Зазеркалье

Кхуши словно была везде и нигде одновременно, и непонимание этого состояния лизало затылок первобытным, животным ужасом перед неведомым. Истерика, вызванная непроницаемой темнотой, рвалась на волю тонкой визжащей нотой, судорожным всхлипом с липкой испариной. Ураган нес Кхуши на своих плечах сквозь жуткую черноту, а опутавшее ноги анаркали хлопало за спиной так громко, будто бились о клетку крылья пойманной птицы. Обжигающий ветер хлестал по щекам, трепал спутавшиеся пряди волос, а невидимые ледяные капли раскаленными иглами вонзались в не прикрытое тканью тело. Впереди показались очертания сотканной из тьмы усеченной пирамиды. Странный, увенчанный тиарой из звезд, мир переливался огненными жилами, мерцал голубыми всполохами. Дрожание тревожных огней на вершине гигантской фигуры становилось все ярче. Оно пронизывало зловещий мрак россыпью хищных светящихся глаз, заставляя сердце бешено колотиться в груди. В неверном свете запрыгали многорукие черные тени. Из глубин памяти поднялись пугающие с детства образы: земля, лишенная солнца, окутанная ослепительной темнотой, наполненная гневом и отчаянием. Мир, где асуры* ловят души и ввергают их в бездну страданий. Обитель зла и боли в царстве мертвых – Нарака.** Гигантская, уходившая в бесконечность стена неожиданно выросла на пути. Кхуши зажмурилась, ожидая удара, но его не последовало. Врезавшись в густой, клубящийся туман, она с легкостью преодолела преграду и только затем осмелилась вновь открыть глаза. Мимо пролетали залы с застывшими в ожидании душами, наводненные змеями и насекомыми, погруженные в вечную тьму или тускло подсвеченные коптящими факелами... Кхуши промчалась сквозь леденящий, выстуживающий до костей, холод. Испуганно взвизгнув, нырнула в бушующее пламя и понеслась над полной крови и нечистот рекой, в которой задыхались кричащие люди. Карусель миров вертелась все быстрее. Совершенно оглушенная, она уже с трудом отделяла один от другого, когда очередная реальность вдруг накрыла ее бездонной кромешной тьмой, наполненной душраздирающими воплями, лязганьем металла и нестерпимой вонью. Вдали вспыхнула пылающая яма, и Кхуши поняла, что достигла паталы – самого дна Нараки. Холодея от ужаса, она попыталась остановить свой полет, но тщетно. Черные тени демонов коснулись ее плеча. Кхуши страшно закричала, моля о пощаде, и... проснулась. Из щели между полотнами штор лился тусклый серый свет. Кошмар еще стучал в висках молоточками страха, но уже отступал – нехотя, недовольно, упрямо цепляясь за яркие воспоминания. Кхуши взглянула на часы и тут же торопливо откинула одеяло. Шесть тридцать. Ее ждала работа, и оставалось совсем немного времени на сборы. Есть не хотелось, поэтому завтраком можно было пожертвовать, а вот принять душ – не ванну, мгновенно напомнила память вчерашний инцидент, – чтобы смыть себя загадочное ночное «путешествие», очень даже следовало. Кхуши села и, спустив ноги с кровати, зябко поежилась. Несмотря на дневное тепло, зимнее утро часто бывало довольно прохладным, а отсутствие отопления превращало кафельный пол в лед. На цыпочках добежав до валявшихся посреди комнаты джутти, Кхуши с облегчением нырнула в них успевшими озябнуть ступнями. Затем заглянула в кухню, налила в стакан воды из кувшина и, с жадностью расправившись с ней, наконец прошла в ванную. Надежда принять душ разбилась о холод, царивший внутри. Утро не радовало, выдавшись на редкость недружелюбным. Кхуши даже не помнила, когда еще так мерзла, как сегодня. Жалобно взглянув в сторону ванны, она представила мерзкий озноб, что наверняка охватит после душа ее разогретое теплой водой тело, и тяжело вздохнула. Нет, лучше обойтись. Лаконичная рама квадратного зеркала, висевшего над раковиной, светлым кантом обрамляла лицо бледной настороженной девушки, выглядывавшей из зазеркалья. Послав отражению дрожащую, неуверенную улыбку, Кхуши нашла свою гримасу жалкой и плаксивой, хотя в этом не было ничего удивительного. Странный сон по-прежнему шевелился внутри... Зачем он был? Почему? А вдруг он имел значение? Сейчас, при свете ламп, страх уже не казался таким реальным, но темные образы еще шипели в памяти змеиным клубком. Открыв кран, Кхуши набрала в горсть теплой воды и с наслаждением плеснула себе в лицо. Вода показалась слишком освежающей, и она добавила горячей, сделав струю настолько обжигающей, насколько могла вытерпеть. Вода смывала тревогу и холод, разбегалась мурашками удовольствия по спине. Подняв глаза, Кхуши заметила, что слабый румянец окрасил щеки ее отражения, и опять улыбнулась ему – теперь понимающе и виновато. Внезапно ей показалось, что за спиной мелькнула смутная тень. Сердце совершило кульбит и ухнуло вниз. Больно врезавшись в край гранитной столешницы, Кхуши стремительно оглянулась и окинула взглядом равнодушную голую пустоту. Она прижала руку к груди, словно пытаясь удержать сердце на месте. Вздох облегчения едва слышным шелестом заметался между стен, но в тот же миг долгий дверной звонок расколол тишину квартиры – слишком ранний для гостей, слишком пугающий своей требовательной настойчивостью. Кхуши подпрыгнула от неожиданности, отпуская вновь взбесившееся сердце на свободу, и почувствовала, как горло сжимает слезливым спазмом. Видимо, наступивший день решил сразу ее добить...

