Часть первая
— Вызываю «Бегущую по волнам», приём. Вызываю «Бегущую по волнам», приём, — ожил динамик в рубке. Задремавший было Макс встрепенулся. Они вернули чёрный ящик и Виктора, что ещё нужно? Григорьев потянулся к рации. Оставалось надеяться, что Герман не спит. — Герман, это Макс, приём, — парень с тревогой смотрел на рацию. Ну не может же он дрыхнуть в такое время! Но ответил Ворожцов удивительно быстро: — Да, Макс, слушаю, — Григорьев даже дёрнулся. Два часа ночи, а Герман не спит. Но Макс отметил для себя, что голос у того усталый. — Герман, нас вызывают с подлодки. Можешь подняться в рубку? — Григорьев крайне на это надеялся. — Ну так ответь им! — в голосе у мужчины прорезалась непонятная злость. — Или тебя учить, как это делается? — Я просто хочу перестраховаться. Просто, — кого Макс пытается обмануть? Руки дрожат и нос холодный. — Можешь подойти? Молчание в эфире. — Что им опять нужно? — Макс резко обернулся. Герман собственной персоной. — Как ты так быстро поднялся сюда? — вытаращил глаза Григорьев. — Я был в библиотеке, — отмахнулся мужчина. — Что им опять нужно? — повторил вопрос он. — В два часа ночи в библиотеке? — продолжал допытываться Макс. — Книга была интересная, — пожал плечами Ворожцов. А Макс перестал задавать вопросы. Герман явно соврал ему, а значит, правда слишком серьёзна. «Надо будет потом как-нибудь спросить» — пронеслось в голове у парня. — Я не знаю, что они хотят, — наконец ответил Григорьев. — Ещё не отвечал. — Тогда какого дьявола ты ещё стоишь? — Ворожцов в бешенстве смотрел на него, — вызвать меня в два часа ночи, чтобы только начать переговоры? Принимай вызов быстрее, что стоишь? — прикрикнул Герман. Макс наконец повернулся к динамику: — «Бегущая по волнам» слушает, — сказал он. — О, какие люди! Сам Макс! Ну что, желание убить меня уже пропало? — Элеоноре явно было весело. — Что вам нужно? — парень с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться и не вступать в перебранку с девушкой. — О, можно подумать вы не в курсе? — язвила Элеонора. — Вы же у нас гении обманных ходов и подмен ящиков! Макс чувствовал — сейчас сорвётся. И тогда переговорам конец. В них просто выпустят ракету с подлодки. Стоп. — Каких подмен? — изумился Макс. — Мы отдали вам ящик в том состоянии, в каком достали два месяца назад! — А-а-а, так ты не в курсе! — словно обрадовалась Элеонора. — Ты не знаешь, что… Связь неожиданно прервалась, в микрофоне что-то зашипело. Макс удивлённо повернулся и увидел, что Герман выключил динамик. — Так, всё. Макс, выйди, — Герман склонился над приборами. — Зачем? — не понимал парень. — Я — помощник капитана, я должен знать, о чём вы договоритесь, чтобы… — Чтобы рассказать капитану? — повернулся к нему Герман, — ему сейчас всё равно, он под обезболивающими. Ближайшие несколько суток Ксения не выпустит его из санчасти. А ночью ты к нему не попадёшь, наш прекрасный доктор этого не допустит. Даже не надейся. — Но я… — Григорьев запнулся. — От этого зависят наши жизни! С ящиком что-то не так! — Я тебе сам всё расскажу. Но потом. А сейчас просто выйди, — Ворожцов устало протёр глаза. Что стоит этому сопляку просто постоять за дверью. «Не уйдёт — за шиворот выставлю» решил Герман. Но дверь мягко открылась и вернулась в прежнее положение. Макс ушёл. Вниз, в кают-компанию. Хватило всё-таки совести не подслушивать, Герман не слишком хорошо думал о качествах Григорьева. Но теперь можно и переговоры начинать. Хотя нет, ещё нельзя. Герман достал из кармана маленький костяной шарик, весь в длинных иглах из непонятного материала. И с силой сжал странное приспособление в ладони. Иглы ломались прямо в кулаке, пробивая кожу, по пальцам на пол побежали струйки крови. Наконец с хрустом сломался сам шарик, треснув прямо пополам. Герман слегка разжал руку, поморщившись от боли. Обе половинки шарика были в крови. В его крови. Плата за право не быть подслушанным. Шарик был редким артефактом, который Герман нашёл во время одного из заданий ISPA в Праге. Магическим