Однострочники с феста

Хакс нашаривает настырно вибрирующий телефон под подушкой. Смотрит на время, прежде чем принять вызов: пять утра. Как обычно. — Слушаю, — сиплым спросонья голосом произносит он, но слушать, как обычно, нечего. Кроме, разве что, тяжелого прерывистого дыхания, оседающего в динамике шорохом и шелестом. Привычный ритуал: он звонит и молчит, Хакс досыпает под это молчание. Кажется, это длится около двух месяцев. Кого-то бы начало нервировать, но Хакс не из пугливых, а в его жизни не хватает ритуалов, чтобы чувствовать себя спокойнее. Но сегодня он почти проснулся, и ему слегка интересно, что будет, если он отойдет от привычного сценария. — Как тебя зовут, молчун? — хрипло интересуется Хакс. Трубка тут же взрывается короткими гудками. Он качает головой, трет глаза и идет умываться. *** Под дворниками зажата бумажка. Хакс страдальчески морщится: что он в этот раз нарушил? Припарковался правильно, место оплатил, так какого хрена? Он раздраженно выдергивает штраф и разворачивает бумагу, чтобы понять, в чем его обвиняют, и не сразу соображает, что «Меня зовут Кайло» — это не странная подпись офицера полиции. Хотя бы потому, что цвет чернил отличается, да и номер машины на штрафе — не его. Про утренний звонок он вспоминает только возле офиса, и впервые за два месяца ему становится немного не по себе. *** Совсем не по себе ему становится вечером, когда он обнаруживает, что все четыре колеса у его доджа спущены. Хакс ругается сквозь зубы и собирается вызывать такси, но его слепит фарами несущийся к нему мотоцикл. Он закрывает рукой глаза и щурится, когда Харлей замирает рядом, раскатисто грохоча двигателем. Фигура на нем — темная в этом свете, и Хакс не может различить лица. — Подбросить? — спрашивают у него звучным голосом. Хакс пожимает плечами. Такси по вечерним пробкам черт знает сколько придется ждать, смысл отказываться? Они едут в молчании — и практически возле дома Хакс понимает, что не называл адреса. И только теперь ему становится страшно.