***
Мёнсу шёл по какой-то тёмной, безлюдной улице, вокруг была мёртвая тишина. Ноги не слушались из-за большого количества выпитого соджу. Он и сам не заметил, как перед ним оказалась больно знакомая дверь. Ким был в этом доме раньше, определённо. Но сейчас он даже не силах вспомнить, чей это дом. — Хён? Что ты здесь делаешь? — послышался родной и приятный голос. Мёнсу поднял голову и посмотрел на парня, стоявшего перед ним, с удивлённым выражением лица. — Сонджон-и... — промямлил он. — Хён, ты пьян?! Ким видел его расплывчато, в оранжевого цвета расстёгнутой куртке и с пакетом в руках. — Угу, — какой-то непонятный звук донёсся из горла старшего. Ноги совсем перестали держать его, он начал терять равновесие. — Хён, осторожно! — руки парня вовремя хватают куртку Мёнсу, не давая упасть. — Пойдём, — коротко говорит Сонджон и перебрасывает его руку себе через плечо, обхватывает старшего своей второй рукой за талию, чтобы помочь идти. — Родители не дома? — спрашивает Ким, когда они заходят внутрь дома. — Нет, они заграницей сейчас, — помогает ему снять верхнюю одежду. Парни проходят в комнату, в которой совмещены кухня и гостиная. — Садись, — парень усаживает Кима на диван, а сам идёт на кухню. — Ты голоден? Ничего не отвечает. — Я приготовлю рис с кимчи. Ты не против? — снова задаёт вопрос, но не получает ответа. Сонджон достаёт нужные ингредиенты из пакета и гремит какой-то посудой. Мёнсу наблюдает за ним в тишине, начиная засыпать. — Что случилось, хён? — голос заставляет приоткрыть глаза и вспомнить о причине его опьянения. — Что-то с Доён? От имени старший вздрагивает, окончательно открыв глаза. — Откуда ты знаешь? Слышится глубокий вздох младшего. — Не хочется говорить, но слухи ходили уже давно, ты же знаешь, а сегодня появилась статья о вас с её признанием. — Она рассказала репортёрам?! — выражение лица становится удивлённым. — Да. Фанаты поцарапали её машину, и она сказала, что это было её последней каплей. — Мы расстались только сегодня утром, когда все успели узнать об этом? — речь оказывается трезвее и чётче. — Видимо, новости разлетаются слишком быстро, — парень сделал небольшую паузу, а после продолжил: — Ты в порядке? — Она выбрала карьеру... — словно в бреду, шепчет старший. — Хён... — кажется, младший тоже не знал, что сказать. — Всё будет хорошо, я уверен. Ты же Ким Мёнсу, а Ким Мёнсу никогда не сдаётся и не опускает руки! Файтин! Лёгкая улыбка от его наивных слов проскальзывает на лице Мёнсу. Этот малый ещё такой ребёнок, не понимает, насколько серьёзными могут быть подобные ситуации. Он отворачивается к плите и начинает готовить рис. «Не хочу, чтобы он так же страдал», — думает Ким. Что-то внутри заставляет его подняться на ноги. Встаёт и медленно подходит к парню, обхватывая его обеими руками за талию и прижимаясь лицом к хрупкой спине. — Спасибо, — шепчет Мёнсу, закрывая глаза.***
Сонджон вздрагивает от неожиданности, чувствует, как по телу пробегают мурашки, а руки Мёнсу сжимают его всё сильнее. — Айщ! — он резко одёргивает руку от уже нагретой кастрюли. — Сонджон-и? Что случилось? — нотки волнения слышатся в немного отрезвлённом голосе хёна, когда он открывает глаза и разворачивает к себе младшего, держа за плечи. — Горячо! — чуть ли не писклявым голосом отвечает Сонджон, поднося палец к уху. — Дай посмотрю, — командным и в то же время заботливым тоном говорит Мёнсу, беря ладонь донсэна. Лишь пару мгновений рассматривает ярко-красный и опухший палец парня и затем, недолго думая, подносит его к своим губам. Аккуратно, с нежностью... Алкоголь