Только ты

Банковская ячейка открылась легко. Элизабет также легко вытащила бокс из неё. Она вошла в банк в одиночестве, Рэд остался ждать в машине. Он делал вид, что не замечает взволнованности Лиз, или просто пытался поделиться с ней своим очаровательным спокойствием. Она не побежала в банк сразу после обнаружения своей находки к квартире Тома, так как Рэд решил открыть ей тайну квартиры в Бетесде. А может быть еще и потому, что немного побаивалась того секрета, что ожидал её внутри. Потом были похороны Тома. Скромные, без громких речей. С непроницаемой, скорбной улыбкой Скотти. Речи все же были. Но выглядели они странно. Так люди вдруг проснулись, узнали о гибели человека, и только тут осознали, что человек, в сущности был неплохой. В чем-то даже лучше многих. И говорящие, и слушающие всё это, начинали верить в эти слова. Осознавать горечь утраты. Но странно было бы откладывать поход в банк и дальше. И вот она здесь, стоит одна, и ей нужно только приоткрыть бокс. Она ожидала увидеть там всё, что угодно, кроме банальных банковских документов об открытии счета, о регулярных поступлениях денежных средств, итоговую цифру в 600 тысяч долларов. Сверху к бумагам был прикреплен стикер с короткой запиской Тома, сообщающей ей, что все деньги заработаны легально, чтобы у нее не возникло даже мысли отказаться от них. Он заработал их своим участием в спасательных операциях фирмы «Гальцион Иджис». Элизабет поймала себя на мысли, что вряд ли нашелся бы человек, так разочарованный вполне приличным наследством, внезапно оставленным непутёвым бывшим мужем. Это было больше, чем разочарование. Досада, обида. Где же обещанный страшный секрет, который Том узнал. Что это за тайна, Том? Вполне вероятно, начала рассуждать Лиз, что он узнал ее непосредственно перед своей гибелью. А документы лежали в ячейке уже давно. Потому он и звонил ей, чтобы рассказать сразу же лично. Значит, она сама виновата в том, что не слышала его звонка, не смогла приехать немедленно. Сама. Виновата. Нет, не то, чтобы она боялась признаваться в этом. Она признавала. Она просто не знала сейчас, что с этим делать. Бокс отправился обратно в ячейку. Рэддингтон о чем-то оживленно болтал с Дембе, когда в дверях банка показалась Элизабет. Он не стал её ни о чем спрашивать. Через пару кварталов Элизабет сама нарушила молчание, и очевидно, она очень старалась казаться спокойной.  — Том ничего не успел оставить мне в ячейке, относящееся к его тайне. Вернее, как он считал, к твоей тайне, — начала Лиз. — Но, он оставил мне кучу денег. Это не то, что мне было нужно.  — Что ж, ничего удивительного, что он оставил тебе наследство. Все же, ты была его настоящей частью жизни, среди жизней придуманных. — ответил Рэддингтон, как бы делая вид, что не слышал части этой реплики.  — Ты не понимаешь, что я схожу с ума, когда пытаюсь представить себе, что именно имел в виду Том?  — Да мало ли, что он хотел представить тебе очередной сенсацией? Неужели тебе мало знать, что я тебя люблю, и готов сделать всё для того, чтобы ты и наша малышка были счастливы. Что еще тебе необходимо знать? Всегда ли нужно знать всё о темных сторонах своего любимого человека. Вот я, например, не хотел бы знать, что ты бегала после танцев целоваться с одноклассником на лодочную станцию в парке.  — Откуда ты… да как ты можешь… чёрт, откуда ты это знаешь, и это такая чушь, — возмутилась Элизабет, однако, рассмеявшись.  — Вот видишь, тебе тоже не хотелось бы обсуждать свои небольшие секреты, потому что это было давно, и не значило совершенно ничего, ведь не значило? Так что, давай оставим эти догадки. Мне кажется, я отвечаю на твои вопросы, когда считаю, что тебе необходимо знать ответы.  — Да, но чаще ты увиливаешь, и еще чаще — считаешь ненужным отвечать. Вот спасибо!  — Да, пожалуйста! Кстати, как его звали?  — Кого?  — Парня, с которым ты целовалась на лодочной станции.  — Ты сошел с ума! Зачем ты сейчас об этом? Перестань, — засмеялась Лиз. И то ли от самого вопроса, то ли и впрямь от воспоминания об этом странном происшествии, ей стало немного легче на душе, на минуточку. — Так ты что, шпионил за мной? Это дико, ты понимаешь? Никто об этом не знал, даже Сэм.  — Конечно, это ты так думаешь. Уверяю тебя, когда твоей дочери будет шестнадцать, ты всеми средствами будешь стараться следить за каждым её шагом, особенно, ближе к полуночи. Сэм всё знал, просто он не устраивал диких криков, и давал тебе достаточно свободы, тем самым показывая, что вполне рассчитывает на твое благоразумие.  — Его звали Дик, и хватит уже об этом. Он был просто симпатичный парень, яркий брюнет, карие глаза. Так получалось, что мы часто были в одной компании, и притяжение юных организмов в какой-то момент увлекло нас на эту лодочную станцию. Когда все кругом уже ходят парами, рассказы учительницы о пестиках и тычинках уже становятся скучными. Но я сделала для себя удивительное открытие. Мне было неинтересно с ним целоваться. Не происходит ничего, никакой химии, если нет чувств. Одного притяжения полов явно недостаточно. Больше мы не встречались.  — Боже, как ты рассудительна! Ты уже в шестнадцать была такая? Лиззи, ты — нечто!  — Нечто — это когда девушки в шестнадцать из любопытства к притяжению полов вдруг становятся беременными. Так, а с чего мы это вдруг углубились в моё детство?  — Да, точно, с чего? У нас живет сейчас настоящее детство в доме, и я решил, что оно должно быть ярким, запоминающимся, и самым счастливым. Поедем домой, я покажу тебе ту часть дома, где наконец завершился ремонт. Загадочная дверь, покрытая пленкой еще недавно, теперь сияла тем же глубоким вишневым лаком, что и все двери первого этажа. Рэд попросил Лиззи взять Агнес из детской, и распахнул эту дверь, сияя от гордости. Небольшой коридор выходил в помещение, залитое солнечным светом, пробивающимся сквозь цветные витражи, изображающие иллюстрацию к «Алисе в стране чудес». И все эти потоки света падали в изумрудно-голубую воду бассейна, впечатляющего своими размерами, по меркам обычного городского дома.  — Агнес, я не знал, что тебе понравится больше, поэтому тут есть много разных зверушек, — сказал Рэд, расплываясь в улыбке, дотягиваясь до огромного надувного лебедя.  — Рей, это так великолепно! Как тебе это пришло в голову? — спросила Элизабет, одной рукой держа Агнес, а второй обнимая его за талию.  — Я знаю, как ты любишь плавать, Лиззи. Агнес будет очень полезно, мы наймем тренера. И сами в любой момент можем расслабиться. Тут есть еще хамам — вообще незаменимая вещь по части расслабления. Лиззи молча прижалась к груди Рэда, вдохнула его запах, закрыла глаза. Агнес оживленно лепетала, осваивая пространство у бассейна — уютные лежаки из белоснежной кожи, белые столики для напитков, еще огромный запас игрушек и спасательных кругов. Это были замечательные выходные. В спальне Лиз ожидал еще сюрприз в виде нового купальника, цвет которого иначе, как ультрамарин, и не описать. Он отлично подчеркнул её голубые глаза, бледность её кожи. Даже её каштановые волосы заиграли новым блеском. «Что ж, ультрамарина много не бывает, » — подумала Элизабет. Пока они не пригласили тренера, сами по очереди показывали Агнес, как нужно плавать, как не бояться воды. Днем они заказывали пиццу и устраивали обед прямо у бассейна. К вечеру, уложив Агнес спать, отправлялись в хамам, где их тоже ожидало буйство ультрамарина — в мозаике. Все оттенки синего и еще немного нежного бежевого, несущего жар песчаного пляжа. Жар приятно обнимал тело, кожа радостно откликалась на этот жар. Опуститься в прохладную воду после жара — это отдельное удовольствие. Голова немного кружится, пузырьки разбегаются по обе стороны. Тишина, нарушаемая лишь плеском воды. Рэд на кушетке, наблюдающий всё это с «берега», иногда спрашивающий, не бросить ли ей уже спасательный круг, или не вызвать ли спасателей. Среди такой неги легко стирались проблемы и печали, совсем