Нет худа без добра

‒ Знаешь, парень, ‒ говорит Хеймитч Эбернети, потягивая коллекционный капитолийский коньяк и распластавшись по кожаному креслу отцовского кабинета, ‒ я не первый год живу на свете и кое-что в людях понимаю. Насквозь вижу и тебя, и твоего братца-подонка. Так что ты пока не поздно одумайся и забери-ка свои слова обратно. Черта с два! Если уж идти, то идти до конца. И не будь я Пит Мелларк, если заберу сказанное назад! Встаю и медленно подхожу к окну, делая вид, что любуюсь уличным пейзажем. Поток сильного ветра пригибает голые деревья к земле, грозясь вырвать их с корнем. Небо пасмурное, наверное, будет дождь. Одна-единственная птица кружится над крышей соседского дома, все остальные надежно укрылись от непогоды. Когда-нибудь я обязательно нарисую такую картину. ‒ А что с женихом этой девушки? ‒ как можно более небрежно бросаю я. ‒ Мутно все, ‒ голос звучит через паузу, слышится еще один глоток. ‒ Мать у него спустила все деньги из заначки, но дозвонилась. Уж не знаю, что она там ему наговорила, но когда мне удалось-таки с ним связаться, подключив для этого своего приятеля ‒ Плутарха Хевенсби… ‒ Главного архитектора? ‒ Да, ‒ чувствую, что отмахивается. ‒ Ходит за ним один должок. В общем, Хоторн разве что в истерике не бился, когда я с ним разговаривал. Однако надо отдать парню должное: мужик с головой оказался. Сумел взять себя в руки, уволился с работы и обещал первым же поездом вернуться в Двенадцатый. ‒ И? ‒ голос снова прерывается. Похоже, первый бокал закончился. Слышу, как новая порция янтарной жидкости выливается из бутылки. ‒ Я дал ему свой номер телефона и посоветовал купить мобильник: во Втором они не проблема. Хоторн даже звонил мне со станции, сказал, что из-за массовой стройки поезд задержали на два часа. И все бы хорошо, да только сейчас от него ни слуху, ни духу. Сначала просто не отвечал, а теперь и вовсе телефон выключил. ‒ Может, связи нет. Поезд прибудет завтра утром. ‒ Может, ‒ новая пауза. ‒ А ты знаешь, что тебя ждет, если он приедет? Представляешь, по какой статье пойдешь, сколько получишь, и что тебя будет ждать в тюрьме? ‒ А что будет с ней, если Хоторн не приедет? ‒ смотрю на одинокую серую птицу, продолжающую бороться с непогодой. ‒ Не стоит выгораживать этого ублюдка, Пит! Таких, как твой брат, нужно кастрировать. ‒ Нужно! ‒ повышаю голос и резко поворачиваюсь к старику, сверля его взглядом. ‒ Только я не ради него стараюсь. Он выйдет сухим из воды, наказана будет она! ‒ Дерьмовые, ‒ с чувством ставит бокал на стол. В серо-голубых уже изрядно захмелевших глазах плещется понимание, ‒ у нас законы. Такое осталось только тут да в Одиннадцатом. ‒ Считается, что наши законы защищают женщин. ‒ Ага, защищают, ‒ новый глоток. ‒ Я всегда радовался тому, что живу не в Капитолии, но там, по крайней мере, ее бы никто не принуждал выйти замуж. Хотя сынок богатых родителей в столице запросто бы выкрутился, подкупив врачей, полицию и семью девчонки за одним. ‒ Не наш случай. ‒ Не наш. Старина Тред, что бы о нём не говорили, мужик принципиальный и неподкупный. Думаешь, он тебе поверит? ‒ Поверит, если Китнисс покажет на меня. ‒ Девчонка будет орать. ‒ Значит, и ее придется убедить. ‒ Будет суд, но если Хоторн вернется, ты и до суда не успеешь дожить. ‒ Если Хоторн вернется, ‒ сжимаю разбитые кулаки и прячу их в карманы. ‒ Я пойду по другой статье. *** Маленький зеленый домик с резными окнами и слегка покосившейся