Прошлое "Империи Зла"

- Черт возьми, что этот обнаглевший урод хотел от нее?! - рычал Англия, уже в который раз обещая самые старшные муки и проклятия несносному шведу. Остальные страны, хоть некоторые и разделяли желание англичанина набить при первой встрече каменную рожу Бервальду, но все же, разумно рассуждая, вряд ли бы посмели даже заикнуться при нем. Раздраженные голоса слышались из-за двери, и в немом соглашении страны последовали на них. Вот только дверь вела не в покои, как уже бывало в прошлые разы, а в роскошный тронный зал Летнего дворца. По истине великолепное зрелище, что заставило даже те страны, что не смыслили в искусствах, в душе восхититься талантом архитектора, а Италию - гордится собой и своим земляком. Уж тут было на что посмотреть: само пространство для помещения располагалось между Большим залом с одной стороны, и Белой столовой — с другой, а большие двухцветные окна при этом выходили на обе стороны от дворца, из-за чего получалось узкое и высокое, вытянутое поперёк дворца, помещение. Зал, казалось, распахнул ввысь. Падуга потолка, в отличие от многих других не менее знаменитых дворцов Петербурга, создана подчёркнуто-объёмной, привлекающей внимание, с чётким золочёным декором, имитирующим трельяжную сетку. А так же смотрелись весьма изысканно пилястры по углам и на продольных стенах, завершающиеся выразительными резными капителями. Нижний же ярус зала был оборудован в стиле высокого барокко. Огромное зеркало в центре над камином и напротив него, от них зеркала чуть поменьше справа и слева на продольных стенах, и ещё два в простенках окон — такое множество иллюзорных перспектив способствует зрительному расширению пространства. И самое первое, что бросалось в глаза путешественникам, - была золочёная резьба по дереву. Орнаменты зеркальных рам отличались особо сложным и прихотливым рисунком. А так же виднелись причудливые женские бюсты, венчающие орнамент вокруг окон, позолоченные рамы в виде женских кудрявых головок над окнами-обманками второго яруса. Так бы и продолжали страны глазеть на это великолепие, если бы в зал не вошла за уже достаточно немолодой и полной женщиной юная Россия, которая, словно в противоположность на фоне всей этой роскоши и прекрасного золоченного наряда императрицы, была одета в порванный в некоторых местах камзол преображенского полка, а длинные густые волосы были заплетены в толстую косу. Императрица семенила ножками, в то время, как Россия чеканила шаг, изредка несильно прихрамывая, очевидно, ее задело. - Будет тебе сердиться, - императрица ласково взглянула на нее и собиралась было положить руку на плечо, но Анна лишь дернула плечом, сбрасывая нежную императорскую ладонь. Россия, обычно покорная со своими правителями, в раздражении и неподчинении этой женщине выглядела совершенно чуждо и одновременно столь ярко и естественно... Притворная улыбка слетела сразу же с губ правительницы, уступая место тонкой бледной полоске, - чего тебе не нравится? Не ты ли у меня в милости ходишь каждый раз? - За милость хлеб не купишь. - Так и не смей тогда Елизавету упоминать. Того гляди, шведы нападут, а ты словно и внимания не обращаешь. - Что лягушатник? Стравил все-таки? - фыркнул Англия на лепечущего какие-то то ли оправдания, то ли прощения мужчину. Да что ему еще делать-то? Дипломат-то его, ай-ай, сам как надурил. Не зря ему тогда этот Шетарди не понравился. - Все равно она Швецию тогда побила. Бервальд-то ведь и сам нарывался уж очень крепко, - отозвался Германия, невольно ощущая, как снова у него зачесались кулаки. Лезет ведь этот швед всюду, а уж к России-то как пристает... - Ну, подожди, - лишь покачал головой Англия, - твой брат в Семилетней войне так нарвется, что краснеть за него потом будешь. - Уже привык, - лишь кратко отозвался немец, вспоминая своего шебутного старшего брата, и лишь затем снова переключая внимание на уже