недавно пережитые. Элизабет была просто переполнена счастьем. Она нежилась в этом бесконечном потоке заботы, и отвечала Рэду тем же. То она устремлялась на кухню, чтобы приготовить свежий апельсиновый сок или пополнить запасы воды, то пыталась сделать массаж, не претендуя на звание профессионала, но зато каждое её движение были наполнены любовью и нежностью. Понедельник вернул на свои места краски серых будней. Однако, нахлынувший в её жизнь ультрамарин, не хотел отпускать. Ей попался на глаза синий кардиган, давно скучавший в шкафу, и она не отдернула от него руку, как обычно, когда останавливалась на черном. Сегодня Элизабет планировали с Ресслером устроить повторный обход соседей Тома, в надежде найти еще свидетелей. То, что прошло еще время, должно было, по их мнению, успокоить первые страхи, нахлынувшие на обитателей спокойной и мирной ранее улицы. А возможно, некоторые смогут вспомнить детали, казавшиеся поначалу незначительными. В офисе они обменялись приветствиями, обговорили еще раз детали дела. По дороге, Элизабет осторожно поинтересовалась у Ресслера, как у него дела с Эмили. Ей было так неловко, что опять её личные проблемы у всех на виду, и все втянуты в их решение.  — У нас все хорошо. Настолько, что…  — Что как порядочный человек, ты вот-вот сделаешь ей предложение? Ой, извини, что я тебя перебила!  — Зачем же ты спрашиваешь, если сама за меня отвечаешь? — ничуть не обидевшись, спросил Ресслер.  — Дон, я просто сейчас так счастлива, что поневоле хочу видеть вокруг себя счастливых друзей.  — Да, Лиз. Я считаю, что единственно правильное решение в такой ситуации — это подарить любимой кольцо и повести ее в церковь. Я не прав?  — Прав, прав, ну что ты! — радостно закивала Лиз.  — Я не хочу, чтобы мою любимую называли унизительным словом «сожительница». Никто и никогда. Мне нужно только уладить кое-какие проблемы в семье. Ты может быть не помнишь, но у моего брата была операция — шунтирование. Страховка покрыла не все расходы. Сейчас у них проблемы. Они не хотели меня втягивать в это, но я предпочел все же узнать истинное положение вещей, и в четверг пошел с ними в банк, чтобы понять, насколько их финансовое состояние опасно. Вы с Рэддингтоном, кажется, были в этом же банке? Я видел его с управляющим, и подумал, что ты решилась наконец вскрыть оставленную тебе Томом ячейку.  — Ты уверен, Дон, что это было в четверг?  — Да, абсолютно уверен, у меня была запись в заметках на четверг. А что?  — Но, дело в том, что я ходила в банк в пятницу, и к тому же — одна. Рэд не выходил из машины, оставаясь с Дембэ на улице.  — Лиз, ну, мало ли, зачем такому человеку, как Рэддингтон, нужно посетить банк.  — Да, но он ни словом не обмолвился о том, что он туда ходил. И это не его обычный банк. Господи, что я должна об этом думать?  — Лиз, успокойся, ты себя напрасно заранее расстраиваешь. Я уверен, в этом нет ничего странного.  — Нет, ты считаешь? Ты считаешь, что нет ничего странного в том, что в ячейке оказались банальные деньги, тогда как Том сообщил мне, что он узнал нечто тайное, что скрывал Рэд?  — Элизабет, даже если твои подозрения имеют основания, это же просто невозможно, попасть в банковскую ячейку, без хозяина ячейки.  — Дон, когда ты говоришь о Рэддингтоне, пожалуйста, не употребляй слово «невозможно». Оно с ним не сочетается! — вспылила Лиз, и больше ни слова не произнесла об этом. Они сделали обход, опросили соседей, оставили свои визитки, не питая, впрочем, уже никаких иллюзий.  — Лиз, ты все же не будь так категорична, мы же не можем быть в этом уверены. Рэд так много делает для тебя, и…  — Дон, спасибо. Я постараюсь, — на прощанье сказала Лиз, возвращаясь к себе. Она не знала, как ей вести себя. Немного поразмыслив, она все же решила отложить скандал. Презумпцию невиновности еще никто не отменял. Нельзя обвинять человека, не получив твердых доказательств. Пока же все выглядит как нелепое совпадение. «Я подумаю об этом завтра».