крышей, покрытой серым, местами облупившимся и порыжевшим шифером, ничуть не поменялся с тех пор, как я впервые уехал в Капитолий. Обветшалым и печальным он был уже тогда. Сегодня к его молчаливой ветхости добавилась еще и скорбь. Вложений потребуется немало, но всё равно это вряд ли его спасёт. ‒ Эй, Элизабет, открывай немедленно, ‒ твердая рука Хеймитча Эбернети бойко стучит в запотевшее стекло, поддерживаемое синей рамой. Спустя двадцать секунд после его громогласной тирады коричневая дверь, собранная из двух рядов узких дощечек не спеша распахивается вовнутрь дома. На пороге возникает невысокая, порядком измотанная женщина с выцветшими глазами и серебристыми нитями в висках некогда светлых волос. Отодвигаясь в сторону, она со вздохом пропускает вперед Хеймитча, на моём же лице её взгляд застывает и становится затравленным, как у мыши перед прыжком кошки. Неуверенность, страх и непонимание кочуют по ее некогда красивому, а теперь сильно постаревшему лику с удивительной скоростью. Что ж, Пит Мелларк, привыкай: скоро на тебя все будут так смотреть. ‒ Он пришел поговорить, ‒ наконец вставляет реплику мой сопровождающий, и женщина издает слабый стон. ‒ Китнисс спит, ‒ говорит она, не сводя с меня обеспокоенных глаз. ‒ И хорошо, что спит. Выспится ‒ человеком будет, ‒ Эбернети бухается на ближайший стул. Я остаюсь стоять, прижавшись к косяку двери. ‒ Не отпускай дочь из дому и не оставляй одну ни на минуту. Кто-нибудь всегда должен быть рядом с ней. Спрячь все острые предметы и бельевую веревку убери подальше. ‒ Думаешь, она?.. ‒ прикладывает руку к губам, словно хочет закричать, но боится. ‒ Всякое может быть, поэтому рисковать не стоит, ‒ миссис Эвердин кивает и бравой походкой направляется в сторону кухни, но не успевает дойти: новый стук в окно оповещает о приходе нового гостя. Высокая худощавая женщина в темно-красном платке и длинной коричневой юбке вырастает на пороге, словно из-под земли. Маленькие глазки цвета пасмурного неба, прямой острый нос и тонко очерченные губы выдают в ней твердый характер. Мне кажется знакомым её смуглое лицо: несколько месяцев она работала в школьной столовой. ‒ Гейл не приедет, ‒ едва зайдя в комнату, говорит она, скорее обращаясь к человеку, привольно развалившемуся на стуле, чем к хозяйке дома. ‒ Он вычеркнул твою дочь из своей жизни. Сжёг все мосты. Лучше ему остаться во Втором. Они с Китнисс уже ничем друг другу не помогут, ‒ оборачивается к миссис Эвердин. ‒ Ты мать, и ты должна меня понять. Жизнь Китнисс уже загублена, так пусть не губит жизнь моего сына, ‒ смотрит на меня. ‒ Я знаю твоего отца. Метью Мелларк ‒ порядочный и честный человек, то же самое говорят о тебе. Твой брат совершил злодейский поступок, но он может всё исправить. Пусть вернет себе и живущей здесь девушке честь. Пускай женится и тем самым спасет и себя, и ее от позора. Входная дверь открывается и закрывается с грохотом. Шквал ветра приносит леденящий душу холод и заставляет встрепенуться занавески. Из-за закрытых дверей спальни начинают доноситься приглушенные рыдания. Хеймитч в два прыжка преодолевает расстояние и дергает железную ручку. В углу на полу, прижав острые колени к груди, сидит худенькая сероглазая девушка, отчаянно кусающая кожу на своей костяшке. Вторая ладонь, тоже сжатая в кулак, молниеносно трясется в воздухе. Темные волосы, наполовину выбившиеся из полураспущенной косы, разбросаны по плечам свалявшимися