артефактом, который использовать можно было только в самом крайнем случае. Но переговоры, от которых зависят жизни всего экипажа, пожалуй, являются таким случаем. — Это «Бегущая по волнам», приём, — проговорил Герман в динамик. — Герман? — снова раздался голос Элеоноры. Ну конечно, кого же ещё. — Удивлена, удивлена, — скучающе сказала она. — Я думала, что переговоры должен вести капитан, или этот его помощник… — Можешь считать, что я за них, — сухо бросил Ворожцов. — Но оставь эти церемонии. Давай сразу по существу — что вам нужно? — Ой, какие мы деловые! — совсем неожиданно съязвила Элеонора, однако тон сменила. — Но я думала, что вы и так знаете, что нам нужно. Или вы думали, что подсунув нам бесполезный чёрный ящик, сможете безнаказанно уйти? Нам нужна флеш-карта с записью. — А я думаю, что вы обойдётесь, — резко сказал Герман. — Вы и сами в состоянии найти остров, с вашей-то аппаратурой. — Да неужели? — в голосе у девушки появились грозные нотки. — А не забыл ли ты, Герман, что ты должен нам помогать? Оказывать активное содействие. Иначе мы вынуждены будем применить прописанные в твоём договоре санкции. Герман сжал кулаки в бессильной ярости. Санкции — это убийство его дочери. Ладно, посмотрим, кто ещё что применит! — Я помню условия договора, — сказал мужчина. — Только я отлично понимаю, что когда вы получите запись, то со спокойной душой убьёте всех нас. А потом и мою дочь, я прав? — Элеонора молчала. — Видимо, прав. Поэтому флеш-карту вы не получите. Элеонора на подводной лодке даже опешила от такого заявления. Герман, конечно, прав, — экипаж будет ликвидирован, как только координаты острова будут установлены. Но Ворожцов явно ведёт какую-то игру, вот только девушка пока не поняла, какую. Ну ладно, если он думает, что сможет её перехитрить, то пусть так и будет. Найдутся люди и хитрее и умнее. — Я свяжусь с вами позже, — сухо сказала Элеонора и отключила динамик. — Что она сказала? — допытывался Макс. — О чём вы разговаривали? Что им нужно? Это из-за ящика, да? Да в чём дело-то?! Герман долго молчал. — Она свяжется с нами позже, — неожиданно сказал он. И вышел из рубки, оставив Макса в полнейшем недоумении. — Так значит, Герман решил нас провести… — задумчиво сказал Александр Рутковский. Он и Элеонора сейчас были в его кабинете на подводной лодке. Огромная каюта, делавшаяся под конференц-зал. Обстановка была достаточно аскетична — два длинных стола, один Александра, а другой для участников совещаний. Маленький холодильник с бутылками минеральной воды — если мероприятие секретного характера затягивалось, то участники сами брали бутылки. И два шкафообразных телохранителя за плечами руководителя проекта. — Ну что ж, я всегда знал, что когда-нибудь он так поступит. А за предательство надо наказывать… — По обычной схеме? — сразу поинтересовалась Элеонора. По обычной — это либо пуля в голову, если Рутковский был в подходящем настроении, либо пару выстрелов в живот, и человека оставляли умирать от болевого шока и кровопотери. — Нет, Элечка, пока нет, — покачал головой Александр. Только он обращался к ней так — Элечка. Так девушку называл только горячо любимый отец, погибший в девяностых в одной из перестрелок за передел власти между «законниками». Александр симпатизировал Элеоноре в большей степени, чем своей дочери, которая ожиданий отца совсем не оправдывала. Все мысли только о модных шмотках и косметики. Да ещё и эта фотосессия перед готовящейся экспедицией. Вполне естественно, что он, как хороший отец, внёс дочь в список курсантов, дабы слегка вправить ей мозги и вытрясти эту дурь. А что, кроме как двух месяцев в открытом море, может этому поспособствовать? — Пока не по схеме. Герман, к сожалению, нам ещё нужен. Очень нужен. Поэтому позови-ка ко мне наших химиков и пару врачей, — попросил Рутковский Элеонору. Та кивнула и вышла. А Александр смотрел ей вслед. Много бы он отдал, чтобы иметь такую дочь, как эта девушка…***
Кто-то страшный, кто-то злой Что-то мутит за спиной.
