Прошлое "Империи Зла"

— Oh mein Gott, когда вы уже прекратите спорить между собой, кто из вас сыграл наиболее важную роль в истории России?! Каждый из нас успел равноценно поучаствовать в ней…  — Говори за себя, фашист! — вскипел тут же Америка. — Не ты ли на нее ополчился в 41?! Не ты ли ее людей скотом считал?!  — Сказал тот, у кого на совести Холодная Война, — не остался в долгу Германия, невольно распаляясь. Слово «фашист» уже давно закрепилось за ним, хотя Россия редко звала его так, и то только в шутку.  — Хватит вам! Вы что совсем уже умом тронулись, ару! Грызетесь, как собаки из-за куска мяса! — все мгновенно обернулись. Вот от кого не ждали, так это от Китая. Обычно тихий Яо, внезапно напомнил странам грозную Великую Китайскую Империю. И невольно им всем стало стыдно, все-таки Китай гораздо старше их, тем более, он гораздо лучше знает свою загадочную, северную соседку.  — Скажи Китай, а разве Рашка не… — начал было заново Америка, но внезапно ему отвесил подзатыльник Германия, которому попросту не хотелось выслушивать его бред, и так голова шла кругом. А тут еще и Россию приплетают…  — Надеюсь тебе понравится, — низкий знакомый голос разорвал появившееся напряжение, и все страны обернулись в сторону говорившего. Привычно попыхивая трубкой и рассматривая едва заметным, но заинтересованным взглядом, только что прибывшую Россию, совсем рядом с ними стоял Нидерланды собственной персоной.  — Я редко куда выезжаю, но знаешь мне очень хочется познакомиться со всеми, узнать кого-то или что-то новое… А еще, если я смогу подружиться с европейцами, может никогда не будет войн? — Взгляд у русской был усталым, но вместе с этим в нем плясали искорки восторга.  — Я бы на твоем месте не радовался так. — Холл прошептал это тихо, но в прочем хватило для того, чтобы его услышали незримые страны настоящего.  — Что прости, — Аня, видимо, отвлекшаяся на прекрасный вид столицы Голландии, не расслышала его слов.  — Нет ничего, — немного помедлив произнес тот. — Насколько я понимаю, ты хотела видеть, как строятся корабли. Сразу скажу не женское это…  — Ты забываешь что я в первую очередь страна, — Россия слегка улыбнулась и убрав за ухо мешающуюся пепельно-русую прядку прибавила. — К тому же, тебе лучше не знать, что сделает со мной Петр…  — Слышал, он у тебя вспыльчивый, всегда все по своему делает…  — Да, — тихо отозвалась Анна. — Но в то же время я понимаю, что мне нужен именно такой правитель, правитель который не сидит сиднем на троне, а работает, старается, не жалеет себя. Да вот только много у него задумано, да мало всего нужного…  — Вее, Германия, а почему Нидерланды сказал, что Россия не должна радоваться? Он не рад что у нее будут друзья? — Взволновано спросил Италия, смотря на то, как девушка вступает в шутливую перепалку с Холлом.  — Понимаешь Феличиано… — Спас растерявшегося Людвига Китай. — С Россией все трудно, с ней очень просто подружиться, но трудно удержать такие отношения, ару…  — А почему? — Но на этот вопрос уже никто не обратил внимание, Германия заметив, что Холл и Анна уже прекратили дурачиться и направились в сторону верфи, немедленно последовал за ними, а остальные страны следуя его примеру недружным строем двинулись за парой Верфь представляла собой прекрасное по мнению девушки зрелище, — повсюду была вода и корабли. За каждым углом приезжему бросались в глаза паруса и мачты. Район порта выглядел, как лес мачт и рей. Всем странам, пробиравшимся вдоль каналов, приходилось переступать через бухты канатов, причальные кольца, бревна, бочки, якоря, даже пушки. Весь город напоминал верфь. А сам порт переполняли суда всех размеров — маленькие рыбачьи лодки под косыми парусами, большие трехмачтовые суда семидесяти-восьмидесятипушечные линейные корабли. Все они были построены на характерный голландский манер: с закругленными, приподнятыми носами, широким корпусом и плоским дном, Россия даже сравнила эти суда с голландскими деревянными башмаками. Стояли там и элегантные парадные яхты, с выпуклыми голландскими носами и большими нарядными каютами в задней части, с окнами в свинцовом переплете, обращенными на корму. Здесь рядами росли крупные, круглые, выпуклые корпуса кораблей — кили, шпангоуты, обшивка, палуба за палубой. Поблизости ремонтировали вернувшиеся из далеких плаваний суда-ветераны: сначала с них снимали оснастку и мачты, а потом корабль выволакивали на мелководье и переворачивали набок. Так они и лежали, словно выброшенные на берег киты, пока по ним сновали плотники и другие рабочие, отдирая от днища толстый ковер морских растений, заменяя прогнившую обшивку и заливая швы свежей смолой.  — Твой правитель очень доволен, он постоянно проводит время на верфях, в свободное время бродит пешком по городу, а в базарные дни отправляется на огромный рынок под открытым небом, Баттермаркет, где прямо посреди площади или в аркадах лежат груды всевозможных товаров, его вообще оторвать от них тогда невозможно…  — Ему все любопытно, — отозвалась Россия. — Он не особо любит когда его обхаживают, — говорит: «Больно надо, руки-ноги целы, сам дойду, не дите малое…». Помню вечером на парадном официальном приеме, который давали в честь посольства, рассказали ему, какое решение приняли директора, и знаешь, он в такой восторг пришел, едва усидел до конца пира, так ему не терпелось приняться за работу. Он никогда не любил сидеть за документами или целыми днями быть в кабинете, но разгневать его легко.  — Мне ли ты говоришь, — усмехнулся Холл. — Он как-то раз узнал, что два посольских дворянина неодобрительно отзывались о его поведении — дескать, царю следовало бы поменьше выставлять себя на посмешище, а побольше держаться соответственно своему сану, и это так взбесило, что он приказал забить их в железа в ожидании казни. Вмешался Витсен*: просил Петра помнить, что он находится в Голландии, где никого нельзя казнить без приговора голландского суда, а предложил освободить провинившихся. Согласился, а в результате оба очутились в ссылке в отдаленнейших голландских колониях: один в Батавии, а другой в Суринаме.  — Мне одному интересно как он мог одновременно жить и плотничать в Нидерландах и править Россией? — спросил шепотом Франциск.  — Может ездил иногда? — неуверенно сказал Китай. — Или присылали все важные указы и документы к нему мол например: Как ведут себя стрельцы? Как продвигается сооружение двух крепостей под Азовом? Как обстоят дела с портом и укреплениями в Таганроге? Что творится в Польше и т.д… Что? — Яо посмотрел на европейцев. — Мне Анна рассказывала.  — Много чего она вам рассказывала Китай-сан… — недоверчиво покачал головой Япония, но спорить не стал, ссориться в такой ситуации не очень-то и хотелось.  — Идем, я покажу тебе почему мой город называется «Городом на воде» — произнес Холл и только после этого страны соизволили обратить свое внимание на них. В глазах России страны видели нескрываемое любопытство, видимо ей не терпелось прогуляться по этому знаменитому и самому крупному порту Европы.  — Вот значит как выглядел Амстердам в те времена, — Хонда был крайне удивлён, остальные лишь кивнули, мыслях солидарные с ним. Построенный при впадении рек Амстел и Эй, в залив Зейдер-Зее, город действительно рос прямо на воде. Чтобы создать для него опору, в болотистую почву забили сваи, и вода текла по городу концентрическими кругами каналов, которых было около пяти штук. Каждый канал делился на две-три части каналами поменьше, так что, в сущности, весь город был на плаву — архипелаг из семидесяти островов, соединенных между собой пятью сотнями круто выгнутых мостов, под которыми могли проплывать суда и баржи. Городские стены тянулись по внутреннему берегу внешнего канала, который одновременно служил естественным рвом. Стены были укреплены мощными круглыми сторожевыми башнями, которые практичные голландцы, по своему обыкновению, приспособили еще под одно дело. На вершинах башен они устроили ветряные мельницы, и их крылья, вращаясь, приводили в действие насосы, непрерывно откачивающие воду с крохотных клочков осушенной земли. Перед дозорным, стоявшим на городских укреплениях, во все стороны простиралась плоская сырая равнина, усеянная большими и маленькими ветряными мельницами, которые без устали пытались, образно говоря, выкачать море. Здания в этом городе свидетельствовали о его богатстве. Из порта Амстердам казался городом краснокирпичных церковных башен, симметричных и целесообразных, с округлыми формами, характерными для голландских построек. Голландцы видимо гордились своей ратушей и считали это сооружение, опиравшееся на 13 659 свай, восьмым чудом света. Город был полон пивоваренных и сахарных заводов, табачных складов, хранилищ для кофе и пряностей, пекарен, боен, чугунолитейных предприятий — все имело свой облик и свой запах, а вместе они создавали картину необычайно богатую и разнообразную. Но красноречивее всего о богатстве Амстердама говорили солидные дома, выстроенные вдоль каналов преуспевающими купцами. Эти дома, немного