Sie sind so aehnlich.

Утро. Шум дорогих автомобилей, звонкие голоса и топот американцев, болтающихся у подъездов центральных высоток, гул со строек вперемешку с веселой утренней музыкой, вылетающей из уже открывшихся закусочных. Все это давит на мою голову, словно я под кайфом. Я не могу полностью открыть глаза. Сколько я проспал? Два часа? Три? Не больше трех. Ко всему вдруг прибавляется больше шума: голоса, хлопки и топот. Громкоголосые вваливаются в номер, с задором напевая утренние песенки, от которых вены на лбу ноют только сильнее. - О-о, - протянул Шнайдер, жалко глядя на кисло развалившегося на полу меня. – Это что ж на тебя нашло такое, что ты… четыре бутылки?! Сегодня концерт, о чем ты думал?! Голова вяло переваливается из стороны в сторону. Я прижимаю пальцы к ноющим вискам и пытаюсь подняться – безрезультатно. Падаю на полпути, серьезно ударяясь задом. Шнайдер присел ко мне на корточки и похлопал по щекам. Он отправил Ландерса за таблетками. - Когда это тебя от вина с коньяком так разносить начало? - А ты на градус погляди, - сказал Круспе и протянул Кристофу бутылку «Мадера»*. У Шнайдера округлились глаза, как только он прочитал название вина. - Полегче ничего не нашел? – строго крикнул он на меня. Я молчал. - Ребят, тут записка, - сказал Оливер и прочитал несколько строчек. Я вновь безуспешно пытаюсь подняться, но мне мешают ноги Шнайдера, присевшего надо мной. - Это, наверно, тот самый сюрприз от Петера, - пробормотал Флаке, взглянув на корзинку. За ночь некоторые фотографии унесло ветром, и теперь они хаотично валяются на полу, лишний раз напоминая о письме. Это все были наши с Тэгтгреном совместные снимки. Каждая из тех, что мы когда-либо делали. Неужели Петер не оставил себе ни единой? Пауль входит в комнату, держа в руках стакан воды и упаковку аспирина. Он передал их Шнайдеру, а тот решительно запихнул в меня таблетку и поднес стакан к губам, чтобы я запил. - Вставай, - сказал он и, подхватив меня под плечо, помог подняться. Кристоф попросил ребят заказать завтрак мне в номер и проводил меня до душа. Я не слышал, как хлопнула дверь, так что, судя по всему, они остались в комнате. День. «Ох, надо же Петеру сувениров прикупить,» - подумал я, но, не успев вскочить с кровати, застыл, сидя на ней. Ладони поминали мягкое покрывало под собой, и в голове всплывали наши с Петером ночи. С чего это, интересно. Нежности не было никогда, любви тем более. Вообще мы называли себя просто лучшими друзьями. Мы были как проститутка и ее постоянный заказчик. Просто трахались и все дела. На свидание один раз сходили, да и после того, будучи в хлам, надрочили ртами друг другу. Петера на то утро довольно обильно стошнило – часа четыре из туалета не выходил. После этого подплыло немного романтики: мы стояли вместе в душе, пока я мыл его вонючие заблеванные косички. Мы тогда впервые в душе не потрахались. А может, и лучше, что мы расстались? Смысла-то в таких отношениях? Ебать его, конечно, первоклассно, но, как мне кажется, таким образом я его оскорбляю (хоть ему и нравится). Он, ясное дело, та еще потаскушка, но очень хороший друг, это правда. И купить шведу обещанный магнитик не составит большого труда. Заодно себе куплю и ребятам.