ли это или просто желание помочь другу, Ким не знает да и не хочет об этом думать. Слишком много всего произошло за этот день. Губы Мёнсу холодные, сухие, на контрасте с горячим обжегшим пальцем, чувствуют пульсацию в венах младшего, что заставляет хёна на мгновение закрыть глаза. Сонджон же стоит в полном замешательстве. Он не знает, как себя вести, ведь раньше хён не вёл себя так. Не зря же его прозвали Ледяным принцем. Обычно все касания обходились похлопыванием по плечу или взъерошиванием волос Джонни. Сегодня всё иначе. Сонджон стоит и глупо пялится на Мёнсу, выпучив глаза и не понимая, отчего его сердце забилось чаще. Мёнсу отстраняется и смотрит прямо на донсэна своими тёмными глазами. — Так лучше? — фраза звучит очень тихо. Из Сонджона не вылетает и слова, он продолжает также тупо моргать своими большими глазами, полностью забыв о боли. — Йа! — пытается привести опешившего Джонни в чувства Мёнсу, щёлкнув пальцами пару раз у него перед глазами. Наконец до младшего доходит, что нужно как-то отреагировать. Он нервно кивает головой, после чего выдёргивает свою руку у Мёнсу. — М-мне надо готовить, — отрывисто говорит он. — Т-тебе нужно что-нибудь? Хён отрицательно мотает головой. Парень вновь отворачивается к плите, и вовсе забыв про свой обжёгший палец. Кажется, он немного покраснел. Сердце не унималось. Когда блюдо для запоздалого ужина было приготовлено, Сонджон решил позвать Мёнсу к столу. — Хён, всё готово! Ответа не следовало. Младший подошёл к дивану, на котором, развалившись и склонив голову, сидел старший. — Хён? — спросил Сонджон, положив руку на плечо парня. Тот не двигался. Сонджон обошёл диван и увидел, что Мёнсу, скорее всего, уже давно спал. Вид его был не из самых лучших. Уставший, с тёмными кругами под глазами и растрёпанными волосами. Но почему всё же такой спящий Мёнсу показался Сонджону милым и... красивым? Да, именно красивым. Ни для кого не было секретом, что Ким Мёнсу всегда выглядел шикарно в любом образе и с любым гримом и макияжем. Так думали все: от девушек до парней. Но Сонджону никогда и в голову прийти не могло, что именно от такого Мёнсу, который прямо сейчас находился с ним один на один в его же доме, сердце будет биться чаще. Ли, поняв, что загляделся на парня, с секунду моргает глазами и подходит поближе. Кладёт его голову на подушку дивана и укрывает большим и тёплым пледом. Тот морщится и немного ёрзает во сне, но не просыпается. Бесполезно сейчас будить измученного Мёнсу. — Ты и правда сильно устал, — шепчет Сонджон, взглянув в последний раз на сладко спящего Кима. Шагает обратно на кухню и убирает со стола всю приготовленную еду. — Я так старался для тебя, что даже забыл про свой палец, — снова шепчет себе под нос, дотрагиваясь до пальца, и тут же рефлекторно одёргивает руку. — Айщ! Всё ещё больно. Я уверен, тебе сейчас намного больнее. Поэтому я стерплю всё, но не покажу и виду, что мне больно. Ты должен видеть меня только таким, каким знаешь со дня нашего знакомства. Весёлым и забавным Ли Сонджоном, который вечно пытается тебя рассмешить. Который, как ты думаешь, не в состоянии понять, что ты пережил в последнее время. Я — просто донсэн, ты — просто хён. Он тихо произносил свой монолог, мысленно уходя в другую реальность, где только он и его хён. Их никто не слышит, их никто не тревожит и никто не может сделать Мёнсу больно... Сонджон моет посуду и идёт в ванную комнату. Чистит зубы и принимает душ. Неизвестно на чью удачу — хёна или донсэна — Мёнсу, не задумываясь, открывает дверь в ванную и входит. Перед ним стоит