прядями. Темные пятна на шее, запястьях и плечах не скрывают ни безразмерная футболка, ни материнская шаль, небрежно наброшенная на плечи. ‒ Эй, солнышко, ‒ привычный ворчливый голос бывшего капитолийского тренера звучит ласково и обнадеживающе. ‒ Не слушай ты эту ведьму. Не могла она с ним разговаривать. Не могла, слышишь! ‒ крепкие руки пытаются разжать трясущиеся кулаки. Хуже всего, что она не плачет. Просто стонет, захлебываясь в сухих рыданиях. А я даже не могу подойти и утешить её, и вся та боль, что испытывает она, передается и мне. Я не меньше насильника виноват в случившемся! Если бы я проводил её… если бы не поругался с Раем… если бы не позволил ему узнать о том, что я люблю Китнисс, она бы здесь не сидела. Она бы не пережила весь этот ужас, не сходила бы с ума от полнейшего бессилия и отчаяния. ‒ Я больше не нужна Гейлу. Он вычеркнул меня из своего будущего, ‒ маленькие кулачки ударяются в грудь Эбернети с бешенной силой. Большие серые глаза широко распахнуты, красивый рот передергивает злая гримаса… ‒ Вернется он. Он вернется. Ты слышишь, я его на цепи к тебе приведу, ‒ старик встряхивает ее словно куклу, и маленькая голова, почти не держась на тоненькой шее, болтается из стороны в сторону. ‒ Ты, ‒ внезапно она находит глазами меня. Я впервые понимаю, что сдвинулся с места и подошел к ней вплотную. Если бы я мог её защитить. Если бы мог забрать всю боль…‒ Ты пришел просить за своего брата? ‒ она впервые говорит мне «ты» и вкладывает в эти две буквы ненависть всего мира. Тяжелые удары сыплются на меня градом. Я терплю. Я позволяю Китнисс избавиться от дикой злости, разрывающей её сердце надвое. ‒ Хочешь, чтобы я забрала заявление? Предложишь денег? ‒ Нет, ‒ смотрю на нее, не отрываясь. ‒ Я пришел просить прощения за совершенное мною преступление, ‒ стакан, который миссис Эвердин несла для дочери, выпадает из неуверенных рук и с шумом разбивается. Злостные удары прекращаются. Глаза цвета сегодняшнего неба впиваются в меня с недоверием и опаской. Она пятится к стене, зажимаясь между кроватью и тумбочкой, и вновь оседает на пол. ‒ Неправда! Неправда! Это он! Это не ты! ‒ я пробую подойти, но ее мать преграждает дорогу. ‒ Покиньте мой дом, мистер Мелларк. Вы и так сделали больше, чем достаточно. ‒ Я иду в полицию и готов к любому исходу, ‒ остаюсь на месте, но обращаюсь к Китнисс. ‒ Если мисс Эвердин согласится, я готов взять её в жены. Браку достаточно просуществовать один год, потом она будет свободна. Вам и Примроуз здесь жить нельзя: дом находится в аварийном состоянии. Я подыщу для вас жильё поближе к нашему. Через год вы втроем сможете уехать куда угодно. Я сделаю всё для того, чтобы позор не коснулся Вашей семьи. Крики в углу становятся громче. Хеймитч уже не пытается её утешить. Китнисс, прижав руки к ушам, продолжает твердить: «Неправда. Неправда! Это не ты!». Эбернети силой выталкивает меня из зеленого домика. Он разъярен и расстроен. ‒ Не нужно было ее сейчас трогать. Только хуже сделали. Чего добился? ‒ серо-голубые глаза прожигают дыру в районе моего лба. ‒ Нужно найти ее жениха, во что бы то ни стало, ‒ а еще придумать, как наказать Рая. В кармане чувствуется вибрация. Короткое сообщение от отца не вызывает никаких эмоций: «Рая забрали в участок». Продолжаю смотреть на соседа, идущего рядом. ‒ Найти. Найти, ‒ старик бьет себя по голове кулаком. ‒ Найти и тебя вытащить. Сказать, что был в шоке. Что был готов пожертвовать