Внезапно почувствовав на себе взгляд, Герман обернулся. К нему плыл Макс, сжимая в руке что-то, похожее на длинную пластину. Ворожцов решил плыть ему навстречу — вдруг эта находка важна? — Григорьев, что случилось? Что ты здесь нашёл? — поинтересовался Герман, подплывая всё ближе, но сын старпома не отвечал, а только упорно плыл к мужчине. Ворожцов начал грести быстрее, на случай, если этот мальчишка ранен. Тогда ему уж точно несдобровать, если он не окажет Максу помощь, капитан точно на пару суток в карцер посадит. Герман в три мощных гребка доплыл до напарника. — Макс, ты почему не отвечаешь по рации? — накинулся на него Ворожцов. — Она вообще-то для связи! — но парень молчал. Герман случайно взглянул в его глаза. Мужчину передёрнуло. Ничего не выражающий, отрешённый взгляд, пустые глаза. Григорьев вдруг резко, почти неуловимо взмахнул рукой. Плечо Герману как обожгло. В руке у Макса был нож! Длинный, с зазубренным лезвием и толстой рукоятью. Ворожцов отшатнулся назад, хотя вода здорово гасила всю скорость движений, ему удалось отплыть от Григорьева на несколько десятков сантиметров. Это и спасло Германа от вновь замахнувшегося ножом Макса. Лезвие лишь полоснуло его от шеи к ключице, хотя Григорьев явно метил Ворожцову в грудь. Герман сквозь мутную пелену в глазах увидел, что вода окрасилась в рубиновый цвет. Нужно было плыть к лодке. Ворожцов сильно оттолкнулся от дна и поплыл вверх, кожей чувствуя, что Макс плывёт за ним. Только двигался парень как-то скованно, словно десятки невидимых цепей приковывали его ко дну, а Герман мог только порадоваться этому — правая рука его совсем не слушалась. И только когда мужчина почти доплыл до лодки, его осенило — у этого щенка сейчас закончится кислород! Нужно было плыть обратно. Герман выругался сквозь зубы. А не бросить ли мальчишку на дне? А на корабле сказать, что тот сошёл с ума и набросился с ножом. И даже серьёзно поранил! Нет, нельзя. Капитан и Алёна не поверят. Ракита — тоже. Надо возвращаться. Герман развернулся в воде и, стараясь не шевелить правой рукой, поплыл к Григорьеву. Тот проплыл от силы несколько метров от дна, а теперь беспомощно двигал руками, чтобы не утонуть. Его действительно держало что-то незримое. Но Герман не торопился подплывать к нему, пока этот психопат держал в руке нож. — Эй, там, на дне, — Ворожцов решил попробовать связаться с Григорьевым, надеясь, что его помутнение рассудка уже прошло. — Макс, ты живой? Герман и не надеялся услышать что-то в ответ, как вдруг в рации что-то зашелестело: — Герман, помоги мне. У меня почти кончился кислород… — голос у Григорьева был очень слабым, хриплым, как будто парень кричал несколько суток подряд. — Брось нож, тогда помогу, — Герману не очень-то хотелось жертвовать собой ради сопливого пацана. — Сейчас брошу. Ты только… — Макс хотел ещё что-то сказать, но в рации внезапно возникли помехи. — Макс, что с тобой? — Герман забеспокоился. — Сколько у тебя кислорода? Ты… Макс снова заговорил. Нет, не Макс. Это был не его голос: — Макс, убей его, — чёткий, размеренный голос, — убей его, — и всё стихло. Парень совсем обмяк в воде, видимо, потеряв сознание. Герман снова выругался и торопливо подплыл к нему. Подхватил под руку и потянул Макса вверх. Но кислород заканчивался и у Ворожцова. До поверхности оставалось метров пять, а Герман чувствовал — не доплывёт. Хоть с Григорьевым, хоть без него. Когда мужчина был уже готов сдаться, перед глазами у него вспыхнул образ маленькой светловолосой девочки, которую убьют, если её отец не выполнит задание. И Герман, собрав оставшиеся силы, снова поплыл наверх. Пять метров, четыре метра, нет уже три. Два, один, и Ворожцов вытолкнул неподвижное тело Макса из воды. Вынырнул сам. С трудом ухватился за край лодки, подтянулся — из раны на плече весело побежал ещё один ручеёк крови — и залез в лодку. Сбросил кислородные баллоны и, перегнувшись через борт, втащил Григорьева на моторку. Глаза у парня были открыты, дышал он сам — ему хватило кислорода, чтобы не потерять сознание. Герман снял с него всё