Любовь никогда не требует, она всегда дает. Любовь всегда страдает, никогда не выражает протеста, никогда не мстит за себя. Махатма Ганди
Камень ослепительно вспыхнул. Солнечный свет брызнул на стены, сверкнул отражением в зеркале, и сотни искрящихся маленьких солнц разбежались по серебряной глади. Они пересчитали витые флаконы духов, скользнули в их глубину, таинственно замерцав в янтарной жидкости и завораживая волшебством. – Как красиво, правда?.. Кхуши кивнула и с сожалением вернула кольцо улыбавшейся владелице. Глухо стукнула крышка резной шкатулки, скрывая загадочное сияние. – Мне пора, – вздохнула Кхуши. Расставаться со сказкой совсем не хотелось. – Уже? Печальное разочарование наполнило просторную светлую комнату, прошелестело по свежепостеленному белью широкой кровати и вернулось к трюмо. Кхуши посмотрела на сидевшую рядом молодую женщину. – Скоро вернется хозяйка. У меня еще много работы... Бездонные глаза внимательно смотрели на Кхуши. Лицо в обрамлении темных волос казалось бледнее обычного. Склонив голову раненой птицей, женщина подалась вперед, словно желая удержать девушку на месте. – Увидимся завтра? – тихо спросила она. Кхуши кивнула. Поднявшись с мягкого пуфа, она подхватила пушистую сметку для пыли, лежавшую на низкой тумбе, и направилась к двери. Сделала несколько трудных шагов, будто преодолевая притяжение, задержалась у порога и медленно обернулась. В лучах света, льющегося из окна, медленно танцевали пылинки. Желтые капли солнца оседали на мебели и мягком ковре, расчерченном тенью от кованой ограды балкона. В неподвижном безмолвии едва слышно тикали часы. Комната была привычно пуста.***
Трехэтажное серое здание пряталось в густой зелени двора. Деревья шумели листвой, разгоняя сухой горячий воздух. Разгар лета в Дели всегда был жарким, однако сейчас раскаленное марево дрожало над мостовыми, превращая в зыбкие миражи людей, машины, дома. Совсем скоро сезон дождей обрушит на город потоки воды, и горожане начнут изнывать от влажной духоты, но сейчас дождь казался спасением. Лишь включенный на максимум кондиционер делал возможным нормальное существование. Припарковавшись неподалеку от узкой дорожки, усыпанной розовыми лепестками осыпавшейся бугенвиллии, Арнав ждал Кхуши в спасительной прохладе машины. Случившись один раз, это ожидание постепенно становилось привычной частью его жизни. Каждый день она выныривала из дома, пробегала по тротуару к дороге и вдруг, словно споткнувшись, замирала при виде распахнувшейся двери машины. Затем проскальзывала внутрь и неуверенно улыбалась, отводя глаза. Первое время они молчали. Кхуши держалась на расстоянии, старательно воздвигая безопасную стену между ними. Арнав не собирался нарушать установленных ею границ, но и оставаться в стороне тоже не мог. Любовь подталкивала его, заставляя быть ближе. Она опутывала сердце нежностью, мягкой кистью рисуя узоры, и он шаг за шагом осторожно выстраивал новые, незнакомые отношения – подобие странной дружбы, основанной на заботе. Постепенно Кхуши расслабилась. Возможно, просто смирилась с его постоянным присутствием, однако Арнав надеялся, что когда-нибудь она сможет его окончательно простить. Он верил в это, ощущая ее рядом. Верил, когда случайно ловил смущенный заинтересованный взгляд. Когда молнией озаряло понимание, что она больше не убегает, не спорит, не сопротивляется его настойчивой ежедневной опеке. Верил, ведь ему больше ничего не оставалось... До последнего времени, потому что прошедшие несколько дней что-то неуловимо изменили. Тень от густой кроны дерева, нависавшего над дорогой, потеряла свою резкость, смягчив очертания, и Арнав взглянул на часы. Кхуши должна была появиться с минуты на минуту. Уставшие после рабочего дня люди спешили домой. Поднимая тучи пыли на детской площадке, с громким смехом резвились мальчишки. Процокала каблуками женщина в деловом костюме... Кхуши выпала из тени неожиданно. Крепко прижимая к себе яркую сумку, она достигла машины и остановилась, задумчиво глядя на Арнава. Дотянувшись до ручки у пассажирского сидения, он торопливо толкнул дверь от себя, приглашая девушку сесть, но она продолжала стоять, словно не замечая этого. – Кхуши? Она моргнула. – С тобой все в порядке? Кивнув в знак согласия, Кхуши молча опустилась на сидение, продолжая прижимать сумку к груди. Она отрешенно смотрела сквозь лобовое стекло, словно мыслями была совсем далеко. – Закрой, пожалуйста, дверь. – Что? Взгляд сместился. Мазнул по лицу Арнава растерянностью. – Дверь, – повторил он. – Да, – рассеянно ответила Кхуши. Сумка упала на колени. Дверь хлопнула, закрываясь. – Ремень? Тихий щелчок, как согласие. – Теперь все? – Кхуши посмотрела на него без тени улыбки. На миг ему показалось, что прошлое выглянуло из темноты ее глаз, и это ощущение прошлось мурашками по спине. Всю дорогу Арнав бросал на Кхуши осторожные взгляды. Устала? Неприятности? С ней явно что-то происходило в последние дни, но он научился не настаивать. Как бы ему ни хотелось, как бы не грызло желание знать о Кхуши все...