собой ради брата… ‒ Похоже, самобичевание ‒ штука действенная, потому что осоловелые глаза на минуту проясняются. Крепкая рука выхватывает телефон и быстро набирает нужный номер. ‒ Здравствуй, солнышко, ‒ высокий женский голос около сорока пяти секунд объясняет ему самыми доходчивыми предложениями, что хочет покоя. Он прерывает ее на полуслове. ‒ Я понял, Энорабия, понял. А теперь скажи-ка, твой приятель Брут, как его там, все еще занимается розыском людей? *** Седые брови начальника полиции хмурятся и, соединившись на переносице, образуют кривой клин, придавая острым чертам лица с выпирающими скулами еще большую жесткость. ‒ Так это Вы напали на мисс Эвердин? ‒ Да. ‒ Почему же тогда потерпевшая указывает на Вашего брата. ‒ На улице стояла ночь, а мы с Раем очень похожи ‒ она запросто могла ошибиться. ‒ Что-то я не заметил паники на Вашем лице, когда заходил к Вам утром, ‒ чёрные зрачки внимательных глаз сужаются до размеров иголки, но всё равно продолжают сканировать меня подобно рентгену. ‒ Я плохо помнил вчерашнюю ночь, но когда до меня дошло, что может пострадать брат… ‒ встаю и облокачиваюсь обеими руками на столешницу. ‒ Считайте, что в участок меня привела совесть. ‒ Мистер Мелларк, ‒ полковник зачем-то тоже встает и начинает кружить около меня подобно голодному ворону, заметившему сырое мясо. ‒ Вы богатый и известный человек. Несколько недель назад Вам исполнилось всего двадцать лет, а Вы уже имеете все: деньги, славу, большой дом, красивую невесту. Я не вижу мотива преступления… ‒ Напишите, что я был пьян, хотел развлечься и плохо понимал, что делаю. ‒ Мистер Мелларк, ‒ начальник полиции садится за стол, но папку с документами отодвигает от себя, как можно дальше, ‒ я уже говорил Вам, что дача ложных показаний карается законом... ‒ Полковник Тред, ‒ как можно вежливее начинаю я, ‒ мы оба понимаем, что каждое правонарушение должно быть раскрыто, заведенное дело отправлено в архив, а найденный преступник обязан понести наказание. Преступник у Вас есть. Чем быстрее дело будет закрыто, тем скорее Вас наградят. ‒ Вы, ‒ в черных глазах вспыхивает гнев, ‒ смеете раздавать советы! ‒ Нет, я всего лишь выступаю за торжество закона. ‒ Пишите заявление, мистер Мелларк, и отправляйтесь в камеру. Думаю, тамошний воздух быстро остудит Ваш пыл. После явки с повинной отпустить Вас я не могу даже под подписку о невыезде. Непреднамеренное изнасилование с избиением является особо тяжким преступлением. Я киваю и принимаю белый лист бумаги и синюю ручку. Буквы ложатся на удивление ровно, и только узелки выходят отчего-то немного ниже, чем обычно. Видимо, я слишком тороплюсь. ‒ Да уж, ‒ спустя несколько минут говорит Тред. ‒ Имя Китнисс Эвердин я запомню надолго, за то Вас ждет отдельная камера. Насильники давно перевелись в Дистрикте-12. Я работаю уже тридцать два года, и на моей практике это второе изнасилование. ‒ Либо жертвы тщательно скрывают такие факты, ‒ мысленно делаю вывод я, а вслух добавляю. ‒ А имя первой девушки Вы и сегодня помните? ‒ Помню. Оливия Эбернети. Фамилия наводит на размышления. Случайность? Или со старым пьяницей всё не так просто, как может показаться на первый взгляд? Мир бывает чрезвычайно тесен… Невесомые, но крепкие наручники почти приятным холодом обдают запястья. Я добился чего хотел. Тред сделал вид, что поверил. ‒ Прости, друг, что не золотые, ‒ в голосе Дария звучат издевательские нотки. Тем лучше. Дверь кабинета