Сонджон в одном банном полотенце. Тело ещё не обсохло, кожа распаренная и немного покрасневшая от горячего душа, а волосы спутаны, так и норовят залезть в глаза, с них капает вода, но Сонджон не замечает этого. — Сонджон-а, — начинает Мёнсу, а младший вздрагивает, хотя хён даже на шаг не приблизился к нему. — Хён! Т-ты чего пугаешь-то? Почему встал? И-и вообще — нужно стучаться! — возмущается младший, пытаясь скрыть своё смущение, ведь в таком виде Мёнсу его раньше не видел. — Сонджон-а, — грустно и как-то сонно протягивает парень своим низким голосом, — мне холодно. Младший меняется в лице. Возможно ли, что ему было холодно... без него? — Я же укрыл тебя пледом. — Но я всё равно не смогу уснуть один. Как только закрываю глаза... — опускает взгляд, — появляется она. Я не хочу этого, но сделать ничего не могу, — глаза снова устремляются на всё также стоящего на месте донсэна. — Хён... Ты не мог бы выйти? Я вернусь через пару минут, — просит Сонджон. Мёнсу кивает и молча выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Сонджон с облегчением выдыхает. Через пару минут он, как и обещал, выходит из ванной, но уже в свободной футболке и каких-то старых, непонятной формы, спортивных штанах, полностью скрывающих его стройные ноги. Мёнсу стоит около двери, оперевшись о стену, и ждёт. — Пойдём, — зовёт Сонджон, — тебе нужна одежда, чтобы переодеться. Старший послушно идёт за ним. Искав одежду, Сонджон старался найти только самые лучшие и удобные из своих вещей, ведь эти вещи для него. Мёнсу переодевается и показывается перед Сонджоном, а тот мысленно отмечает, что хёну идёт такой «домашний» стиль. Он расстилает свою кровать и говорит: — В моей комнате теплее, чем в гостиной, поэтому поспи сегодня здесь. — А ты? — Я посплю на диване, — спокойным тоном говорит Сонджон, хотя и сам прекрасно понимает, что ненавидит спать в прохладных помещениях и на диване. Уж такой он неженка, привык к удобству и комфорту. Но он не показывает вида, разворачивается и собирается уйти, как вдруг рука Мёнсу останавливает его. — Сонджон-а, пожалуйста... Я не смогу уснуть один... — просит старший в несвойственном ему тоне. Младший хочет возразить, но не смеет, ведь, признаться, он и сам не против. Лёжа в не такой уж большой кровати Сонджона, донсэн пытается отодвинуться как можно дальше от Менсу. На самый край. Лишь потому, что боится последствий, если хотя бы чуть-чуть коснётся столь любимого тела. Он ёжится от холода, одеяло не согревает его, как и одежда. Внезапно он чувствует, как рука Мёнсу обхватывает его со спины за талию, притягивая ближе к себе, а лицо хёна утыкается в широкую спину младшего. — Сонджон-а... Ты... такой тёплый... И тут младший чувствует, что его лицо становится ярко-алого цвета, щёки приятно горят, сердце пропускает пару ударов, а потом и вовсе, кажется, забывает, как биться. Мёнсу было холодно. От одиночества. Тёплое тело донсэна согревало его, он уже не чувствовал себя таким одиноким и брошенным. Мёнсу знал, что он рядом, и поэтому через недолгое время уже мирно сопел за хрупкой спиной Ли. Донсэн же ощущает горячее дыхание хёна, обжигающее шею, руку, сжимающую талию всё крепче и прижимающую его как можно ближе, чуть слышное сопение, доносящееся до уха... Всё это будоражит сердце Ли, и он признаёт, что влюбился. Но почему он понимает это только сейчас? Ведь его хён и раньше иногда спал с ним рядом, заботился о нём (правда, немного по-своему, отдалённо, невзначай, словно так и должно быть), обнимал со спины из-за этого чёртового фансервиса... Всё дело в жалости к