обмундирование и оставил приходить в себя — нянь здесь нет, справляться со своим организмом надо самому. Аптечка нашлась под лавкой. Повязки на собственное плечо Герман накладывал прямо поверх водолазного костюма, но они очень быстро намокали от крови — рана была глубокая. — Надо жгут наложить, — оклемавшийся Макс смотрел на его тщетные попытки остановить кровь, — давай помогу, — и потянулся к аптечке, но Ворожцов остановил его. Парню показалось, что мужчина его сейчас ударит. — Сначала ты бьёшь меня ножом, а потом помогаешь с перевязкой? — голос у Германа был холоднее льда. «Лучше бы ударил, честное слово» — пронеслось в голове у Макса, но он промолчал, только убрал руку. Герман потянулся за жгутом. Внезапно у него заложило уши, перед глазами замелькали чёрные точки. Ворожцов почувствовал сильный удар в грудь, его встряхнуло, и он повалился на дно лодки. Как будто сквозь вату стали пробиваться звуки. «Пульса нет, дыхания нет. Продолжаем реанимацию» «Уберите руки, товарищ капитан. Разряд!» Германа снова встряхнуло. Болезненно ныли рёбра. «Ксения, пульса нет! Давайте ещё раз!» Снова удар. И на этот раз Герман почувствовал, услышал биение собственного сердца. Перед глазами начало проясняться. Над головой было небо. Синее-синее, так рисовала его дочь. — Герман? Ты меня слышишь? — сбоку от мужчины сидела Ксения. Её било мелкой дрожью, пальцы у неё тряслись. Ворожцов хотел повернуться к ней, или хотя бы повернуть голову, но шею будто обожгло. Он застонал от сильной боли. — Тихо, тихо, — Ксения вернула его в прежнее положение. — Рано тебе головой двигать, — Герман хотел спросить у неё, что случилось, но это тоже было больно. — Товарищ капитан, передайте мне другую аптечку, — Данилова повернулась к кому-то за пределами поля зрения Германа. А Ворожцов неожиданно осознал, что он не чувствует правой руки, а левая почему-то заведена куда-то за голову и странно согнута. Ксения вновь наклонилась над ним. Что-то щёлкнуло, и левая конечность вернулась в обычное положение, а Ксения бросила окровавленный бинт на дно лодки. — Тебе пришлось жгут через руку накладывать, — объяснила она, поймав удивлённый взгляд Германа. — Чтобы кровотечение остановить. У тебя рана на шее глубокая, — и куда-то отошла. Чей-то голос, видимо, капитана, отдал команду включать мотор и плыть к кораблю. Так они всё ещё в море? Так значит, ему всё привиделось, а точнее мозг, оставшись без кислорода, видимо решил придумать свою версию развития событий. Лодку хорошо встряхнуло. Герман до боли закусил губу, чтобы не застонать, но не получилось. Его словно накрыло волной боли. Всё вокруг резко побелело, все краски мира померкли. Ворожцов потерял сознание.***
— Я был словно без сознания, — понурившийся Макс стоял перед капитаном и старпомом, словно перед Святой Инквизицией и его собирались сжигать на костре. — Я себя не осознавал. — Значит, ты не понимал, что ты делаешь, так? — капитан внезапно посмотрел прямо в глаза парню. — И не понимал, на кого ты нападаешь? — Товарищ капитан, вы что, мне не верите? — Макс резко вскинул голову. — Понимаешь, Максим, — капитан на секунду задумался. — Я бы и рад тебе верить, но… — Что «но», товарищ капитан? Я никогда бы не напал на человека с нашего корабля! — начал обороняться Макс. — Макс, учитывая то, как вы с Германом друг к другу относитесь, такое вполне могло бы произойти. Все эти ваши драки и стычки, они и вели к этому. — Меня только одно интересует, — вступил в разговор Ракита. — Где он взял этот чёртов нож, а, Витя? У нас на корабле таких ножей, а тем более охотничьих, сроду не найдёшь! — Действительно! Макс, откуда у тебя этот нож? — Громов пристально взглянул на Григорьева. — Я же говорю, товарищ капитан, я ничего не помню! — Макс уже не знал, как достучаться до капитана. — Совсем ничего! — Сынок, а что ты вообще помнишь из сегодняшнего дня? — Ракита тяжело сел рядом с сыном. — Можешь вспомнить всё, до того момента, как ты «выключился»? Всё это Макс как раз-то помнил…Два часа назад