отодвинутые от берегов, осененные вязами и липами, остаются лучшим украшением современной столицы Нидерландов. Очень узкие (величина налога с домовладельцев зависела от ширины фасада), они тянулись ввысь на четыре-пять этажей и заканчивались изящным, островерхим фронтоном. С конька обычно выступала над улицей балка, которую использовали, чтобы при помощи системы блоков поднимать громоздкую мебель и другие предметы с улицы в дом прямо через окна верхних этажей, так как лестницы были для этого слишком узки. Глядя из высоких окон вниз на улицу, хозяин мог видеть деревья, нарядные фонари и затененную зыбкую воду каналов. Россия явно не могла устоять на месте перед этим великолепием. Она все хотела увидеть собственными глазами. Они посещали фабрики, лесопилки, прядильные и бумажные мануфактуры, мастерские, но чаще всего ее интересовали музеи и ботанические сады. Везде она спрашивала: «А это для чего? А это как устроено?» И, выслушав объяснения, терпеливого Голландии кивала, и в то же время с детским любопытством спрашивала: «Да ну, правда что ли? А что еще есть?».  — Ей все и везде надо, от царя что ли переняла эту черту? — спросил Франциск, наблюдая за тем как Анна с улыбкой осматривает очередной сад и расспрашивает Холла о растущих рядом с ней тюльпанах кроваво-красного цвета.  — Лучше бы поумерила свое любопытство, — Англия смотрел с нескрываемым неудовольствием на смеющуюся над очередной шуточкой Нидерландов, северную страну. Она что, не во что не воспринимает Европу?! Кем она себя вообще возомнила?!  — Холл, а что это за цветы? — Вдруг спросила Россия, во все глаза рассматривая большие золотистые цветы с бархатистыми лепестками и крупными мясистыми листьями.  — Это подсолнухи, — Холл даже невольно улыбнулся, наблюдая, как Аня, словно дитя засмеялась от радости, глядя на эти солнечные цветы. — Тебе нравятся?  — Очень, — Россия ласково погладила цветок по золотистой головке и мечтательно подняла глаза. — Они мне очень напоминают о тепле и о доме. Как бы я хотела, чтобы у меня было целое поле этих цветов и я бы каждой стране подарила бы по подсолнуху, чтобы больше не было войн…  — Вее, Россия такая добрая. — Растрогался Феличиано. Ведь мысли итальянца были схожи с ее, были такими же бескорыстными и чистыми — он так же хотел жить без конфликтов и распрей, да об Ане он никогда не говорил Империя зла, наоборот, знал какая она на самом деле прекрасная страна.  — Больно мне сдались эти дурацкие цветы, не территории же, — нахмурился Альфред. — Да и подсолнухи эти, только на корм скоту и годятся.  — Не будь так категоричен mon ami, — заявил Франция. — Любые цветы — это всегда проявление чувств. Россия хочет подружиться, она верит в то, что ее примут, в то что она страна, которая уже готова следовать за европейским прогрессом.  — Ну да, ну да, мне ее император все уши прожужжал с табачной торговлей, мол, везите ее в Россию, будем наших людей приучать к нему, — фыркнул Англия, вспоминая приезд Анны в Лондон. Господи, как тогда она его достала своими бесконечными вопросами, да еще и плюс ко всему, Россия обняла его напоследок, когда уезжала. У нее никаких манер, а еще хочет в Европе место найти… Откровенная дикарка!  — Ну это можно устроить, — Холл чуть улыбнувшись, на глазах шокированных стран взял девушку за руку и повел прочь из ботанического сада. — Отсюда недалеко, но если хочешь можно…  — Не надо, — отозвалась Аня. — Я не насмотрелась на город, да и к тому же, я не люблю ездить в этих душных коробках, предпочитаю верхом. Мужчина лишь кивнул, и страны двинулись вперед по роскошным улицам Амстердама. Россия приветливо улыбалась мимо проходящим гражданам, внимательно наблюдала за тем как ведут себя голландцы и иногда щурилась, когда солнечные лучи случайно отбрасывали золотистые блики на круглое миловидное личико девушки.  — Все-таки, Россия была до войны такой… — Франция тяжело вздохнул, вспоминая как в первую же встречу Брагинская очаровала его не столько своей красотой, сколько своим гостеприимством и приветливым, легким характером. Как знающий толк в женщинах, Бонфуа сразу же увидел в Анне добрую и даже очень милую девушку, и ведь как тогда они хорошо вместе проводили время: он учил Россию западным танцам, музыке, а она в свою очередь читала ему вслух стихи, заучивая их наизусть или рассказывала сказки, которые очень любил ее народ. Франциск вновь тяжело вздохнул: Чертова война! У истории нет «если» и нет такого, что «было бы» или «бы» — есть только то, что было и этих ошибок никогда не исправить.  — Франция…— Голос немца звучал как-то глухо, до француза долетало лишь эхо — по крайней мере так ему казалось. Подняв невидящий взгляд на Людвига, Франциск лишь прошептал:  — Скажи мне, Германия, что было, если не было бы этих войн? Удивлённо расширив глаза, Людвиг непонимающе перевел взгляд с Франциска на смеющуюся Россию, счастливую, по-детски наивную, молодую страну, которой кажется для счастья нужно лишь поле золотых цветов и чтобы каждый день на небе сияло солнце. Германия ничего так и не сказал, но француз лишь слегка улыбнулся — он-то знал, какой пожар чувств бушует на сердце Байльшмидта-младшего, он тоже чувствует вину перед Анной, он ведь тоже хотел забыть эту боль, которую принесла ему и России Вторая мировая война, очень хотел забыть.  — Холл, куда мы все-таки идем? — Веселый голос России отвлек обоих мужчин от тяжелых мыслей.  — Сейчас увидишь, это будет один из моих подарков для тебя, — Нидерланды подошел к неподалеку стоящему человеку и принялся что-то объяснять ему и втолковывать на своем родном. Тот лишь улыбнулся и кивнув приветливо девушке, указал рукой в правую сторону. Холл подал руку Ане и осторожно закрыл ей глаза. — Подожди, хочу чтобы ты не видела это заранее. Давай руку, сейчас ты увидишь то, зачем мы здесь.  — Она такая доверчивая, — тихо произнес Япония. — Никогда не думал, что Россия-тян была такой…  — Увы, наша Россия, больше не та милая, девочка, — погрустнел Бонфуа. — Как же я скучаю по тому времени.  — Ты что не видишь, она же прикидывается перед Холлом! — Закричал Америка. — Сначала она у него подсолнухи забрала, а потом и флот?! А территории она у него не отобрала?!  — Америка, ты можешь хоть раз не обвинять Россию в том, чего она не делала. — устало вздохнул Германия.  — Вот именно mon ami, Анна приехала учиться к Голландии, а вот флот она сама разрабатывать будет, между прочим после победы над Швецией, Черноморский флот будет признан одним из самых сильных, наравне с Британским…  — Помолчи хоть раз лягушатник! Ты-то куда лезешь?! — Рявкнул Англия, которого порядком уже достал француз, с его постоянным внедрением в разговоры, в которые он явно, по мнению англосаксов, не должен был лезть.  — А ты меня не затыкай, чаефил!  — Ах ты, винохлёб треклятый! В общем, дело снова едва не дошло до драки, если бы не вмешалась Германия и не растащила этих вечных врагов по разные стороны, добавляя от себя нелестные комментарии об обоих спорщиках.  — И если вы еще раз… — Открой глаза, Россия — произнес Холл, и в тот же момент девушка восторженно ахнула: всю землю вокруг выстилало роскошное покрывало золотых подсолнухов, таких теплых и ярких, словно самое настоящее солнце.  — Холл это правда…мне? — прошептала тихо Аня. Получив кивок, девушка опустилась на колени перед ближайшим, особенно крупным цветком и с улыбкой поцеловала его в душистую бархатистую серединку. — Спасибо… Это…сказка, — прошептала она, неизвестно кому.  — Вее, а почему Россия плачет? — вдруг спросил Италия. И правда, страны увидели, как по щекам девушки покатились прозрачные капельки. — Голландия, ее обидел?  — Нет что ты… — произнес ласково Франция. — Россия просто счастлива, счастлива потому что ей подарили эту сказку, ты же знаешь как она любит подсолнухи, а тут ведь ей целое поле дали, вот она и от счастья…  — Россия умеет плакать?! Она же притворяется! — Америка, явно очень удивился. — Разве она когда-нибудь плакала?!  — Плакала. Причем по-настоящему, мой дорогой Альфред, я сам видел…  — Ну да, а еще в России есть Париж, — фыркнул Англия. — Я за всю жизнь, пока знаю Брагинскую, не видел чтобы она плакала, даже если бы у нее были какие-нибудь страшные события!  — Вот именно! Разве у нее есть сердце?! — Буквально вскричал Америка. — И тем более, раз я этого не видел значит она симулирует!  — Все умеют плакать, и она в том числе, — Людвигу эта тема очень не нравилась.  — Говоришь так, будто видел ее слезы, — отозвался насмешливо Америка, но в тот же момент замолк, потому что внезапно взгляд Байльшмидта словно пронзил его насквозь и было в этом взгляде то, что невольно заставило его заткнуться. — Германия… — неуверенно произнес тот.  — Скажу тебе лишь одно, я не только видел ее слезы, но и был причиной ее слез. Вопросов больше нет? — Альфред едва кивнув тут же отошел от Людвига — такого холода в голосе немца он не слышал со времен Второй Мировой войны. А между тем, вокруг наших героев снова сгустилась кромешная тьма, засасывая их в следующее воспоминание.