***

Кричали дети, осыпалась бугенвиллия, цокали каблуки, шумела листва... Все шло, как обычно, кроме одного: время таяло, но Кхуши не появлялась. Арнав всматривался в этажи чужого дома, тщетно пытаясь вычислить квартиру, где с недавних пор работала девушка. Корил себя за то, что не выяснил точный адрес раньше... Арнав дал Кхуши пятнадцать минут, потом еще десять, а затем, после некоторых колебаний, набрал ее номер, ожидая справедливого недовольства своим излишним вмешательством. Однако телефон был вне доступа. Тревога тяжело бухнула в мозгу, раскатисто прокатилась по натянутым нервам. Не выдержав больше ни единой минуты этого безвестного ожидания, Арнав завел двигатель и сорвался с места. Разгон, светофор, поворот... Машина летела по улицам Дели, а волнение набирало обороты, скреблось нарастающим беспокойством. Это чувство – неподвластное, бесконтрольное, туго сжимавшее пружину внутри – принуждало давить педаль газа, бесцеремонно подрезать и прижимать к обочине мешавшийся транспорт. Визг покрышек при резком торможении отозвался в душе всплеском паники. Выскочив на разбитый временем и людьми тротуар, Арнав вскинул глаза на знакомые окна. Распахнутые ставни ясно давали понять, что Кхуши дома, но сердце отчаянно сжимало тисками. Перепрыгивая через несколько ступеней, он взлетел к ее двери и что есть сил вдавил кнопку звонка. Пусть злится. Пусть. Только бы ничего не случилось... Почему она не открывает? Щелчок дверного замка раздался тогда, когда выдержка Арнаву окончательно отказала. Терпение иссякло, уступив место невыносимому страху. Не дожидаясь, пока дверь распахнется, он толкнул ее и практически ввалился в квартиру, лишь чудом не врезавшись в девушку, кутавшуюся в тонкую ткань дупатты. – Арнав джи? – растерянно произнесла Кхуши. – Где ты была? – рявкнул Арнав, ощущая, как паника сползает по спине, стекает льдистым потоком, царапая кожу. Пружина зазвенела, разжимаясь. – Я? – Ты! Где. Ты. Была?! Кхуши недоуменно нахмурилась. – Здесь. – Почему ты не отвечаешь на звонки? Почему не дождалась меня? Что случилось, в конце концов?! Арнав подлетел к ней, забыв о данном себе обещании не давить и не принуждать. Схватил за плечи, легко встряхивая, будто только это могло успокоить ревущего зверя внутри. Кхуши вздрогнула. Вцепившись в его запястья, она высвободилась и сердито посмотрела на Арнава, как на умалишенного. – Ты в порядке? – уже мягче спросил он, сбавляя обороты. – Вы врываетесь ко мне ни свет ни заря. Задаете странные вопросы. Кричите. Мне кажется, это вы не в порядке. Слух зацепился за странность. – Ни свет ни заря?.. – Семь утра. – Кхуши бросила быстрый взгляд на циферблат настенных часов. – Как по-вашему, это правильное время для визита? Она ждала ответа, а Арнав вглядывался в ее лицо, отмечая лихорадочный блеск глаз и нездоровую бледность. Она явно была не в порядке, и тревога хлынула с новой силой. – Кхуши, сейчас вечер, – осторожно сказал Арнав. – Вечер?! – переспросила она внезапно севшим голосом. Глаза изумленно распахнулись. Метнувшись к окну, она с шумом раздвинула шторы и ошеломленно уставилась на темнеющее небо. В квартиру заглянули лиловые сумерки. Они усилили тени, придав им глубины. Резкими контрастными штрихами нарисовали портрет застывшей у окна Кхуши. – Как такое могло случиться? Я просто спала... А теперь... вечер? – едва слышно спросила Кхуши. Ее растерянность ощущалась физически, требовала поддержки, и Арнав шагнул к ней, встав рядом. – Я волновался... – сказал он и тоже посмотрел за окно, где чернильные кляксы уже отвоевывали землю.