С утра на корабле был переполох. Ещё бы, ведь корабль стоял над какими-то непонятными сооружениями, затопленными в результате конца света. Их архитектура подозрительно напоминала древние башни Майя, только сильно разрушенные. Капитан тогда долго не мог решить — отдавать приказ о погружении, чтобы обследовать их, или быстрее уплывать от этих башен. После долгих раздумий он выбрал второе. Через тридцать секунд после принятия Громовым решения Макса вызвали в рубку. Конечно, парень уже знал о таинственных постройках. Войдя туда, Макс увидел капитана и Германа, склонившихся над какими-то картами. — Вызывали, товарищ капитан? — громко сказал Григорьев. Даже рявкнул — парню совсем не хотелось погружаться вместе с Ворожцовым, хотя задним умом он понимал, что больше-то и не с кем. — Да, Макс вызывал, — повернулся к нему капитан. — Значит так… Громов быстро обрисовал всю ситуацию — башни нужно обследовать, но очень осторожно; внутрь заплывать запрещается, даже если есть вход. Через десять минут моторная лодка была готова, а Макс с Германом слушали последние наставления капитана: — Погружаться будете вдвоём, — наконец сказал капитан, — я считаю, что в одиночку слишком опасно. — Погружаться с ним, — негромко сказал Макс в сторону, так, чтобы не услышал Виктор. — Ещё опасней. Естественно, он имел в виду Германа. Тот явно услышал, но решил промолчать, ограничившись ледяным взглядом в сторону парня. На моторке они отплыли от корабля где-то на полмили, чтобы оказаться над самой большой башней. Герман молча надел маску, кислородные баллоны и с кувырком нырнул. Макс торопливо надел очки, в последний раз проверил крепления и тоже погрузился в воду. Башни оказались просто гигантскими, размером с хорошее девятиэтажное здание, сплошь покрытые водорослями и морскими «желудями». Макс хотел подплыть к ним ближе, но увидел, что Герман поплыл куда-то на глубину. Григорьев испытывал острое желание остаться поближе к поверхности, но в одиночестве парень начал ощущать смутное беспокойство, крайне быстро переросшее в настоящий страх. Григорьеву начало казаться, что кто-то за ним наблюдает. Макс чертыхнулся и поплыл вслед за напарником. Ворожцова он нагнал почти у основания башен. Тот осматривал вторую башню, почти полностью разрушенную. Макс тронул его за плечо и указал на первую, но Герман отмахнулся от него и поплыл дальше. Григорьев назло мужчине не стал его догонять, а направился к каким-то обломкам, лежащим в гуще полипов. Когда парень доплыл до них, то краем глаза увидел мелькнувшую на небольшом расстоянии от него тень. Что-то мягко коснулось плеча, а потом словно укололо. Парень ощутил странную лёгкость. Всё тело было как шарик, заполненный гелием. Сознание пробкой выстрелило из темечка, и Макс перестал что-либо ощущать. Капитан молча выслушал рассказ парня и лишь сейчас заговорил: — Хорошо, Макс, я всё понял, — Громов встал из-за стола. — Пойду, схожу к Ксении, узнаю, что там и как. — Иди-иди, Витя, — старпом наоборот подсел ближе к сыну. — А мы пока тут поговорим. Виктор вышел из рубки. Хлопнула дверь. Макс каким-то умоляющим взглядом посмотрел на Ракиту: — Бать, ты ведь знаешь, что я бы этого не сделал. Я никогда бы никого не убил. Юрий просто крепко обнял Макса и только через несколько минут сказал: — Знаю, сынок, знаю, — проговорил он неожиданно севшим голосом. — Но ты такую кашу заварил, что долго теперь будем расхлёбывать. Никто ведь не знает, что произошло там, на дне. — Но мы ведь можем узнать, — неожиданная мысль пришла к Григорьеву, — можем спросить у Германа, что он видел! — Нет, не можем, — в рубку вернулся капитан. — Он без сознания, состояние тяжёлое. — Он стабилен? — встрепенулся Макс. Громов покачал головой: — Раны серьёзные, Герман потерял много крови, в себя до сих пор не приходил. Поэтому ни о какой стабильности не может быть и речи. Макс почувствовал, что внутри у него всё сжалось. Если Ворожцов умрёт, то Григорьева опять ждёт морской суд. А там его уже ничто не спасёт. Рома сможет доказать его вину. Как в прошлый раз. — Могу я сходить в санчасть, — обратился парень к капитану. — Иди, конечно. Только что ты сделаешь… — Громов