Плохое наследство

      Я была не единственным ребёнком в семье, поэтому внимания мне уделялось не очень много. Я могла тусить где хочу и сколько хочу — родители не запрещали. Но что касается праздников, тут моих предков будто заменяют старики, верующие в святость праздника. Это творится и сейчас.       Я «забаррикадировалась» в своей комнате, обложившись на кровати подушками. В наушниках играла любимая группа The Pretty Reckless, а сама я уткнулась в книгу «50 Дней До Моего Самоубийства». Как же мне хотелось пойти по стопам Глории — взять и сбежать неизвестно с кем неизвестно куда!       Я услышала маму даже через грохочущую у меня в ушах музыку: — Аделина, живо спускайся вниз!       Думаю, стоит упомянуть, что сейчас Рождество, и мама, естественно, не в себе — всё должно быть идеально: идеально одетая идеальная семья должна сидеть за идеально накрытым столом с идеально приготовленным ужином. Фу! Аж тошно. Я никогда не вписывалась в образ идеальной семьи. Как говорит мама, этим я пошла в отца — упрямством, частой агрессией, замкнутостью и желанием во всём отличаться от остальной серой массы. Это единственное, что мама говорила о моём отце. Я даже не знала его имени! Тема моего биологического отца — табу в нашей семье. И я, честно говоря, понятия не имела, почему.       С нами живёт Калеб — мамин новый муж, мой отчим и биологический отец моего сводного брата Майка. Калеб очень классный! Работящий, весёлый, всегда готов помочь во всём. В общем, идеальная партия для мамы. — Если ты сейчас же не спустишься, то я поднимусь к тебе и тогда молись, чтобы тебе было куда спрятаться! — Мама не на шутку рассердилась. Что ж, мне ничего другого не оставалось, кроме как выйти из своей обители.       Когда я зашла в столовую, мама стояла ко мне спиной, доводя до совершенства и так красиво сервированный стол. Голос её звучал на удивление ласково: — Наконец-то. Я уж начала думать, что ты решила не праздновать Рождество.       Но стоило ей повернуть голову в мою сторону, как вся доброта испарилась — «зломать» снова вернулась: — Какого чёрта, Аделина?! Почему ты не в праздничном наряде?!       Я осмотрела себя. На мне были тёмные джинсы в обтяжку, светло-серая майка и бежевые балетки от Salvatore Ferragamo. — Я одета вполне празднично, — почти равнодушно ответила я, беря из холодильника пачку сока. — Это не праздничный наряд! Где платье, которое я для тебя купила? — Линдси, не нападай так на дочку, она одета прилично, а это главное.       Калеб всегда был на моей стороне. Это одна из причин моей глубокой любви к отчиму. Что бы ни случилось, он всегда был за меня, готовый порвать всех неугодных. Естественно, кроме Майка и моей мамы.       Мама была непреклонна. Почти. — Но Калеб, это же праздник. Нужно… А ладно, не важно. Ходи, как хочешь, Аделина.       Садясь за стол, за которым уже сидел Майк в строгом костюме, я пробурчала себе под нос: — Я так и собиралась делать.       Когда все собрались за столом и начали есть, громко переговариваясь, я прислушивалась к звукам на улице. Я была готова поклясться, что слышала за входной дверью чей-то топот.       Неожиданно мою голову пронзила резкая боль, от которой всё в глазах почернело. — Аделина! Адель! Аделина! Я слышала голоса семьи, но звучали они как-то глухо, будто я была в другом конце дома. Звуки моего имени будто отскакивали от стенок моей черепной коробки, снова и снова звуча всё тише, пока совсем не исчезли, давая место для нового голоса. Он принадлежал мужчине. Голос был мне не знаком, но, также, он был нежен и полон понимания и тихого обещания. Ему хотелось подчиняться. Голос мужчины звучал так звонко, будто он говорил мне это прямо на ухо, хотя я прекрасно знала, что рядом со иной была только моя семья: Сделай это. Ты можешь сделать это. Ты хочешь, я знаю…       Боль усилилась. Казалось, что я нахожусь под водой так глубоко, что давление чёрной воды готово расплющить мою голову. «Голос» был способен унять эту боль, если я его послушаюсь. Он просил о чём-то, но о чём, я не могла понять, слишком сильна была боль. И тогда я взмолилась: Я сделаю всё, только убери боль! Убери её!       И боль ушла, уступив место чувству лёгкости и… сырости. А ещё я отчётливо чувствовала запах металла и соли. Я открыла глаза.       Они все лежали в огромной луже крови. Вся моя семья. Они были мертвы. Убиты. Убила их я, хотя сама того не желала! Честно! Это была плата за исчезновение боли.       В голове снова зазвучал тот голос: Я теперь с тобой. Не бойся. Мы со всем справимся, малыш