человеку, которого бросила девушка? Нет. Дело в чём угодно, но не в жалости. Сонджон был уверен в этом. Он знал, что, помимо расставания, Мёнсу за последнее время пережил многое. Обвинение фанатов в предательстве, скандал по поводу его личной жизни, вывих лодыжки, перерыв в творческой деятельности и временная неспособность танцевать — всё это отражалось на Мёнсу далеко не в лучшем образе и словно пыталось раздавить его, сломить, как человека ранимого, скромного, но такого холодного, как казалось, снаружи. Стресс, боль, слёзы — он испытывал это день за днём, и только его хёны и донсэн смогли помочь ему выкарабкаться. — Мёнсу-я, ты же знаешь, что ты у нас один? — спросил как-то раз Сонгю в то время, когда Мёнсу не мог танцевать. Он кивнул. — Тогда знай, что мы всегда рядом и никогда не оставим тебя в беде одного! Если хочешь смеяться — смейся как можно звонче, если хочешь побыть наедине с собой — просто скажи нам об этом, а если захочешь плакать, не смей делать это в одиночестве. Мы сделаем всё, лишь бы тебе было легче. Знай и помни об этом. «Знай и помни», — отдаётся эхом в голове у Мёнсу. От таких слов его лицо расплывается в мягкой, наивно-доброй улыбке. Улыбка эта появляется у Мёнсу впервые за долгое время чёрной полосы его жизни. Даже, казалось бы, любимая девушка парня ДоЁн была не в силах пробудить в нём радость и стремление снова верить в то, что белая полоса обязательно настанет. Рано или поздно. Ему сказал об этом хён, а значит, он не врёт. Сонгю не может лгать. Только не своему донсэну Мёнсу, который терпеть не может ложь. Только не ему. Сонджон тоже не меньше остальных поддерживал его. Он всеми силами пытался рассмешить хёна, показывал ему смешные мордочки и эгьё, как он умеет, пусть и не всегда удачно, но Мёнсу ценил это. — Ты поправишься, хён, и всё будет, как прежде, — говорил, улыбаясь, Сонджон. — Хотя нет. Всё будет даже намного лучше! Файтин! И Мёнсу улыбался. «Айгу, ну что за ребёнок?» — думал он. Этот малый ещё слишком наивен и чист, чтобы понять всё, что творится в душе Мёнсу. Но возможно ли, что именно эта наивность и чистота и нравились ему? Что именно такой поддержки ему не хватало? Возможно. Даже, наверное, так и было на самом деле. Поэтому ли после того, как Мёнсу порвал все связи с Доён, выслушал нотации от менеджера и напился чуть ли не в стельку, он пришёл именно к нему, к этому наивному ребёнку, готовому всегда поднять настроение, утешить и пожалеть? Точного ответа Ким не знал. Ноги как-то сами собой принесли его сюда...***
Утром следующего дня Мёнсу просыпается совершенно один. Он слышит, как кто-то гремит на кухне. «Поварёнок Джонни снова в деле», — усмехается Ким. Проскальзывает в ванную, быстро умывается и шагает на кухню. Сонджон в это время накрывает на стол. — О, проснулся? — спрашивает он. — Угу, — произносит что-то непонятное Мёнсу и садится за стол. Из блюд, приготовленных Сонджоном, не было ничего такого съестного, что могло назваться нормальной едой, по крайней мере, в понимании Мёнсу. — Ты что, на диете? — Да. Я за последнее время набрал 4 килограмма, поэтому... Старший не даёт договорить. — Йа! Ты посмотри на себя — тело и так худее любой девчонки, так ты ещё и отказываешься есть? — возмущается хён. Сонджон вдруг заливается краской, когда вспоминает ситуацию в ванной прошлым вечером. — Т-ты помнишь вчерашний день? — Что конкретно я должен помнить? Что ты такая спичка или что ты... — останавливается. — Неважно. Забудь, — он хочет что-то сказать, но не решается. Встаёт из-за стола и идёт в комнату. — Ты куда? — Я одеваюсь