внезапно замолчал. В санчасти было необычайно тихо, свет был приглушён. Ксения с заплаканным лицом сидела возле Германа, подключенного к сразу нескольким аппаратам. Бинты шли у мужчины через плечо и грудь, на шее была плотная повязка из гемостатической губки, закреплённой полосками пластыря, голова у него была сильно запрокинута и повёрнута вправо — видимо, Ксения постаралась, когда останавливала кровь и зашивала раны. Лицо Ворожцова по цвету не очень отличалось от белоснежной подушки, на которой он лежал. Глядя на это, Макс ощутил, что всё, что он хотел сказать, внезапно вылетело из головы. — Он выживет? — просто спросил парень. Ксения медленно повернулась к нему, посмотрев так, как будто видела Григорьева в первый раз. Воцарилось молчание, длившееся долгие минуты. — Я не знаю, Макс, я не знаю, — внезапно зарыдала Данилова. — На нашем корабле даже нет столько лекарств, сколько необходимо! И аппаратуры тоже нет! А Герману, если снова начнётся кровотечение, будет нужно переливание крови! — Ксения замолчала также внезапно, как и начала говорить. — Но ты же понимаешь, Макс, — вдруг сказала она шёпотом. — Если он умрёт, то мы с тобой не сможем помочь кораблю выполнить его миссию. По спине у Григорьева пробежал холодок. Об этом он и не задумывался. Герман действительно почти в одиночку тянул этот проект, хоть и не всегда следовал протоколу. А если он умрёт, то Макс и Ксения точно попадут в опалу у Рутковского. А это конец. Прошло три часа. Хотя может быть и больше, но Ксения всё не уходила, сидела в санчасти. Капитан предлагал ей попросить курсантов подменить её, но девушка отказалась. Не могла она оставить Германа без собственного присмотра в таком нестабильном состоянии. Собственно, и в стабильном Данилова бы его не оставила. Поэтому она продолжала сидеть на неудобном стуле, до боли в глазах всматриваясь в экраны аппаратов, как будто от этого Герману могло стать лучше. Хоть чуть-чуть. Хоть чтобы спал этот изнуряющий и доктора и Ворожцова жар. Но Ксения давно усвоила — так не бывает. Чудес не бывает. По крайней мере, от сидения на стуле. Но Данилова уже перепробовала все имеющиеся препараты. Теперь оставалось только ждать. Подумать только, а ведь когда-то Ксения многое бы отдала, лишь бы Германа не было на корабле, чтобы она рассказала всё капитану, не мучаясь от того, что нести этот груз приходится именно ей, и не боясь, что будет «полезна проекту в инвалидном кресле», как ей угрожал Герман. Сейчас девушка была готова молиться всем существующим богам, лишь бы он снова был рядом — здоровый, а не лежащий в санчасти, до жути напоминая мертвеца. Конечно, мужчина часто был с ней груб, но только благодаря этому Ксения держалась. Её всё ещё трясло от мысли, что если бы она не заставила капитана взять лодку и выйти в море, потому что в рации она услышала странные звуки, а потом и крик, то Герман был бы мёртв. Видимо, он успел всплыть, не осознавая ничего из-за болевого шока, а оказавшись на поверхности, потерял сознание. Данилова с содроганием вспоминала океанскую воду, окрасившуюся даже не в рубиновый, а в самый настоящий кровавый цвет. Следом всплыл Макс с дурными, осоловевшими глазами и окровавленным ножом в руке. Несколько матросов прыгнули в воду, чтобы задержать его, но парень даже не пытался вырваться из их рук, а только круглыми глазами смотрел на всё вокруг. Он был в таком шоке, что даже в лодку сам не смог залезть, а снаряжение с него снимал старпом. А ещё Ксения помнила, как она с ужасом поняла, что Герман не дышит. Во время реанимации девушка в какой-то момент потеряла всякую надежду, что Ворожцов выживет. Она уже хотела отложить дефибриллятор и записать время смерти, но старуха с косой видимо тоже решила, что сегодня ей не получится забрать мужчину, или же она просто перестала бороться, как хотела поступить Ксения. Вот только сейчас Данилова сомневалась, что поступила правильно. У Германа было совсем немного шансов выжить — буквально два из ста, а если к температуре присоединится инфекция, то уменьшится и это жалкое количество. Но сейчас она могла только ждать и надеяться, что подействуют сильные антибиотики***