***

В городе быстро начинает смеркаться. Зрители выстроились в километры и ждут нас. Да, именно нас. Мне даже как-то жалко других артистов. Здесь каждый второй в футболке из нашего мерча. Но ведь для музыканта нет ничего приятнее, правда? В общем-то, мне все равно в чем все приходят и кого ждут – лишь бы подпевали. Самая лучшая вещь на свете – слышать голоса десятков тысяч людей, во все горло орущих твои тексты, хотя они даже не знают языка, на котором они написаны. Вот это действительно приятно. Ну, от Чикаго многого ожидать не следует. Они привыкли наслаждаться, не вмешиваясь. Вот то бы Россия или Мексика – кажется, вся страна поет. Наверное, так и есть. Я выхожу из гримерки и случайно сбиваю не поверите кого. На моей футболке пятно от кофе Джонни Деппа (господи, да я похож на своих фанатов). Он стряхивает влагу со своей руки и прихлопывает мне по груди в том месте, где она поцеловалась со стаканом. - Воу, прости, чувак. Случайно вышло. - Да ничего, - я встряхнул края фуболки и поднял глаза на актера. Он мне улыбнулся, я ему тоже. - Да ты же Тилль! Тилль Линдеманн, да? Ну и встреча, - он продолжает улыбаться. И как у него это выходит? - Что правда, то правда. Никогда не думал что вот так вот встречу Джонни Деппа, что после придется футболку менять, – Депп громко и хрипло засмеялся. - А у вас здесь гримерка что-ли? Прямо возле нашей, - он повернулся и указал на соседнюю дверь. - Ага, круто, - отмахнулся я. – Ну, пойду переоденусь. Хочешь, заходи, у нас куча сладостей от фанатов, как раз под кофе. - Я с удовольствием. Люблю кофетки. Мы зашли в комнату, и у парней моментально округлились глаза. Из ванной комнаты раздался насмешливый голос Круспе: - Что-то ты быстро погуля-ааааа… - он мигал глазами, глядя то на меня, то на Джонни. Затем добавил: - Ты где его подцепил? - А-м-м, - я скорчил задумчивое выражение лица, - где-то между входом в нашу гримерную и их. Остальные сидели за столиком и жевали конфеты. Шнайдер облизал пальцы, затем обтряхнул их о штаны и подошел к Деппу, протянув руку. - Рад познакомиться, Кристоф - можно просто Шнайдер, - он пожал актеры руку. - Ага, Джонни. - Да, я знаю, - улыбнулся Шнайдер. Я со стороны надо всем посмеялся. - П-присаживайтесь, - сказал Пауль, жестом пригласив Деппа за стол. Я снял с себя грязную футболку и через зеркало заметил взгляд Джонни. Он сжал губы и чуть ли не облизывался. Может, он вовсе и не на меня смотрит? А куда ж ему еще-то смотреть? Черт, а может он тоже… гей (?) «Было бы классно». - А вы тоже к нам заходите, - отвлекся он, - после концерта. Оторвемся. - О’кей. Куда заходить? – поинтересовался Шнайдер. - Соседняя дверь, - вставил я, на ходу натягивая свежую майку. Ночь. - Пойду отлить, - я поставил бутылку пива на стол и поднялся с дивана. - Чего тебе там отливать, даже не пил ни-ик-чего, - протянул Оливер на немецком. - Да он после вчерашнего еще долго ничего пить не будет, - вставил Ричард, положив руку на ширинку Пауля, сидевшего у того на коленях. Я вышел из комнаты и направился в толчок. Я долго смотрелся в зеркало, разглядывая темные подтеки грима, седые сальные волосы, поникшие (какими они всегда и были) веки. Я в гриме сам себя не узнаю. Хорошо хоть смылся немного, но это уже что-то, ибо от него крайне тяжело избавиться. За спиной скрипнула дверь и в туалет ввалился в стельку пьяный Джонни. Закусив сигарету, он подошел в раковине, кинул ее туда и умыл лицо, размазав подводку вокруг глаз. Депп перекинул руку через мое плечо, сжал в кулак мои волосы сзади и. наклонив к себе, поцеловал. С языком. Я почувствовал вкус вина. Довольно-таки приятного. Только вино. Больше он ничего не пил. - Трахни меня, - рыкнул он. Я был слишком заведен, чтобы думать, поэтому моментально развернул его и начал расстегивать ширинку. - Только пожестче, сладкий, - промямлил он, упираясь локтями в мойку. Я спустил с американца трусы, сильно шлепнул по заду и сплюнул в дырку. Ни смазки, ни презерватива, что остается делать? Я подставил головку к проходу и медленно вошел. Депп хрипло вскрикнул и крепко ухватился за кран. Я закрыл ему рот рукой и начал двигаться, набирая скорость. Одна рука закрывает рот, вторая прижимает его животом к раковине. Хотел жестко? – получай. Таз шлепался о его зад, вены на члене изнывали. Он так хорош изнутри! Заставляет меня стонать. Я стянул майки с нас обоих и наклонился к нему, прижав его туловищем. Грим смешался с потом и, словно грязь, размазывался по груди Джона. Я поцелуями оставлял на его теплой шее отпечатки черной помады, а затем слизывал их. Мой язык темнел. Я соединил его с языком Деппа, и оба стали серыми, словно туман. Я облизывал его, кусал, все время сильно толкаясь внутрь. А он все стонал в мою ладонь. Наконец нас задергало. Переползая рукой на шею, я поднял актера к себе и излился в него. Рука сильно сжимала горло, так что он только кряхтел, не кричал. Я облизал его ухо и вышел. Мы оделись. Депп поцеловал меня напоследок, закурил новую сигарету и вышел из туалета. Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся, но воспоминание отличное.