***
Очередной тайный заезд для двух биатлонистов приходится на десять часов вечера по местному времени, спустя два дня после вручения хрустальных глобусов. Теперь Фуркаду никакие зайцы не страшны. Об этом он сам уверенно заявляет, когда они с Антоном, в тихую стащив ключи от раздевалки, в полной темноте переоблачаются в удобную для езды форму, прихваченную из отеля. И в который уже раз российский спортсмен замечает, что этот француз неугомонен, всегда полон сил и желания побеждать. Он вечно выдумывает что-то невероятное и, порой опасное. Совершенно безбашенный. Наверное этим и привлекает внимание Антона. Общаясь с Мартеном, Шипулин понимает, что невольно заряжается неуемной энергией заклятого конкурента, перенимает его повадки и что самое главное, повышает тем самым, свой уровень в беге. Подобного рода тренировки весьма устраивают россиянина. В нем, как в прежние, золотые времена юниорства, просыпается кураж и нестерпимая жажда быть первым. Во многом, конечно, это заслуга Фуркада, потому что именно он и задает чаще всего темп и стремительность гонки. Но и его силы имеют гнусную способность иссякать. Нет, он не поддается сопернику, когда сбавляет скорость и Антон вырывается вперед, улучив момент. Потому что тоже не железный и бесконечно нарезать круги по треку француз не может. У всего есть предел, увы. Однако, сегодня особенная гонка. Особенная если не для русского биатлета, то для Фуркада — вполне. Он отмечает в своем оппоненте каждое изменение в характере и уверен в том, что сумеет вытащить Шипулина из скорлупы скрытности. Антон, с каждым днем, как кажется Мартену, раскрепощается, становится смелее, высказывает недовольство по тому или иному вопросу, или же наоборот, полностью разделяет мнение собеседника. Если перед первой их гонкой россиянин желал расстрелять конкурента-выпендрежника, то сейчас, спустя почти две недели, охотно, с ажиотажем спорит с ним, доказывая свою точку зрения, выслушивает ответные тирады француза и, естественно, язвит. Буквально в один момент они оба понимают, что не общаясь до этого столь тесно, многое упустили и надо бы как-нибудь наверстать ускользающее время. Первым решается заговорить на эту тему Шипулин, когда они, по большей части, пребывают в своих мыслях, направляясь к стартовой линии. Антон будто нутром чует, что Мартен вовсе не против обсудить эти нюансы и расставить точки над «i». К этому времени их скрытых от публичности встреч они знали друг о друге по паре-тройке грязных тайн. Так выяснилось, что скромный и с виду добропорядочный россиянин, примерный семьянин и трудоголик, изменил своей дражайшей супруге, в то время как она была беременна и страдала от токсикоза. Да и ладно, если б просто взял и изменил. Так нет же, на экзотику потянуло. В итоге все кончилось знатной групповухой в компании аж трех мулаток… Выражение лица Фуркада, когда проигравший заезд Антон, предаваясь ностальгии, делился с ним «правдой о себе», было непередаваемо забавным. Француз ну вообще никак не мог ожидать от вице-лидера такого распутного поведения, о чем и поспешил сообщить ему. На здравое замечание Мартена российский спортсмен наигранно-невинно тогда отвел взгляд в сторону и бесстрастно заключил, мол, что было, то прошло, в очередной раз удивив Фуркада сим высказыванием. Этот странный русский, косящий под простачка, интересовал многократного чемпиона все больше. Выходило, что Шипулин успешно водит всех за нос, включая и его тоже. Каков артист! А с виду и не скажешь. Не даром говорят — внешность обманчива. В случае с Антоном это подтвердилось на сто процентов. Впервые за все время Фуркад посмотрел на приятеля с другой, менее изведанной, но безбожно притягательной стороны и пришел к неутешительному, но простому, как сибирский валенок, умозаключению: ему был симпатичен этот человек. Не потому, что тот только что признался в одном из своих грехов, продув гонку; не потому, что осмелел, говоря с французом на равных; не потому, что пересилил собственные страхи и установленные самим собой рамки. Просто взял, и разом перевернул все вверх дном, разбил вдребезги нелепые догадки и бредовые шаблоны, которые выстраивались и кропотливо вылепливались годами. Мартен понял, что пропал… Тремя днями позже пришла очередь Шипулина узнать постыдный секрет короля всея биатлона. Конечно россиянин предполагал, что Фуркад может орудовать на двух