Прошло двадцать пять часов после погружения
— Вы Макса не видели? — Алёна в тысячный раз обратилась с этим вопросом к встреченным ею курсантам и матросам. После погружения парень куда-то пропал, а Алёна в это время сидела с Валерией и не смогла встретить его на трапе для спуска в воду или хотя бы на капитанском мостике. Примерно через два часа — когда освободился Орлуша — Громова надеялась найти Макса в рубке, но там его не было. Точнее, там никого не было. Парень уже пропустил обед, ужин в каюте его не было. Громова решила, что он отдыхает и на время успокоилась. Но через пару часов после завтрака вновь заволновалась. А после продолжительных поисков к Алёне пришла шальная мысль, что Григорьев может быть у Ксении. После недолгих раздумий девушка всё же решила пойти в санчасть. И едва не сбила с ног отца, который оттуда выходил. Виктор осторожно придержал дверь рукой, чтоб не хлопнула, и повернулся к дочери. — Алёна, что ты здесь делаешь? — воззрился капитан на старшую дочь. — Ты же должна быть с Валерией? — С ней сейчас Орлуша, — Громова попыталась заглянуть в санчасть, чему способствовала неплотно закрывшаяся дверь. — Пап, ты Макса не видел? — Макса? — Виктор поймал взгляд дочери, устремлённый в недра санчасти, и закрыл дверь. — Дочь, я думаю, что лучше сейчас его не трогать. Дай ему отдохнуть хоть немного, прежде чем приставать со своими расспросами об этих башнях. — Почему? — Алёна уже начала паниковать. — Что-то случилось? Он ранен? Папа, не молчи! — взмолилась она. — Алёна, не волнуйся, с Максом всё хорошо, — капитан попытался приобнять дочь, но та вырвалась, раздражённо дёрнув головой. Ей нужны были не отцовские объятия, а правда, которой она безуспешно пыталась добиться, но не знала как. — Но что-то же случилось, да? Пап, на тебе лица нет! — Громова нервно заламывала руки. Последний раз у отца было такое лицо, когда он объявлял курсантам о конце света, а значит, произошло что-то очень плохое. — Да, дочь, случилось, — Виктор глубоко вздохнул. — Вот только не с Максом. Герман ранен. — Кто… Герман? — Алёна запнулась. — Но с Максом всё хорошо? — Да, просто замечательно, — Виктор здорово злился, что Алёну интересует только Макс. — Алёнка, что с тобой случилось? Если бы я раньше сказал, что с Германом что-то случилось, ты бы уже ломала дверь в санчасть, а сейчас тебя интересует только Макс. — Папа, ты же знаешь, мы давно расстались, — Громова-старшая в изумлении уставилась на отца, — так что вполне логично, что теперь он меня не интересует. — Не интересует — это одно дело, а другое — относиться к нему с таким равнодушием, после всего того, что между вами… было! — Виктор слегка запнулся на последних словах. — Ну и что? Я не люблю его и мне всё равно, что с ним! — Алёна почти сорвалась на крик. — Алёна, он при смерти! — Громов не выдержал первым и уже практически кричал. Ему до жути хотелось встряхнуть дочь, чтобы вытрясти у неё эту дурь из головы, — он может умереть! А твой Макс к этому косвенно причастен! — Макс… причастен? Что за бред? — Алёна перестала кричать, изумлённо смотря на отца. — Там, на дне, что-то у них произошло. Макс был как под гипнозом, — Виктор медленно начал успокаиваться. — И ранил Германа ножом. Герман потерял очень много крови. — Я не верю! Это враньё! — у Алёны это просто не укладывалось в голове. Как мог Макс — её Макс, такой добрый и весёлый — кого-то ранить? Даже под гипнозом? Этого просто не могло быть! Ведь её Макс не убийца! Он самый добрый, самый лучший парень на корабле, готовый на всё, ради неё, Алёны Громовой. — Алёнушка, я понимаю, ты в шоке, но постарайся это принять, как уже произошедшее, — мягко заговорил Громов. — Я не думаю, что… Но его прервала выскочившая из санчасти Ксения, глаза у которой были круглые, как у собаки из «Огнива», с чёрными синяками и припухшими от усталости веками, но светились от радости: — Товарищ капитан, он очнулся! — Данилова не обращала ни малейшего внимания на Алёну. — Похоже, что всё самое худшее