почти шипящую, словно рассерженная гусыня, императрицу. – Как не надоест вам это графиня Брагинская, – небрежно кидала она в ответ на уговоры, – ныть всё одну и ту же старую, надоевшую песню? Конечно, опасность есть, но в этой стране природных изменников она будет всегда. Русские – бунтовщики по натуре, и нам надо сначала хорошенько утвердиться, чтобы потом скрутить их как следует, а сейчас мы бессильны, и с этим надо примириться. – Вы, видать, моих людей не знаете, раз так говорите, государыня! Надоело мне у вас цепной собакой ходить. – Говорила она спокойно, но звучали знакомые нотки металла, доказывающие, что Россия весьма раздражена. Но императрица словно смеялась над ней. – В таком случае, – с презрительной иронией отвечала принцесса, – укажите мне какую-нибудь разумную меру, и я сейчас же приведу её в исполнение! – Первым делом надо потребовать удалить французского посла или даже прямо арестовать его: депеши прямо указывают на него, как на опору и главу заговора! – Отлично, арестуем посла, попрём международное право! Франция объявит нам войну, присоединится к Швеции… – Но в таком случае надо как-нибудь изолировать царевну Елизавету… - вмешался внезапно молодой юноша, что шел следом за дамами. Внешне был он весьма хорош собой, хоть и обделен ростом, зато был белокур, изящен и весьма по-щегольски одет – Может быть, постричь в монахини? – Это было бы самым лучшим исходом…- начал было он, когда государыня грубо перебила его. – О, разумеется! Это было бы самым лучшим способом погубить Брауншвейгскую династию! Вместо Елизаветы заговорщики возьмут боевым кличем принца Голштинского, которого нам не достать. Мало того, духовенство всегда сумеет объявить постриг царевны недействительным, как насильственный. Неприятности, которые мы причиним ей, оденут её ореолом мученичества, число её приверженцев возрастёт. Отличные перспективы! – Но, по крайней мере, надо хоть удалить отсюда гвардейские полки, так как в них таится главная сила. – А на это я отвечу вам следующее: во-первых, с тактической стороны было бы неосторожным двинуть сразу наши лучшие военные силы; во-вторых, гвардейские полки могут и отказаться идти, и у нас не будет средств и возможности принудить их. Таким образом, мы только себя же обессилим, сами укажем момент взрыва. Ну-с, вы, может быть, предложите ещё что-нибудь, ваше высочество? Принц молчал. – Ну так я вам вот, что скажу, – продолжала правительница раздражённым тоном, – я достаточно долго слушала ваши бредни, и с меня хватит. Поймите же вы, что каждый раз, когда вы открываете рот, вы говорите глупость. Открываете же вы рот чаще, чем это в силах вынести человеку, и у меня нет ни возможности, ни желания терпеть это более. Поэтому я решительно прошу вас не надоедать мне больше своими глупостями. Я призвана держать в руках кормило власти, и на мне одной лежит забота и ответственность! До свидания! - Да идите вы к черту тогда, государыня! Раз вам свою семью не жалко, так подыхайте, я вам не собака чтобы вас охранять! - Оставляя грязные следы на паркете, Россия, уже фактически не в силах бороться с собственной яростью, вылетает прочь из дворцовых дверей. Похоже, для нее то была последняя капля терпения, что позволяла ей терпеть эту равнодушную и глупую женщину, выполняющую роль украшения трона. Лишь на лестнице, заставив взять себя в руки, Россия устало оперлась о стену. По ткани стекали тоненькие струйки, видимо, разошлись швы. Несколько минут она смотрела на алые капельки, словно никогда ранее не видела их, побледнела, а затем вдруг улыбнулась: широко и неестественно. И это было гораздо страшней, нежели чем она впала бы в истерику. -Война с Бервальдом - лишь капля в целом море, -тихо заговорила она, доставая из кармана гимнастерки пожелтевший конверт. Взгляд ее был затуманен и смотрел куда-то в сторону, - дни Брауншвейгской династии сочтены. Да, это ясно видят все. Даже