***

Арнав что-то говорил, но Кхуши его не слышала. Она пыталась смириться с тем, что день исчез, растворился в потерянном времени. Этот сон... Сколько он длился? Мысль об этом пугала не меньше ночного кошмара. Призраки Нараки роились вокруг, поднимали потоки стылого воздуха. Асуры гремели раскаленными щипцами, и жар от них опалял лицо. Перекошенное болью лицо, знакомое в своей ненависти... Шьям? Догадка вспыхнула языками пламени. Какой из миров был его?! – Что с тобой? Ты дрожишь! Далекое эхо. Свистящий ветер. Замерзшие руки свело от холода... – Кхуши! И вдруг все прекратилось. Неожиданно обнаружив себя сидящей на краю кровати, Кхуши утонула в озабоченных глазах присевшего перед ней Арнава. Знакомый мир вернулся вместе с горячими мужскими ладонями, бережно обхватившими ледяные пальцы. Спустя полчаса закутанная в мягкий плед Кхуши обнимала горячую чашку чая, подчинившись требованиям непреклонного мужчины. С засученными рукавами, он невозмутимо хозяйничал в ее доме, словно имел на это полное право, а ей отчего-то совершенно не хотелось сейчас возражать. Тепло струилось по венам, ласкало тело. Безропотно отдав опустевшую чашку, она ощутила мимолетное касание пальцев Арнава – намеренное, проверяющее, убеждающееся... Его открытая забота была невозможно волнующей. В эту минуту она казалась гораздо более нужной и правильной, чем мнимый покой отраженной реальности, в которой Кхуши чувствовала себя так легко и свободно. – Черт! Уронивший что-то Арнав негромко выругался, и Кхуши вдруг развеселилась. Необъяснимая радость растягивала губы в широкой улыбке. Смех щекотал нос, пульсировал в горле желанием громко расхохотаться – так, чтобы болел живот, чтобы слезы из глаз – радугой по небу... Чтобы кричать: «Хватит! Перестань! Я больше не могу!», а немыслимое яркое счастье от этого беззаботного веселья затмевало бы даже солнце. И Кхуши сдалась. Она смеялась, а онемевший от неожиданности Арнав смотрел на нее, не подозревая, что прямо сейчас – в это мгновение – маятник часов слишком сильно качнулся, и, натужно взвыв пружинами, механизм начал обратный отсчет. ______________________________________________________________________ Необходимое пояснение, которое не влезает в комментарии к части)): Асуры* – злые божества низкого ранга; сверхъестественные существа, занимающие промежуточное положение между людьми и высшими богами (демоны, полубоги). Дословно в переводе – "не бог". Нарака** или Нирайя – ад в индуизме и буддизме. Обычно считается, что адские подземелья глубоко расположены под континентом Джамбудвипа (в индийской мифологии – это один из 7 материков, разделенных 7 морями, управляемый Вишну и имеющий форму лотоса; в широком смысле Джамбудвипа – земной шар, в узком – Индостан). По своей структуре напоминают пирамиду из восьми слоев, где нижние значительно больше верхних. Самые страшные ады расположены внизу, самые легкие – сверху. На верхней границе Нараки находится столица царства Ямы (Ямараджи) – Яманура, это мир, где определяется участь умершего. На каждом уровне центральную часть занимает горячий ад, а по периферии расположен холодный (ледяной) ад. Таким образом получается 8 горячих и 8 холодных адов. При этом в неисчислимом количестве миров существует также неисчислимое количество адов. Есть также дополнительные ады и временно возникающие ады. По более поздним представлениям Нарака также разделен на 7, 21, 28 или 50 кругов, расположенных друг за другом под подземным миром. Для каждого греха – свой круг. В отличие от христианского или мусульманского ада, мучения здесь не вечные для всех, кроме пребывающих в самом последнем аду. Нарака – это своего рода чистилище, где души, отягощенные плохой кармой, отрабатывают ее и затем имеют возможность подняться в более высокие миры, вплоть до Нирваны. Пребывание в Нараке может длиться от нескольких секунд до многих тысяч лет, в зависимости от тяжести и количества грехов. Иногда просветленные существа (такие как будды и бодхисаттвы) могут по доброй воле, движимые состраданием, спускаться в Нараку, чтобы освободить какую-то из душ. Считается, что человеку иногда даже не обязательно умирать, чтобы страдать в мирах ада Нараки. Доступ к аду вызывается и открывается его собственными мыслями, словами, поступками и эмоциями – подавленными, противоречивыми и несовершенными чувствами, которыми кормятся демоны и другие негативные силы.