позади, — девушка трижды постучала по деревянной обшивке корабля. — Ксения, вы совершили настоящее чудо! — капитан обнял доктора. — Что бы мы без вас делали? — Не я товарищ капитан, — Ксения отступила на шаг назад. — Герман оказался достаточно сильным, чтобы выжить даже при такой обширной кровопотере. — И всё же… — Виктор хотел продолжить, но резко замолчал. — Я могу с ним поговорить? — наконец спросил он. — Только если совсем немного. Он ещё очень слаб и пока под сильными обезболивающими. Только они очень плохо помогают, — Ксения выглядела встревожено. — Я уже и не знаю, что ему колоть, чтобы снять боль. — Тогда, может быть, не надо? — капитан тоже забеспокоился. — Дождёмся, пока ему станет чуть лучше? — Надо, товарищ капитан. Герман сам попросил. Так вы идёте? — Ксения скрылась за дверью, не дожидаясь решения Громова. — Сам? Ну, хорошо… — Виктор с глубоким вдохом зашёл в санчасть. Алёна аккуратно поймала дверь и оставила щель, чтобы всё видеть и слышать. Герман лежал на кушетке возле окна. Со всеми повязками и тянущимися к нему проводами аппаратов он выглядел совсем беззащитным и очень измученным. Лицо у него было бледное, но не такое, как несколько часов назад, когда он лежал без сознания с температурой. Под глазами были чёрные синяки. Левая рука на перевязи. Виктор нерешительно стоял у двери, боясь даже шагу ступить. Герман с явным трудом открыл глаза: — Товарищ капитан, вы так и будете стоять у входа? Вон стул стоит, — говорил он негромко, хрипло, словно последние десять часов кричал. — Да, да, конечно, — Громов как будто обрадовался, что ему наконец сказали, что делать. Он подтащил стул ближе, сел и только после этого заговорил: — Герман, я хочу спросить, что… — Я знаю, что вы хотите узнать, — оборвал его Ворожцов. — Макс не виноват в том, что произошло. Это не его вина. Его контролировали. Да не перебивайте вы меня! — Герман сипло раскашлялся — повышать голос было больно, — скорее всего, какое-то психотропное вещество. — Но их же не бывает, — в голосе у капитана послышались тщательно скрываемые нотки паники. — Иначе бы Элеонора с её командой давно бы уже нас захватили! И о таких разработках обязательно бы сообщили! Ксения бы знала! — Товарищ капитан, вы ведь не медик, да и Ксения биолог по специальности, — Герман криво ухмыльнулся, — откуда бы вам знать о таких препаратах? — Я знаю… уверен! Их не существует! Иначе бы нас уже не было на этом корабле!— капитан пытался не кричать, но на последних словах сорвался. — Их не существует! В конце — концов я старше вас и больше знаю! — тут уже голос дал петуха, а Виктор начал сознавать, что его последняя фраза и вовсе не была аргументом в его пользу. У капитана практически начиналась настоящая истерика. Психотропные препараты. Скорее всего так и было, другого объяснения произошедшему у Громова не было. И Герман слишком уверенно говорил об этом. А это конец. Если экипаж узнает, что люди с подлодки могут контролировать любого и каждого, заставляя убивать, то бунта точно не удастся избежать. Курсанты не смогут больше доверять друг другу, опасаясь, что их новые друзья на самом деле безвольные зомби, управляемые Рутковским. — То, что вы старше, ещё не делает вас умнее! Барак Обама был президентом Соединённых Штатов, но это не повышало его интеллектуальных способностей! — Герман рывком сел, наплевав на жгучую боль в шее и плече. Натужно запищал какой-то аппарат, к мужчине бросилась Ксения, но Ворожцов не обращал на неё внимания. Перед собой он видел только капитана, вроде же взрослого человека, который отчаянно пытался не верить в правду, в которую его ткнули носом. — Такие препараты существуют, просто вы с ними ещё не сталкивались! И радуйтесь, что нет! Что вы не знаете этого ощущение, когда сам себе не принадлежишь! Когда творишь страшные вещи! — Герман резко замолчал, переводя дыхание и медленно осознавая, что сказал слишком много. Молчал и Громов, словно застывший на стуле, как Лотова жена. Замерла двух шагах от койки Германа Ксения. И только Алёна, полная решимости найти Макса, шла прочь от санчасти.