если они сделают попытку казнить или постричь в монахини Елизавету, или сделают попытку принца Голштинского, брауншвейгцам не сдобровать. Я не в силах терпеть, народ недоволен, в дворянстве и армии идет сильное брожение. Не будет действительных претендентов — явятся самозванцы, не будет последних — выищется какая-нибудь новая дальняя родня Петра Великого. Все равно в неумелых, слабых, недостойных руках брауншвейгской четы скипетр не удержится! И, спрятав письмо за пазухой, поспешила вверх по лестнице, пока изумленных этой безумной сценой стран проглотила тьма. *** Постепенно, сквозь расступившуюся тьму, страны, невольно охая и шипя от полученных ссадин и ушибов в результате неудачного падения и, проклиная про себя мага-недоучку за отсутствие комфорта, поднялись. В этот раз все семеро угодили в какие-то темные покои, что сразу же заставило впечатлительного Феличиано прижаться ближе к Германии, а, на удивление, до этого тихого ( скорее всего из-за присутсвия Швеции) Америку сразу же завопить, что он боится темноты и приведений и сжаться за спиной Англии, который, тихо матерясь, зажег огонек на конце своей волшебной палочки. - Это не Россия, - хмуро произнес мужчина, заглядывая в ложе, где среди пуховых перин и шелков почивала молодая и весьма красивая женщина. Ее пышные темные волосы разметались по подушке, а нежные черты девичьего лица были совершенно спокойны и безмятежны. Красавица слегка поежилась, когда особо звонко зазвенела нежным голоском сидящая в серебрянной клетке иволга, и, перевернувшись на другой бок, вновь устроилась, кутаясь в покрывало. - Какое лицо у нее знакомое. Где-то я ее видел, а где, вспомнить не могу, - Франция нахмурился. Словно где-то в подсознании рисовался образ молодой веселой женщины верхом на крупном гнедом коне, громко лают нетерпеливые борзые, покрикивают охотники, отовсюду раздаются выстрелы... Тихие шаги за дверью вырывают того из мира грез и в темные, освещенные лишь редкими лунными лучами из-под пышных тяжелых гардин да искоркой магии Артура, стараясь не скрипеть петлями на двери и не касаться каблуками каменного паркета, входит... - Россия? - Германия удивленно поднял глаза. Эта Россия не имела ничего общего с той, что сидела там, рядом со Швецией, подавленная и беспомощная. Ее шаг был твердый, походка была ровная, одета она была в форму преображенского полка, и, пусть камзол был велик ей в плечах, туго застегнутый он то и дело потрескивал в области груди. Неудивительно, ведь в армии не расчитаны военные наряды на женщин. Полы камзола были в некоторых местах порваны и сам он заметно был потертым. - Но все же выглядит она в нем приятней, нежели в том безвкусном французком платье, - не смог удержаться от язвы Артур, отчего Франциск в этот раз хоть и смолчал, но пробурчал что-то похожее на: "Очень многие королевские особы других государств одевались по моей моде и не жаловались, зато это ни в какое сравнение не входит с твоими грубыми и безвкусными нарядам". - Я согласен, Англия-сан. Мне тоже видеть привычнее Россию-сан в военной форме, - произнес до этого молчавший Кику. Россия, между тем, склонилась над женщиной и, поставив свечу, мягко потормошила ее за плечи. - Проснитесь. Проснитесь, Елизавета Петровна, - голос ее был тих, и она то и дело оглядывалась по сторонам. Очевидно, что боялась быть подслушанной. Однако, голос страны молодая женщина услышала сразу и поспешно села на кровать. - Медлить больше нельзя! Или сейчас, или никогда! Сегодня поздно ночью Преображенский полк будет мелкими частями выведен из города, завтра арестуют тебя и твоих преспешников. Правительство в точности осведомлено о готовящемся заговоре. Если сегодня же не произвести замышленного, то завтра будет уже поздно! Горячие слова Анны, похоже, не возымели эффекта. У женщины, кажется, подгибались колени при одной только мысли о захвате власти. И рухнула она бы