фронтах, но чтоб настолько… Путем получасовой болтовни и споров с применением не грубой физической силы со стороны возмущенного донельзя Антона, француз, наконец соизволил озвучить свою маленькую тайну, которую бережно хранил на протяжении всей своей сознательной жизни. Мало сказать о том, что российский биатлет впал в глубокий шок, представив все это и осознав. Мартен. Целовался. С собственным. Родным. Братом. С Симоном. И они не были тогда пьяны, а просто экспериментировали, как пояснил француз, удовлетворенный реакцией собеседника. В первые несколько минут после услышанного, Шипулин не был способен вымолвить и слова, напрочь позабыв как и английскую речь, так и родную, русскую. Когда же он, относительно пришел в себя, огорошенный ошеломительным признанием конкурента по трассе, с его губ сорвалась одна единственная досадная фраза: — Вот же ж, подлец, и тут меня переплюнул! А после этого они ржали, словно безумные, до коликов в животах, подпирая друг друга плечами. В ту темную ночь их губы впервые слились в поцелуе, а нетерпеливые пальцы рук крепко переплелись между собой. А потом они долго стояли спина к спине и смотрели на постепенно светлеющее небо, задрав головы и думая о том, до какой степени может все изменить одно лишь сумасбродное пари… В ту незабываемую ночь они шатались по городу, таская с собой упакованные в чехлы палки и лыжи, до самого рассвета, а разбрелись по гостиничным номерам, когда над германским горизонтом поднималось туманное, заспанное солнце.***
И снова они у стартовой черты. Антон улыбается, глядя в вышину, на еле заметные темные кучевые облака. На его покрасневшее от морозца лицо, кружась и порхая, опускаются пушистые снежинки. Фуркад, стоя в полутора метрах от оппонента, не может, да и не хочет, оторвать от него прикипевшего взора. В люминесцентном свете ламп четкий профиль русского спортсмена кажется Мартену сюрреалистичным, неземным и загадочным. Француз, будто завороженный, наблюдает за тем, как Шипулин переводит взгляд на наручные часы, а в следующую секунду он, стремительно перескочив через красную линию, вприпрыжку устремляется вперед по трассе, убыстряясь и рассекая лыжами снежный покров. Слегка обескураженный такой подлой выходкой российского биатлета, Фуркад коротко рыкает, бросаясь в погоню, мчась следом за ускользающим соперником. Ветер залихватски шумит в ушах, а скорость все выше. Между ними довольно большое расстояние и французу нужно постараться, чтобы сократить преимущество Антона, который не в меру распоясался и которого надо бы приструнить слегка. Ну, или не слегка… Уже за пятьсот метров до финиша Мартен почти настигает лидера, пытаясь обойти его справа, но Шипулин, догадавшись о гадких намерениях преследователя, отрывается, и неустанно бежит по треку в гору, за коей скрывается выезд на стадион. Русский спортсмен знает, сколько энергии и упорства затратил Фуркад, чтобы за такое короткое время догнать соперника. Но разница состоит сейчас в том, что у Антона остались силы на финишный спурт, а Мартен остается не у дел. Красную линию россиянин пересекает первым, опережая оппонента на добрых шесть и две десятых секунды. Он резко тормозит, разворачивая лыжи и склонившись, опирается о палки. Жадно глотает ртом холодный воздух и скалится в довольной усмешке. Рядом лихо останавливается француз. Россиянин поднимает голову и их взгляды снова пересекаются. Даже при таком скудном освещении видно, как искрят бездонные темные глаза Фуркада. Антон выпрямляется, и не отводя взора от конкурента, вытирает тыльной стороной ладони губы, облизывается и затем, зубами поочередно тянет за ремешки на запястьях, освобождая свои руки от палок. Мартен делает то же самое, однако, не успевает Шипулин склониться к лыжам, чтобы отцепить крепления, как француз, оказывается очень близко к нему. Он хватает парня за грудки и несколько секунд всматривается в красивое лицо, а затем остервенело, жадно и неистово впивается в его горячие губы своими, показывая тем самым, что вопреки всему, именно он и никто иной — самый лучший. Но у Антона на этот счет свое мнение и в скором времени он это докажет не только одному самовлюбленному выскочке, но и всему миру, а сейчас… Сейчас ему хорошо и спокойно, ведь поцелуи шестикратного обладателя хрустального глобуса невероятно несдержанны, пылки и сладки. Кто кого в итоге обыграет — еще предстоит узнать.