Как бы ни мучало желание избавить от необходимости этой работы... Он был не вправе. Это стало еще одним важным уроком, который он усвоил после случившегося по его вине. Однако ее сегодняшнее состояние озабоченной отрешенности тревожило Арнава гораздо больше, чем смутный холодок отчуждения днями ранее. Кхуши словно не замечала его присутствия, и он уже готов был забыть о данном себе обещании невмешательства, как у самого дома она внезапно оттаяла. Тряхнув головой, будто сбрасывая оцепенение, она легко улыбнулась, возвращая ему изучающий взгляд, замещая его своим оживлением. – Я заеду завтра. – Арнав, я много раз говорила, что не нужно этого делать. – А я много раз говорил, что мой новый офис рядом, и мне это ничего не стоит. Ложь. Привычная ложь. – Я могу доехать сама. Упрямая правда. Но он не позволит лишить себя этого времени, проведенного вместе. – Можешь. А для чего? – Вы слишком заботитесь обо мне. Неоспоримая истина. Он не мог допустить повторения. Никто не смеет прикасаться к Кхуши.***
Сквозь узкие щели закрытых ставней пробивался вечерний свет. Окрашенный охрой, он полосовал унылые серые стены и лаконичную мебель, насыщая их недостающей яркостью. Распахнув окно, Кхуши постояла минуту, очарованная красивым закатом. Усталые мышцы требовали отдыха, глаза слипались. Физический труд никогда не был проблемой, но уборка, готовка и стирка отчего-то отнимали все больше сил, а денег едва хватало на то, чтобы свести концы с концами. Квартира давно обросла милыми безделушками. Цветными пятнами разбросанные тут и там, они разбавляли уютом холодное равнодушие. Теперь здесь пахло домом, за который Кхуши была благодарна Арнаву – несмотря ни на что. Она надеялась рассчитаться с ним, однако надежда эта становилась все призрачнее, вынуждая бессильно злиться на невозможность что-либо изменить. Как в тот раз, когда... Нет, об этом не хотелось даже думать, потому что иначе в груди разгорался огонь. Он тлел глубоко внутри укрытым за потайными замками, спрятанным в недрах памяти чувством, от которого кровь приливала к щекам обжигающей волной. В нем было все: стыд и отчаянная тоска, нежность и горькие слезы... И даже болезненная радость встречи. Она не хотела впускать его в свою жизнь, но чувство упрямилось, остро сжимая сердце. Прошлепав босыми ногами по плиточному полу, Кхуши прошла в ванную комнату и открыла кран. Принятие ванны было аттракционом невиданной щедрости, да, собственно, как и само ее наличие вместо привычного душа, но именно сегодня как никогда хотелось погрузиться в ласкающее, обволакивающее тепло. С наслаждением вытянувшись в горячей воде, она откинула голову и закрыла глаза, наслаждаясь умиротворяющим ощущением расслабленности и покоя. Вереница мыслей мчалась между воспоминаниями. Они разлетались, словно игравшие в догонялки дети, а Кхуши их ловила, заставляя бежать за собой. Она не помнила, как все началось. Когда, а самое главное – почему возникла эта двойная реальность. Кхуши переходила из одного мира в другой, сплетала их вместе, изумляясь той легкости, с которой все происходило. Временами ее это пугало, но чувство тревоги отступало, вытесненное невесомостью полета. Она взмывала ввысь, рассекая страхи, оставляя далеко позади вину и застарелую боль. Кхуши думала, что их больше нет в ее жизни, но ОНА убедила ее в обратном. Показала изнанку едва живой души – растрескавшуюся пустыню, покрытую чахлыми бледными побегами. Предъявила покрытое струпьями сердце. А затем научила летать... Кхуши нравилось это ощущение. Бесконечность манила ее за собой, тянула в безбрежность небесной сини. Под раскрытыми крыльями бился ветер, и упоительное чувство свободы восторженно пело, заполняя ее до краев. А потом наступал покой. Рядом с НЕЙ. Рядом с собой, удивительным образом существовавшей везде. Кхуши хотелось, чтобы так было всегда, но новая реальность вторгалась в ее мир неправильным отражением. В ней были Арнав, сестра и отец, проживавшие свою жизнь, в которой ей не находилось места. В ней было тяжело и непонятно. Хотелось яркого, огромного, теплого, недостижимого. А там... Там уже было счастье. Дрема утягивала в манящую темноту. В такт шагов хрустальными каплями падала вода, отражаясь вдали звенящим пугающим эхом. Следы мокрых ног искрились, растекались по безжизненной земле зеркальными лужицами, и внезапно Кхуши поняла, что осталась одна в странной зловещей пустоте. Она вползала в уши и нос тягучей перламутровой жижей, мешая дышать. Навалилась удушливой паникой. Похолодев от ужаса, Кхуши заметалась, забилась с беззвучным криком и неожиданно почувствовала, как выныривает на поверхность. Отчаянно кашляя, она попыталась вдохнуть. Сердце бешено билось где-то у горла. Грудь горела огнем. Перевалившись через край ванны, Кхуши вывалилась на холодный пол и разрыдалась от страха и облегчения.