вниз, коли ее бы не подхватил среднего возраста худощавый дворянин в кудрявом парике. — Сегодня!, — застонала она закрывая лицо руками, — Но я не могу… Без подготовки… решиться сразу… Это невозможно! Я не могу, не могу… -Слабачка!, - раздраженно фыркает Англия, наблюдая за жалкими попытками встать. Лишь спустя некоторое время цесаревна, наконец, поднимается, а Россия молча подводит ее к стоящим образам. - Я не буду стоять перед этими картинами, но если тебе будет легче, встань на колени и взмолись своему Богу, - произнесла Анна тихо,- все выйдет, коли сейчас идти. Светлый у тебя ум, Елисавета, я ведь тебе учителей сама приставляла. Не должна ты меня отдать, мы с твоим отцом полюбовно расставались, когда он умирал! И подчиняясь этим горячим речам, женщина упала на колени перед образом и принялась жарко, пламенно молиться. Россия, стоя в полутьме, молчала, натянутая, будто тетива лука, и строгая в своем величии. Пламя свеч отражались в ярких взорах, в которых словно и вспыхивало яростное пламя. Пощады не будет брауншвейгскому дому! А цесаревна, закончив молиться, припала к груди своей страны, но то были уже не слезы. Гордостью и силой сияли ее темные глаза: ей было трудно решиться, но, раз грань нерешимости была пройдена, она уже не знала колебаний, сомнений и удержки. Отдав приказ заправлять сани, и уже собравшись одеваться, вдруг обернулась к России и, взяв в руку нежные ладони Ани, прикоснулась к ним губами. — Клянусь тебе, Боже, — закончила она молитву, — что если Ты дашь мне русскую корону, все прежние ужасы канут в забвение. Клянусь Тебе править в милости, правосудии и законе! - Так она кому молится: своему богу или России?, - спросил Англия, - что? Русскую корону возлагает на своих правителей воплощение поскольку правят именно народом, который живет на территории земель. - Это не стоит объяснять людям, - произнес Франциск, чуть хмурясь, - пускай верят во что хотят. А про нас им лучше не знать. - Он выслушал твой обет. Прошу поторопись, - чуть отрывисто произнесла Аня, накидывая подбитую мехом шинель, и затем, выходя, взяла горящую свечку возле образа и затушила. Уж не побоялась ли она пожара, что могут устроить бунтовщики, было неизвестно. Но в этот момент Елизаветой Петровной овладел последний приступ слабости. Ее колени подогнулись, руки беспомощно опустились. — Да что еще за комедия!, — нетерпеливо крикнул все тот же дворянин и, взяв царевну за руку, без всяких церемоний потащил ее на двор. Англия презрительно фыркнул. - Женщины слишком слабые существа. Заставь их принять решение, и они будут колебаться до истерики, - лишь промурлыкал француз. - Наши девушки-воплощения - это лишь исключения из миллионов. Гордые орлицы в небе. Среди смертных есть такие единицы. Моя Жаннет, - глаза француза увлажнились, - истинный бриллиант среди пыли. - Как бы то ни было, но в то же время она правительница, а значит слабость ей не приемлема, хмурится Англия, когда вдруг глаза его вспыхивают, - Елизавета Тюдор, к примеру. Из всей этой безумной семейки единственная нормальная! При ней была сокрушена непобедимая Армада! Испания запомнил это надолго! - Вее, ну, Англия, мы не спорим, тем более, если учитывать, что красавица Тюдор была твоей женой.* - Произнес с улыбкой Феличиано. Англия же замолчал, а ликование вдруг сменилось печалью. Елизавета умерла на его руках, никем не любимая, даже фаворитами и народом. Англия тогда еще совсем молодой и безумно влюбленный плакал рядом с повозкой, на которой везли ее тело, пока грязные зеваки останавливались, показывали жирными склизкими пальцами гогоча нечто: "Наконец-то умерла!". И Артур не постестнялся всадить этому насмешнику нож прямо в сердце и рыдал, ощущая, как капли дождя касаются светлой головы. И лишь Британия,* приходящая благодатным дождем каждый раз к своему младшему сыну, разделяла его боль... - Мон ами, что с тобой? - Франциск с заботой