и в магазин. — Зачем? Я только вчера всё купил. — За высококалорийными продуктами. — За чем? — За мясом, блин. Надо же тебя как-то откармливать. Входная дверь захлопывается, и Сонджон остаётся один. «Что это только что было?» — задаётся он вопросом. Почему же Мёнсу остановился и перевёл тему? Почему вдруг именно сейчас ему в его трезвую голову взбрело накормить донсэна? Он ведь и раньше знал, насколько Сонджон худой и сколько он весит. Знал, что тот часто сидит на диетах. Что мешало ему и раньше сказать: «Сонджон-а, прекрати маяться дурью и уже поешь наконец как нормальный человек!»? Если бы Мёнсу возмутился худобе своего донсэна вчера, то его поведение можно было бы спокойно списать на его абсолютную нетрезвость. Но нет, хён совершенно трезв. Более того, он, видимо, прекрасно помнит всё происходящее вчерашним вечером. Когда Сонджон вспоминает то, в каком виде его застал Мёнсу в ванной, его щёки автоматически розовеют. Он обычно никогда не смущался, если кто-то из хёнов видел его без майки или футболки. Но когда же его увидел Мёнсу, сердце Сонджона почему-то непроизвольно сжалось. Ли нельзя показывать свои чувства. Так считал он. «Что, если хён неправильно поймёт? Что, если он перестанет общаться со мной? Что, если он не ответит взаимностью?» Слишком много «если», хотя насчёт последнего Сонджон был уверен, что ответ будет отрицательным, губительным для него. Он этого не вынесет. Все эти новые, приятные, вспыхнувшие чувства к хёну усложняли ситуацию. Он был в совершенном замешательстве. Младший понимал, что он влюбился и с этим ничего не поделаешь. И ему придётся либо жить в догадках и муках со своими чувствами, либо рассказать обо всём и ждать, опять же, либо пощечины, либо недопонимания. Версию с положительным ответом Сонджон даже не рассматривал. Он знал, что у Мёнсу были только девушки, поэтому и предположение, что парни ему могут тоже нравиться, младший откинул в сторону. Довольно странная логическая цепочка, но по-другому мыслить у Джона не получалось. Телефон Сонджона уже разрывался от звонков, что младший заметил не сразу. На экране высветилось «Сонгю-хён», и донсэн, испугавшись, что лидер звонит по какому-то важному вопросу, встревоженно нажимает кнопку «принять вызов». — Сонджон-а! — раздался возмущённый и до боли знакомый строгий тон старшего. — Нельзя же так! — Хён, что случилось? — удивлённо и непонимающе спрашивал донсэн. — Он ещё и спрашивает! Это нормально — не отвечать на звонки целый вечер?! Сонджон смотрит на экран смартфона и обнаруживает много пропущенных вызовов. — Прости, хён, телефон на беззвучке стоял, — извиняется младший детским жалобным тоном, каким он умеет. — Так, только не надо вот это! А Мёнсу? Вы с ним вместе телефон на беззвучку ставили? Вопрос Сонгю ставит Сонджона в тупик. — В каком смысле? — Да в том, что этот засранец тоже не отвечает! Что вчера, что сегодня! Мы тут, значит, волнуемся, переживаем, что с ним, в порядке ли, а он... — Сонгю пытается и дальше возмущаться, но слова заканчиваются, и голос смягчается. — Он в порядке? — Не уверен. Вчера пришёл ко мне совсем пьяный. Он был полностью бессилен, это видно. Расставание на него сильно повлияло. Я пытался его успокоить. — И как? — Не знаю, вроде полегчало. Мы заснули поздно. Но он ворочался во сне, кажется, ему снились кошмары. — Совсем плох парень, — отвечает Сонгю, даже не придав особого значения фразе «мы заснули». Ох, Сонгю, знал бы ты, как и в какой позе они спали. Но Мёнсу действительно ворочался во сне, что-то бубнил себе под нос, невозможное разобрать трезвому