пойдёмте, – командует она, и мы с Китнисс следуем за её округлой спиной. – Со второго этажа открывается изумительный вид на заснеженные горы – рисуйте сутками напролёт, – женщина отворяет двери. – Оставьте багаж здесь. На первом этаже что-то вроде гостиной с камином, – замечаю угловой диван в черно-белую клетку, украшенный дюжиной ярких подушек ручной вышивки и небольшой настенный телевизор. – Справа – ванная комната, а наверху – спальня. Поднимайтесь, – действительно, почти весь второй этаж занимает широкая двуспальная кровать, заправленная белым шёлковым покрывалом с ярко-желтыми цветами, окно в человеческий рост, пара тумбочек и небольшой светлый шкаф с зеркалом у стены. – Располагайтесь. Завтрак буду приносить сюда, а обедать и ужинать приходите к нам. По вечерам мы слушаем музыку и устраиваем танцы. Без излишеств, но в домашней обстановке. Жду вас в столовой: я напекла блинчиков и сварила кофе. – Вполне уютно и очень чисто, – говорю я Китнисс, едва внизу закрывается входная дверь. – Я останусь спать на диване внизу, а ты устраивайся в спальне. – Хорошо, – как-то неуверенно отвечает она, измеряя глазами расстояние от последней ступеньки лестницы до края кровати. – Обещаю, что не поднимусь на второй этаж, – говорю я, намереваясь спускаться. – Пит, постой, – голос любимой заставляет меня обернуться. – Они думают, что мы обычная пара? Такие же, как и они? – Видимо, да. – Тогда пускай так и думают.