приобнял англичанина за плечи, что сразу же заставило Артура дернуться. Что он, плакать здесь собрался? Нет уж! Нечего еще при винососе, да всяких неприятных личностях слезы лить! А между тем гостей из будущего снова заволокла тьма. *** Громкие крики солдат оглашали округу. Двое из них, самые крепкие и плечистые, держали на своих руках уже теперь императрицу. Свит и громкая торжественная клятва дочери Петра Великого. - Я бы давно уже проснулся от такого, - молвил Германия. Несколько убитых лежали под ногами солдат - то те, кто не посмел предать правящую династию. Окна во дворце были темными и даже не было видно, чтобы хоть одна душа посмела выкрикнуть что-то против Елизаветы. - А куда направилась Анна? - вдруг поднял глаза Англия. Россия в сопровождении семи крепких солдат, сжимая окровавленную шпагу в руках, ( никто из стран и не посмел усомнится что убила именно она) направлялась прямиком к Зимнему дворцу. - Она что, всех перерезать хочет? - спросил Америка побелевшими губами. Жесткость России была известна всем. Хотя бы потому, что она была в душе вечным ребенком, а дети, как известно, весьма жестокие существа. - Кто идет?! - гаркнули грубо из-под двери. - Караул, - спокойно произнесла Аня, но едва несчастный посмел высунуться, как Россия, не мешкая, всадила ему меч прямо в сердце. Бедняга захрипел, поднял глаза, разглядывая белокурую деву, что нежно улыбалась ему и упал навзничь, - оттащите его, - приказала Аня, пока еще несколько человек вязали часовых. - Да, все же не зря ее побаиваются, - произнес Америка, - она тебе будет улыбаться и резать одновременно. - Дворцовые перевороты - скукота, - прифыркнул Англия, три бабы - дури не совладали с Россией. А дальше все хуже и хуже... - Ох, Артюр, тебе бы такое говорить, - усмехнулся Франция, на что Туманный Альбион презрительно прищурился, словно говоря, что будет, если наглый француз будет лезть не в свое дело. Странам пришлось ускорять шаг, чтобы поспеть за Россией, идущей вслед за императрицей. Потеряться в огромном дворце было просто, и вероятность найти Анну была очень мала. Наконец, вся эта компания остановилась возле крепкой дубовой двери, а затем ворвались в спальню, теперь уже бывшей императрицы. Сама Елизавета осталась в тени, а Анна вместе с гвардейцами подошла к широкой кровати, тонувшей в пышных складках балдахина. Мягкий ковер совершенно заглушал шаги вошедших. Да и, судя по страстному шепоту правительницы, доносившемуся из-за балдахина, ей было теперь не до того, чтобы слышать что бы то ни было. — Милая Юлия, — умирающим от упоения и неги голосом, шептала Анна Леопольдовна, — милая Юлия! Как я люблю тебя! - У нее любовница?! - с удивлением дернулся Англия, - и это в нетолерантной России! - Наверное просто о ней никто не знал, - предположил Германия, - России ведь все равно на ориентацию, на самом деле. Звук страстного поцелуя прервал ее шепот. Россия сдернула балдахин. — Кто осмелился… — гневно начала женщина, но, увидев Анну, чья изящная фигурка была освещена факелами стоявших в глубине гвардейцев, запнулась, вскрикнула и отшатнулась назад хватаясь за грудь. - Юлиана Менгден, - тихо произнес Франция наблюдая за тем, как из-под одеяла высовывается женская растрепанная голова. - Я слышал об этой истории, но предполагал, что то были домыслы. — Графиня Брагинская! — Женщина сорвалась на крик, но улыбка Анны стала вдруг шире, а глаза вспыхнули демоническим пламенем. Словно хищник она медленно и осторожно подошла к императрице и, резко взял ее за круженой вырез, дернула на себя. — Пора вставать, ваше высочество, и благоволите одеться! Пора и вам расплатиться по счетам. Женщина заорала не своим голосом. Из соседних покоев доносился детский плач, а Россия держала ее. - Конец Брауншвейгскому дому!, - тихо произнесла она и извекла из кармана пиковую даму. Крики, плач и горькие мольбы... А затем... снова наступила тьма.