распахивается. У стены я замечаю маму. Поразительно, что она не ушла, Рая ведь отпустили, а вот отец, вероятно, пошел с ним. ‒ Чего ты добился, Пит? ‒ шепчет она. В ледяных глазах плещется негодование, прикрытое пеленой слез. Настоящих ли? ‒ Зачем ты это сделал? ‒ странно, что, когда я уходил с Эбернети, она молчала. Видимо, боялась выдать Рая и тщательно обдумывала сказанное. ‒ Опозорил семью! Как я теперь буду появляться на людях? Что будет с Делли? ‒ Прости, мама, ‒ стараюсь смотреть мимо неё. Этот цирк здорово играет на нервах. ‒ Главное, что Рай на свободе. Справедливость восторжествовала. *** ‒ Китнисс, Китнисс, ‒ маленькая ладошка Прим перебирает мои волосы, тщательно стараясь их пригладить, ‒ мама сварила сырный суп. Поешь, пожалуйста. ‒ Не хочу. ‒ Китнисс, ты уже третий день не встаёшь! Хочется накричать на сестру и отправить её куда подальше. Не хочу есть, не хочу вставать, не хочу жить. Гейл не приехал ни вчера, ни сегодня, выходит, Хейзел сказала правду: Хоторн вычеркнул меня из своей жизни. Хеймитч Эбернети заходит каждый день и всё время что-то говорит. От него сильно пахнет спиртным. Я не могу переносить этот запах и не могу его слушать. Гейл не вернулся, значит, слова капитолийского тренера – пустота. Кажется, Пит Мелларк сдался властям. Похоже, будет суд. Наверное, я буду обязана там присутствовать. Не хочу… Не понимаю, зачем он это сделал? Знаю, чувствую, что это не Пит, и каждый день твержу об этом Хеймитчу. В эти минуты «мой защитник» молчит, очевидно, он и сам в курсе того, что младший сын Мелларков ни при чем. Почему же тогда ничего не делает, ведь он сказал, что мы будем бороться? ‒ Китнисс, ‒ робкий голос мамы раздается около моего правого уха, а эмалированная тарелка опускается на тумбочку. ‒ Китнисс, это правда не тот парень, что приходил к нам? ‒ молчу: я уже тысячу раз ей рассказывала. ‒ Тогда, ‒ вздох, ‒ он вроде бы неплохой человек и пообещал жениться, и раз уж Гейл не приедет... ‒ Уйди, ‒ переворачиваюсь на другой бок и закрываю глаза. Однако протяжная мелодия, доносящаяся из маминого кармана, не позволяет мне окунуться в молчаливое оцепенение. ‒ Что это? ‒ Утром Хеймитч оставил, ‒ открываю глаза, маленькая черная коробочка прямоугольной формы пищит в маминых руках. ‒ Несколько раз уже звонил. У нас с Прим не получается ответить. Может, ты сможешь? ‒ кладет телефон мне в руки. Борюсь с желанием швырнуть его об стену. Любопытство берет верх ‒ вдруг что-то важное. ‒ Алло. – Мистер Эбернети? – спрашивает суетливый мужской голос. – Нет, – слегка заикаясь, отвечаю я. – Он оставил телефон у нас и придет нескоро. Позвоните ему домой. – Домашний телефон не отвечает! ‒ спит, наверное, пьяный. ‒ А во сколько он приходит к Вам? – звонящий теряет терпение. – По-разному. – Может быть, Вы сможете ему передать кое-что? Нужно скорее дать ответ и решить, что с этим делать. Мистер Эбернети просил разыскать одного человека из Дистрикта-2. ‒ Говорите, ‒ чувствую, как сердце начинает биться чаще. Неужели, не соврал… – Чудесно! – мужчина расслабляется и облегченно выдыхает. – Мисс, мисс… ‒ Эвердин! ‒ Мисс Эвердин, мне, наконец-то, удалось его найти. Вчера Гейл Хоторн попал в ужаснейшую аварию. Тело сильно изуродовано, он угодил под поезд, но сумка с документами оказалась цела. Юноша несколько дней не появлялся дома. Мисс Эвердин? Мисс, Вы слышите меня? Голос на другом конце провода становится безумно далеким. Я не чувствую больше ничего.