человеку, и из-за этого сжимал в своих объятиях Сонджона так, что тому было нечем дышать. Но младший терпел. Он боялся разбудить хёна хотя бы малейшим движением, и если эти объятия помогали Мёнсу спокойно спать, то младший не имел права потревожить его. Недолгое молчание повисает в разговоре. — Хён, так ты что-то хотел? — интересуется Джон. — Ах да, — опомнился он, — открой дверь. Сонгю завершает разговор и отключается. Сонджон стоит сначала в небольшом ступоре, но потом идёт к двери и следует указанию хёна. — Мы тут подумали, — за дверью показывается Сонгю и остальные хёны, — что не будет лишним, если мы нагрянем с жареной курочкой и пивом. Вы как? — лидер улыбается. Сонджон также расплывается в улыбке. — Сонгю-хён! Ухён-хён! Вы все здесь! — радуется, как маленький ребёнок. — Конечно. Мы же не можем оставить нашего Эла страдать в одиночестве, — говорит Сонёль. — Именно поэтому ты решил захватить сегодня пиво и добить им Мёнсу? — укоризненно спрашивает Ухён. — Заткнись, — шипит Сонёль. — Йа! Ты как со старшим разговариваешь? — возмущается Ухён. — Да хватит вам, — встревает Дону, — тем более, что жареная курочка с пивом намного вкуснее, чем без. — Точно, — соглашается Хоя, а вслед за ним кивают и остальные. — Сонджон-а? Так мы и будем на пороге стоять или, может быть, ты впустишь нас в свои апартаменты? — спрашивает лидер. — А, да, входите, — приглашает в дом, и все заходят внутрь. Мемберы осматривают обстановку вокруг оценивающими взглядами. — Даа, как же мы давно тут не были, — задумчиво произносит Ухён, снимая верхнюю одежду и обувь, что делают и все мемберы вместе с ним. — Ага, я даже не помню, когда, — кивает Дону. — Это был Новый год? Ээ, нет, твой День Рождения? Айгу, я сдаюсь. — Наш Дону-хён совсем старенький стал. Память-то не к чёрту, — говорит Сонёль с усмешкой на лице, обнимая старшего за плечо. — Айщ, да ну тебя! — бубнит Дону и скидывает руку Сонёля. — А где Мёнсу? — спрашивает Сонгю. — Он вышел в магазин за продуктами, — отвечает Сонджон, — решил приготовить что-нибудь мясное, — снова смущается, вспоминая о том, из-за кого его хён намылился в супермаркет. — Видимо, зря вышел. Курица-то уже ждёт его в пункте назначения, — говорит Ухён, а всё остальные снова усмехаются. — Слышь, курица, не много ли ты сегодня шутишь? Я смотрю, ты прям в ударе, — прерывает смех Сонёль. — Как ты меня назвал?! Это кто тут курица?! — Йа, йа, йа! А ну прекратите! — вмешался лидер, встав между ребятами. — Сонгю-хён, почему ты позволяешь ему так разговаривать? — возмущается Ухён. — Сонёль, немедленно извинись, — требует лидер. — Да ладно, чего вы, я же пошутил, — отвечает Сонёль виновным тоном, — Я же так тебя люблю, Ухён-хён! — Айгу! Ну что за ребёнок, — бубнит Ухён, сложив руки на груди. — Ну хёёён, прости меня, — жалобно просит Сонёль, дергая старшего за рукав свитера. Ухён не может долго злиться, поэтому отвечает: — Айщ, черт с тобой! На первый раз прощаю. — Я тебя обожаю, хён, — радуется Сонёль, обнимая Ухёна. — Да отлипни ты от меня, прилипала! — Всё-всё-всё! — отвечает Сонёль, выставляя руки перед собой в знак защиты. Остальные мемберы в это время тупо пялились на этих двоих, уже привыкшие к таким сценам. — Вы закончили свои семейные разборки? — интересуется Хоя, боясь им помешать. — Может, мы всё-таки спокойно дождёмся Мёнсу? — Ты прав, — кивает Сонёль. — Да, ты прав, — повторяет Ухён. Все усаживаются в гостиной: Сонёль с Ухёном и Сонджоном на диване, Хоя с Дону на мягком, уютном белом ковре, ну а Сонгю, как лидер всея Infinite, усаживается в отдельном удобном кресле.